196-105 Дурмштранг
Первая часть рассказа.
Утром вскакиваю на занятие Георга Драгаша. В Большом Зале собираются немногие проснувшиеся, но стоит мне на минуту выйти - уже никого нет! Встречаю Ёжина и бегу с ним вместе на улицу...
...лицо Моррин. С трудом, но знаю лазарет. Повернуть голову невозможно, всё болит, мир кружится... Слышу голос Мариуса. "Избавляйся от этой дурной привычки" - от какой? Ага, Иероним Драгаш запер двери в Крепости на Коллопортус Ультима. Спасибо снова, наставник Драгаш... После, за столом французской делигации, куда нас пригласил Чезарь, стала шутить - ни дня без Ступпефая Ультима, новая зимняя программа.
Прошлым вечером ко мне подошёл Драгутин, ответственный за наказания, и сказал, что осуществлять моё не станет. Не смогла удержаться от вопроса почему. Драгутин отвечал что-то не слишком твёрдое и обещал подойти утром. Не подошёл. Что ж, глупо было бы настаивать, да?
Наставник Брэнгэскэ мёртв. Наставник Брэнгэскэ был оборотнем.
Снова урок волшебных тварей. Наставник рассказывает о своём любимом - о драконах. Драконов я опасалась с детства, не могу объяснить почему, но пугают они меня изрядно. Никогда их не видела, и вот этот день наступил, мы много шутили с Морри насчёт того, что сегодня нас принесут по частям, а вот теперь - действительно пора. Замечаю, что рыбка в моих руках уже растереблена до лохматых шматов. Ирил Ангел оборачивается и спрашивает, правда ли я так волнуюсь. Так, надо, значит, держаться поспокойнее. На лестнице, наблюдая из-за стекла за драконом, начинаю даже напевать, чтобы успокоиться. На этот раз наша группа не первая, и мы успеваем увидеть и как Михай летает на драконе, и как дракон бьёт кого-то наотмашь лапой по лицу. Пора заходить.
Чувствую странную твёрдость внутри. Не опускать глаз? Вот ещё, действительно! Ты хочешь посмотреть, жертва я тебе или равный? Сейчас узнаем. Янко начинает играть с драконом в мячик, в когда они заканчивают, я протягиваю рыбу, и дракон ест её с моей руки. Чувствую, что по руке течёт кровь, но пока я думаю, насколько это серьёзно, подлетает Чезарь и залечивает мне руку. Благодарна ему от всего сердца.
Между тем, дракон валится на пол и начинает давиться в судорогах. Страшное, признаться, зрелище. Янко засовывает руку ему в пасть, и все мы долго суетимся вокруг гигантского зверя, стараясь ему помочь. Наконец дракон встаёт, и наставник объявляет, что он с нами играл. Вот поганец! Однако это ещё не все удивления. Дракон подставляет гребень, и мы, ещё не до конца веря, садимся все четверо.
Описать это я не смогу. Но запомню навсегда. Этот опыт был у меня только раз, но победа над страхом дарит воплощённую мечту о высоте. Это было так прекрасно, что всё счастье мира мне тогда было доступно.
Вспомнив, что дракон не любит сильных эмоций, я укусила себя за руку, чтобы не кричать. Мы покинули барьер, и с разных сторон я замечала улыбки и поздравления, заметила взгляд Михая, и абсолютно счастливая пошла с остальными в лазарет, чтобы ещё от дверей крикнуть Морри - на своих!
После начало происходить что-то странное. Невероятной силы тягой меня стало тянуть к каждому из мальчиков, проходящих рядом. Поняв, что происходит, я стала избегать Мариуса, и пришлось вынести тяжёлое объяснение и даже, кажется, обидеть Мариуса, но находиться с ним рядом было выше моих сил.
Наставник Драгаш остановил меня на лестнице и позвал на свой урок. Скрывая невользую дрожь от его присутствия, я отправилась в Большой Зал - начался мой час, и на этот раз мне следовало накормить двенадцать человек. Предлагала печенье, и друзья брали. Кто-то отказывался, но немногие. Удивили англичане - Велька, Мартина и Кингсли тоже взяли моего хлеба, и Серафим Ангел тоже. Ему даже хлеб протянуть - подвиг, каждый раз поднять взгляд на этого наставника значит стать смелее, чем был. Настоящий учитель.
Урок аппарации с Георгом Драгашем прошёл тяжело, потому что мне приходилось всё внимание сосредотачивать на стоящих рядом людях, и не слишком очевидно стараться быть к ним поближе. Наконец, всё закончилось, и я заторопилась в башню, отдать час, пока со мной ничего не произошло.
Пустая башня величественно-прекрасна. Чувствую, как жернова приняли мою плату.
Ещё на пути вверх я закрыла все двери, а теперь, прислушавшись, стала спускаться. Всё шло как обычно, пока из дверей неожиданно не появились Кингсли и Мартина.
Несмотря на то, что они моего возраста, они уже закончили Школу, и теперь они проходят обучение в Ордене Мракоборцев - Аврорате. В Британии учиться там можно совершенно открыто. Эти ребята очень нравились мне, и мы немало разговаривали, я много расспрашивала их, и они были рады отвечать. Позже я говорила Кингсли - люди, с которыми не дерёшься, делятся на тех, с кем не за что, тех, с кем не хочешь и тех, с кем опасно. В этот момент я поняла, что Мартина и Кингсли входили в две группы из трёх, и с ними было за что.
Разумеется, я не стала. В голове мысли неслись одна другой быстрее - слово волшебника, данное ректору, жернова, к которым нельзя приводить других учеников... но ведь они не ученики Дурмштранга? Может, это и хуже?
- Боюсь, что в этот раз ответа "потому что" будет мало. - Сказал Кингсли, тем не менее, вежливо улыбаясь.
На все вопросы о защите Школы, о лучших учениках я отвечала - потому что. Врать тому, кого уважаешь, невозможно, а говорить правду запрещало слово. Обычно они всё понимали и не спрашивали. Я стала надеяться, что и в этот раз тоже. То, насколько я успела их узнать, говорило мне, что они не пойдёт по запретной лестнице, и спрашивать ни о чём не будут.
За трапезой оказалось, что я ошиблась. Кингсли велел дать объяснения, и позже в тёмном коридоре (о проклятый дракон!) мне пришлось попросить их не лезть в эту тайну. Меня разозлило то, что от учеников Хогвартса я не смогла убереть то, что веками скрывается от учеников Дурмштранга - его сердце.
После разговора с Мариусом, когда я попросила его не подходить ко мне слишком близко, Мариус и господин Борх уходили по коридору, а в шаге от них Михай, обнимая меня, говорил что-то о делах Лучших Учеников. Мы отправились в его комнату, и до сих пор я не могу вспомнить, какие важные вещи он говорил, а помню вкус его губ, и помню, как острая мысль пронзила меня, и помню, что хватило сил убежать, и помню, что это был единственный раз, когда подступили к горлу слёзы, но не пролились, и помню Михая, отвернувшегося к окну, и помню мысль, что не смогу больше смотреть ему в глаза.
После Агата, увидев меня, услышав его имя, схватила палочку и побежала драться, но я остановила её, такого бесчестья я не могла допустить. После Михай на общем вечернем собрании вернул мне перчатку, обронённую в его комнате и, поцеловав в голову, поблагодарил. После.
Мы долго ждали наставницу Драгаш на её уроке, наконец, устав сдерживать страшную силу внутри, вышли и прямо на полу в коридоре стали играть в Брус (Ян Хотетовский совершенно справедливо выгнал нас с этим из горницы Иконы). Подошла девушка с Ножа и объявила, что Новаку нужен донор. Я пошла с ней, и под замечания Корчинского о возможных неудачных последствиях, отдала кровь. Тадеуш залечил мне руку каким-то неизвестным мне заклинанием и отпустил. После Новак подошёл и обнял меня, и я вдруг подумала, что мы теперь почти что кровные родственники.
Та, которой вбили кол, как вампиру, умерла. Ещё один груз.
Спрашивала Кингсли про некромедицину, он возмущался. Как мракоборец он говорил о зле. Спросила, согласился бы он быть донором своему другу или нет. Кингсли начал было, что донором - это другое, но я знаю, что если ты участвуешь в злом, нужно понимать это. Я участвовала, потому что не смогла иначе. Слаба я?
В больничном крыле лежит сестра Василика и Марица Драгаш. Марица спрашивает, готова ли я отдать насовсем свою песню - песню удачи. Готова, говорю я, хотя это будет мне нелегко. Не могу простить Марице, что потребовав жертву, она не взяла её.
- Ещё одна. - Тихо говорит Марица.
- Что? - Мы с Агатой. Ещё одна - что?
- Ещё одна наша студентка умерла.
Чувствую, как из под ног уходит земля. Помню, что они не могут понять причину смерти. Зачем-то увожу Агату из лазарета, зачем-то кричу сокурсникам, что Василики больше нет.
Мирча мне как будто холодной водой плеснул - надо держать лицо.
Велька приносит мне какое-то зелье, и от зелья пахнет заботой. Потом я узнаю, как они варили его на морозе, как хотели мне помочь. Пью зелье единым духом. В моей горнице - труп моей сестры.
Михай говорит о нашей вине. Чувствую, как бьётся наше единое сердце. Круг передаёт мне кубок.
Мой брат стал вампиром. Моя сестра убита ими. Я не прощу. Я не забуду. Себе - и никому.
Сжигаем тело в кабинете ритуалистики. Михай вначале встаёт с Корвином, спрашивает - ты хочешь? Не могу ответить, только киваю.
Инсендио Максима!
Стараемся беречь тех, у кого зов. Спрашиваю брата, почему он ходит один. Андраш говорит - да все то быстрее, то медленнее...
Находим Новака, который не смог удержать Соль в Крепости. Ком нарастает.
Лучшие Ученики обводят границы замка в последний раз. Ректор Каркаров пьёт с нами, и я помню его слова - вы не были лучшими из лучших учеников, но и худшими тоже.
Комоедица. Наконец присоединяемся к веселью, встаю так, чтобы видеть господина ректора - как же, охрана. Все вокруг веселятся, Михай подкатывает к Ренате, девицы катаются с горки, а я чувствую себя довольно глупо. Ни повеселиться, ни подраться... Рядом игры, но нет ни Мариуса, ни Андраша. За Андраша мы с Калиной тут же начинаем волноваться, однако через некоторое время узнаём, что он в Школе. Растерянно оглядываюсь вокруг, получаю марцишоры от какой-то сударыни.
Рядом мёрзнут под одним плащом Мартина и кингсли, дарю марцишоры им. Рассказываю про то, как зима и весна ходят парой. Вот и мы тоже - парой, говорит Мартина, и я совсем грустнею без Мариуса. Ребята уходят греться в Крепость, а я замечаю, что Михай и Тиль, моя замечательная тройка, куда-то бодро отправляется, и, конечно, отправляюсь за ними. Выслушав по пути множество насмешек от преподавателей насчёт "конской охраны", мы аппарируем вместе с ректором в какой-то подвал.
Там нас выставляют из круглой пещеры, в которой начинают готовить какой-то ритуал. Не то, чтобы мне было так уж интересно, но играть в бдительность нам быстро надоело. Один раз мы даже настроились на тревогу, но тщетно, и всё ждали, когда наконец преподаватели разберутся со своими делами и мы также торжественно и бессмысленно сопроводим господина ректора назад. Впрочем, даже подпирать стены в боевой готовности в хорошей компании не так уж скучно.
По возвращении в Большой Зал почувствовала общий фон ожидания и напряжённости. Лучшие Ученики (теперь - бывшие!) знали, что Крепость будет беззащитна несколько часов, а Михай даже сказал, что вытащил карту, и узнал, что у нас большие проблемы. Не впервой, конечно, но...
Наставники объявляют Лучших Учеников. Искренне радуюсь за Влада Бассараба, а когда выходит Михай, слышу то крик "Молодец!", то "Неудачник!" - от Агаты. Смеемся, хотя я, если уж быть честной, хотела бы снова стоять там с ними. Андраш печалится, и я понимаю, что не могу ничем помочь ему, даже поддерживать не умею.
Подсаживаюсь к англичанам, разговариваю с Кингсли. Понимаю, что мы общаемся уже несколько дней, а всё ещё удивительным образом говорим на "вы". Предлагаю это исправить, Кингсли с некоторым замешательством соглашается. Чувствую, что сидеть на месте мне тяжело, хочется выплеснуть энергию. Предлагаю Кингсли выйти и подраться, неожиданно он соглашается. Дерёмся от души, чужими палочками, привлекая настороженное внимание проходящих мимо студентов.
В конце дуэли делюсь с Кингсли самым тайным, самым главным - я хочу стать мракоборцем. С неожиданной остротой понимаю, что для моих родителей, для Андраша, для Калины это значит непосредственную опасность. Но решимость перекрывает.
Уходим с Кингсли из Большого Зала, хотим принести воды. Вижу синий туман и пытаюсь кричать, говорить, чтобы он воплотился. Туман только смеется не по-человечески. В какой-то момент оказываюсь между двух туманов, но слышу окрик Кингсли и возвращаюсь, отхожу на безопасное расстояние. Почему меня не трогают эти твари, а только - моих?
Возвращаемся в Большой зал и слышит какую-то Ультиму. Кингсли в одно мгновение оказывается на другой стороне зала рядом с Мартиной, я остаюсь. Наблюдаю, как торговец-купец Казимир объявляет себя ректором Школы, слышу самую страшную угрозу - через два часа жернова повернутся и вернут всех нас в год кровавого террора. Вспоминаю то, что видела ещё девчонкой, тёмные пятна и бледных мёртвых людей, ещё вчера обнимавших свою маленькую внучку. Чувствую страх.
Тиль приносит Мариуса, которого положил в Морфеус, когда Мариус хотел идти и драться один. Тиль делает Инкарцеро Ультима и я чувствую, что схожу с ума.
После, когда Мариус снова будет на ногах, я спою ему песню удачи, чтобы ни одна беда его не нашла.
Мариус рассказывает о порванной помолвке и предлагает мне выйти за него. Не согласиться невозможно!
Калина поёт мне песню, которая не даст мне умереть. Через меня течёт огромная любовь, и я удивляюсь, что могу вызвать такую.
Вижу, как Михай и кто-то ещё бросают Чары, но вижу, что они не доходят, не пробивают щит. Мы и сами наткнулись на сети, не пропускающие нас к врагу. Что ж, выходит, по-честному не получится?
Всматриваюсь в лица. Александра Долохова, Казимир, Йозеф Вронски... Слышу рядом вопрос - а что это за тварь с Йозефом рядом, держит его на доминейте? Это Доган. Это вампир, и выглядит он как мой брат Доган. Ненависть поднимается, Калина откуда-то возникает рядом и обеспокоенно хватает меня за руку. Успокаиваю её тем, что пока ничего не могу сделать.
"Станете выходить из зала - буду убивать". Мирча выходит на середину под балкон и начинает смеяться, говорить что-то дерзкое.
- Авада Кедавра, Истру! - Меня скрючивает над столом. В один миг перед глазами проходит всё, все встречи, все шутки, все слова, и всё сливается в единый вой - Мирча!
Михай встаёт над телом и требует от тёмного мага убить и его. Казимир отказывает...
Помню горящие глаза Кингсли и этот убеждённый шёпот: "Назвать Кари своим учителем..."
Помню, как со студенткой Иконы мы обсуждали, предаёт ли это наших наставников. Помню, как хотела сказать о происходящем Альвару, но не стала, - каждый должен решать сам, и чужой совет здесь не поможет.
Помню, как Кингсли снова и снова подходил и говорил что-то, убеждая то ли меня, то ли себя.
Помню поговорку отца: любишь меня, люби и мою собаку. Веришь другу... Нет, ошибки считаются на каждого, так что чувствовать и думать нужно только своим сердцем.
Помню, как говорю Вишневецкой, что если можно что-то делать, следует делать, а не ждать беды.
Помню, как спрашиваю самого Кари и неожиданно решаюсь.
Помню, как мы выходим и один за другим приносим присягу.
- Я признаю Кари своим учителем в теории магии!
Он преподал мне достойный урок. Помню.
Казимир умоляет и кричит, но мы всё быстрее произносим формулу, и вот нас двенадцать, и я вижу, как повисает на перилах балкона торговец-купец, и вижу кинжал, брошенный его рукой в сердце Кари. Становлюсь на колени и дарю свою Крапиву учителю.
Вампир с лицом моего брата лежит на полу. Осина в моей руке, и его пробитое сердце. Я помню всё.
Кари собирает вокруг себя людей, и мы перемещаемся к жерновам. Здесь начинается бой, появляются вампиры, упырь, даже маг. Плохо помню ход боя... Помню, как вначале Влад командовал нам, куда двигаться, но вот Влад сражён вампирской плетью сзади, и многие ранены, а мы всё стоим и почему-то не входим к жерновам и врагам.
Серафим Ангел и Альварес Борх были тогда с нами, и многие были, но многих и уносили. Помню, какое бессилие я почувствовала, пытаясь заставить людей поверить и сделать последний рывок вперёд, но увы, моих сил не хватило, и я только подбегала то к одному, то к другому, но лавина не трогалась с места. Помню, как была рада, когда появился Кингсли, он разделил моё возмущение промедлением...
Вдруг мой брат показался среди нас, и сразу запел, гладя странным взглядом в синий вампирский туман. Я знала, что это за песня, дитя души Андраша, песня, заставляющая вампира воплотиться. Андраш схватил меня за плечо и мы стали ходить за вампиров вдвоём, и вот туман уплывает в двери, и я вижу, как удивлённо смотрят бойцы и не заслоняют нам дорогу... Андраш падает под ударом плети, и я плохо помню, как мы вышли назад, к своим.
Помню Доминейт и помню, как пытаюсь делать чары в своих. Помню, как дурман чужой власти спадает и вижу лицо Кингсли, и он говорит что-то простое, что же, мол, я тебя брошу, что ли, и это чувство я никогда не позабуду. Чувство, что можно положиться на другого, и он не подведёт, и спасёт твою глупую жизнь.
Наконец вошли в знакомую комнату двенадцати лучей. Бой был выигран, и в этом бою я убивала вампиров.
Кари подошёл к сердце мельницы.
- Я бросаю в жернова связь со своими учениками. Теперь я снова хозяин мельницы!
Я поняла всё сразу. Я почувствовала. Думаю, каждый почувствовал. Наша связь с жерновами стала слишком сильной. После я узнала, что Кари убил проклятьем Каркарова и стал ректором. Да, этого, наверное, следовало ожидать... не знаю. Предательство - этой чаши мы тогда ещё не испили.
В Большом Зале Серафим Ангел говорит, что готов стать ректором. Чувствую радость и воодушевление, поднимаю палочку в салюте и готова идти за новым хозяином Крепости - именно он станет таковым безо всяких сомнений. Замечаю, как сидят в стороне англичане, но сейчас мне нечем поделиться с ними. Мне тяжело было оттого, что жизнью каждого из студентов Дурмштранга может распорядиться Школа, если это необходимо. Их жизни оказались увязаны в тот же узел, и мне не нравилось это, слишком сильно не нравилось.
Серафим Ангел вызывает тех, кто готовы стать двенадцатью его учениками, и я выхожу. Пишу своё имя под словами клятвы, но Кари появляется (в мантии ректора на балконе) и рассказывает о нашей связи с ним. Чувствую себя так, как наверное, чувствовали себя те, на Контракте.
Многие ученики собрались в кругу и рассказывают, кто что знает о жерновах, сердце Крепости, о том, что теперь управляет её судьбой. Чувствую, что должна сказать, и говорю. Не знаю, что со мной будет после, но пока я скажу...
После я потеряю речь, и хотя речь вернётся, я не смогу вспомнить, что я говорила. И позабуду всё, связанное с Лучшими Учениками и сердцем Школы. Это - одна из самых тяжёлых моих потерь.
Помню, как писала Кингсли записку, но поняла, что даже если мне расскажут, что я говорила, я позабуду. Стало жутко. И брат спросил: это навсегда? О моей немоте. Я была готова поверить, что навсегда, но немота прошла...
Всё, что пытались сделать с Кари, возвращалось к его ученикам. Помню, как Кингсли вдруг стал каменный, а после помню, как я вдруг упала от каких-то заклинаний. Помню в лазарете Вельку, истекающую кровью из груди.
Помню, как Велька сказала о Корчинском, сделавшем ей Круциатус, и после я узнаю и том же, случившемся с Михаем.
Михай уйдёт из Крепости: "Я получал Круциатус от наставника... чему мне учиться."
Увидела Агату, и по её лицу поняла, что она из другого мира. Она рассказала мне про град Константинополь, куда ушли те, кто не могли иначе. Моё сердце затопила благодарность к Андрашу.
Девушка, вспомнившая старую легенду, потребовала у Кари право на Драгутина. Десять мужчин пели песню, а она искала любимого. Она нашла.
Я слушала строчки и думала о моей Крепости.
Это вот моё, Богом сужденное...
"Ну что ж, значит, в другой раз", - услышала я и увидела, как падает амулет и как слетает мантия. Кари уже не было.
Помню, ка Серафим Ангел кричит "За Дурмстранг", и кричим мы все, отстоявшие то, что всего дороже.
Помню слёзы Кингсли. Они меня удивили, потому что я вдруг поняла, как мои друзья нуждаются в чём-то... в чём? Они никогда не ошибались прежде. Они никогда не чувствовали себя убийцами. Здесь, в Школе, каждый из Лучших знает, что из-за него умрут люди, и из-за него могут спастись. Ребята были ранены той раной, которая открывается у каждого, но меня поразило, что они даже не пытались сдержать края расползающейся раны, поразило, как они сидели тихие, как дети, и пытались справиться с чем-то, мне невидным, потому что тяжесть у нас была одна на всех, но на них лежала их личная, другая, и для них - первая.
Помню, как мы думали, что в Хогвартсе учат не ответственности, а вине.
Помню, как мысль о том, что утром эти люди покинут мою Крепость, показалась мне невыносимой.
Помню, как билось сердце, расколотое, но живое.
Утром вскакиваю на занятие Георга Драгаша. В Большом Зале собираются немногие проснувшиеся, но стоит мне на минуту выйти - уже никого нет! Встречаю Ёжина и бегу с ним вместе на улицу...
...лицо Моррин. С трудом, но знаю лазарет. Повернуть голову невозможно, всё болит, мир кружится... Слышу голос Мариуса. "Избавляйся от этой дурной привычки" - от какой? Ага, Иероним Драгаш запер двери в Крепости на Коллопортус Ультима. Спасибо снова, наставник Драгаш... После, за столом французской делигации, куда нас пригласил Чезарь, стала шутить - ни дня без Ступпефая Ультима, новая зимняя программа.
Прошлым вечером ко мне подошёл Драгутин, ответственный за наказания, и сказал, что осуществлять моё не станет. Не смогла удержаться от вопроса почему. Драгутин отвечал что-то не слишком твёрдое и обещал подойти утром. Не подошёл. Что ж, глупо было бы настаивать, да?
Наставник Брэнгэскэ мёртв. Наставник Брэнгэскэ был оборотнем.
Снова урок волшебных тварей. Наставник рассказывает о своём любимом - о драконах. Драконов я опасалась с детства, не могу объяснить почему, но пугают они меня изрядно. Никогда их не видела, и вот этот день наступил, мы много шутили с Морри насчёт того, что сегодня нас принесут по частям, а вот теперь - действительно пора. Замечаю, что рыбка в моих руках уже растереблена до лохматых шматов. Ирил Ангел оборачивается и спрашивает, правда ли я так волнуюсь. Так, надо, значит, держаться поспокойнее. На лестнице, наблюдая из-за стекла за драконом, начинаю даже напевать, чтобы успокоиться. На этот раз наша группа не первая, и мы успеваем увидеть и как Михай летает на драконе, и как дракон бьёт кого-то наотмашь лапой по лицу. Пора заходить.
Чувствую странную твёрдость внутри. Не опускать глаз? Вот ещё, действительно! Ты хочешь посмотреть, жертва я тебе или равный? Сейчас узнаем. Янко начинает играть с драконом в мячик, в когда они заканчивают, я протягиваю рыбу, и дракон ест её с моей руки. Чувствую, что по руке течёт кровь, но пока я думаю, насколько это серьёзно, подлетает Чезарь и залечивает мне руку. Благодарна ему от всего сердца.
Между тем, дракон валится на пол и начинает давиться в судорогах. Страшное, признаться, зрелище. Янко засовывает руку ему в пасть, и все мы долго суетимся вокруг гигантского зверя, стараясь ему помочь. Наконец дракон встаёт, и наставник объявляет, что он с нами играл. Вот поганец! Однако это ещё не все удивления. Дракон подставляет гребень, и мы, ещё не до конца веря, садимся все четверо.
Описать это я не смогу. Но запомню навсегда. Этот опыт был у меня только раз, но победа над страхом дарит воплощённую мечту о высоте. Это было так прекрасно, что всё счастье мира мне тогда было доступно.
Вспомнив, что дракон не любит сильных эмоций, я укусила себя за руку, чтобы не кричать. Мы покинули барьер, и с разных сторон я замечала улыбки и поздравления, заметила взгляд Михая, и абсолютно счастливая пошла с остальными в лазарет, чтобы ещё от дверей крикнуть Морри - на своих!
После начало происходить что-то странное. Невероятной силы тягой меня стало тянуть к каждому из мальчиков, проходящих рядом. Поняв, что происходит, я стала избегать Мариуса, и пришлось вынести тяжёлое объяснение и даже, кажется, обидеть Мариуса, но находиться с ним рядом было выше моих сил.
Наставник Драгаш остановил меня на лестнице и позвал на свой урок. Скрывая невользую дрожь от его присутствия, я отправилась в Большой Зал - начался мой час, и на этот раз мне следовало накормить двенадцать человек. Предлагала печенье, и друзья брали. Кто-то отказывался, но немногие. Удивили англичане - Велька, Мартина и Кингсли тоже взяли моего хлеба, и Серафим Ангел тоже. Ему даже хлеб протянуть - подвиг, каждый раз поднять взгляд на этого наставника значит стать смелее, чем был. Настоящий учитель.
Урок аппарации с Георгом Драгашем прошёл тяжело, потому что мне приходилось всё внимание сосредотачивать на стоящих рядом людях, и не слишком очевидно стараться быть к ним поближе. Наконец, всё закончилось, и я заторопилась в башню, отдать час, пока со мной ничего не произошло.
Пустая башня величественно-прекрасна. Чувствую, как жернова приняли мою плату.
Ещё на пути вверх я закрыла все двери, а теперь, прислушавшись, стала спускаться. Всё шло как обычно, пока из дверей неожиданно не появились Кингсли и Мартина.
Несмотря на то, что они моего возраста, они уже закончили Школу, и теперь они проходят обучение в Ордене Мракоборцев - Аврорате. В Британии учиться там можно совершенно открыто. Эти ребята очень нравились мне, и мы немало разговаривали, я много расспрашивала их, и они были рады отвечать. Позже я говорила Кингсли - люди, с которыми не дерёшься, делятся на тех, с кем не за что, тех, с кем не хочешь и тех, с кем опасно. В этот момент я поняла, что Мартина и Кингсли входили в две группы из трёх, и с ними было за что.
Разумеется, я не стала. В голове мысли неслись одна другой быстрее - слово волшебника, данное ректору, жернова, к которым нельзя приводить других учеников... но ведь они не ученики Дурмштранга? Может, это и хуже?
- Боюсь, что в этот раз ответа "потому что" будет мало. - Сказал Кингсли, тем не менее, вежливо улыбаясь.
На все вопросы о защите Школы, о лучших учениках я отвечала - потому что. Врать тому, кого уважаешь, невозможно, а говорить правду запрещало слово. Обычно они всё понимали и не спрашивали. Я стала надеяться, что и в этот раз тоже. То, насколько я успела их узнать, говорило мне, что они не пойдёт по запретной лестнице, и спрашивать ни о чём не будут.
За трапезой оказалось, что я ошиблась. Кингсли велел дать объяснения, и позже в тёмном коридоре (о проклятый дракон!) мне пришлось попросить их не лезть в эту тайну. Меня разозлило то, что от учеников Хогвартса я не смогла убереть то, что веками скрывается от учеников Дурмштранга - его сердце.
После разговора с Мариусом, когда я попросила его не подходить ко мне слишком близко, Мариус и господин Борх уходили по коридору, а в шаге от них Михай, обнимая меня, говорил что-то о делах Лучших Учеников. Мы отправились в его комнату, и до сих пор я не могу вспомнить, какие важные вещи он говорил, а помню вкус его губ, и помню, как острая мысль пронзила меня, и помню, что хватило сил убежать, и помню, что это был единственный раз, когда подступили к горлу слёзы, но не пролились, и помню Михая, отвернувшегося к окну, и помню мысль, что не смогу больше смотреть ему в глаза.
После Агата, увидев меня, услышав его имя, схватила палочку и побежала драться, но я остановила её, такого бесчестья я не могла допустить. После Михай на общем вечернем собрании вернул мне перчатку, обронённую в его комнате и, поцеловав в голову, поблагодарил. После.
Мы долго ждали наставницу Драгаш на её уроке, наконец, устав сдерживать страшную силу внутри, вышли и прямо на полу в коридоре стали играть в Брус (Ян Хотетовский совершенно справедливо выгнал нас с этим из горницы Иконы). Подошла девушка с Ножа и объявила, что Новаку нужен донор. Я пошла с ней, и под замечания Корчинского о возможных неудачных последствиях, отдала кровь. Тадеуш залечил мне руку каким-то неизвестным мне заклинанием и отпустил. После Новак подошёл и обнял меня, и я вдруг подумала, что мы теперь почти что кровные родственники.
Та, которой вбили кол, как вампиру, умерла. Ещё один груз.
Спрашивала Кингсли про некромедицину, он возмущался. Как мракоборец он говорил о зле. Спросила, согласился бы он быть донором своему другу или нет. Кингсли начал было, что донором - это другое, но я знаю, что если ты участвуешь в злом, нужно понимать это. Я участвовала, потому что не смогла иначе. Слаба я?
В больничном крыле лежит сестра Василика и Марица Драгаш. Марица спрашивает, готова ли я отдать насовсем свою песню - песню удачи. Готова, говорю я, хотя это будет мне нелегко. Не могу простить Марице, что потребовав жертву, она не взяла её.
- Ещё одна. - Тихо говорит Марица.
- Что? - Мы с Агатой. Ещё одна - что?
- Ещё одна наша студентка умерла.
Чувствую, как из под ног уходит земля. Помню, что они не могут понять причину смерти. Зачем-то увожу Агату из лазарета, зачем-то кричу сокурсникам, что Василики больше нет.
Мирча мне как будто холодной водой плеснул - надо держать лицо.
Велька приносит мне какое-то зелье, и от зелья пахнет заботой. Потом я узнаю, как они варили его на морозе, как хотели мне помочь. Пью зелье единым духом. В моей горнице - труп моей сестры.
Михай говорит о нашей вине. Чувствую, как бьётся наше единое сердце. Круг передаёт мне кубок.
Мой брат стал вампиром. Моя сестра убита ими. Я не прощу. Я не забуду. Себе - и никому.
Сжигаем тело в кабинете ритуалистики. Михай вначале встаёт с Корвином, спрашивает - ты хочешь? Не могу ответить, только киваю.
Инсендио Максима!
Стараемся беречь тех, у кого зов. Спрашиваю брата, почему он ходит один. Андраш говорит - да все то быстрее, то медленнее...
Находим Новака, который не смог удержать Соль в Крепости. Ком нарастает.
Лучшие Ученики обводят границы замка в последний раз. Ректор Каркаров пьёт с нами, и я помню его слова - вы не были лучшими из лучших учеников, но и худшими тоже.
Комоедица. Наконец присоединяемся к веселью, встаю так, чтобы видеть господина ректора - как же, охрана. Все вокруг веселятся, Михай подкатывает к Ренате, девицы катаются с горки, а я чувствую себя довольно глупо. Ни повеселиться, ни подраться... Рядом игры, но нет ни Мариуса, ни Андраша. За Андраша мы с Калиной тут же начинаем волноваться, однако через некоторое время узнаём, что он в Школе. Растерянно оглядываюсь вокруг, получаю марцишоры от какой-то сударыни.
Рядом мёрзнут под одним плащом Мартина и кингсли, дарю марцишоры им. Рассказываю про то, как зима и весна ходят парой. Вот и мы тоже - парой, говорит Мартина, и я совсем грустнею без Мариуса. Ребята уходят греться в Крепость, а я замечаю, что Михай и Тиль, моя замечательная тройка, куда-то бодро отправляется, и, конечно, отправляюсь за ними. Выслушав по пути множество насмешек от преподавателей насчёт "конской охраны", мы аппарируем вместе с ректором в какой-то подвал.
Там нас выставляют из круглой пещеры, в которой начинают готовить какой-то ритуал. Не то, чтобы мне было так уж интересно, но играть в бдительность нам быстро надоело. Один раз мы даже настроились на тревогу, но тщетно, и всё ждали, когда наконец преподаватели разберутся со своими делами и мы также торжественно и бессмысленно сопроводим господина ректора назад. Впрочем, даже подпирать стены в боевой готовности в хорошей компании не так уж скучно.
По возвращении в Большой Зал почувствовала общий фон ожидания и напряжённости. Лучшие Ученики (теперь - бывшие!) знали, что Крепость будет беззащитна несколько часов, а Михай даже сказал, что вытащил карту, и узнал, что у нас большие проблемы. Не впервой, конечно, но...
Наставники объявляют Лучших Учеников. Искренне радуюсь за Влада Бассараба, а когда выходит Михай, слышу то крик "Молодец!", то "Неудачник!" - от Агаты. Смеемся, хотя я, если уж быть честной, хотела бы снова стоять там с ними. Андраш печалится, и я понимаю, что не могу ничем помочь ему, даже поддерживать не умею.
Подсаживаюсь к англичанам, разговариваю с Кингсли. Понимаю, что мы общаемся уже несколько дней, а всё ещё удивительным образом говорим на "вы". Предлагаю это исправить, Кингсли с некоторым замешательством соглашается. Чувствую, что сидеть на месте мне тяжело, хочется выплеснуть энергию. Предлагаю Кингсли выйти и подраться, неожиданно он соглашается. Дерёмся от души, чужими палочками, привлекая настороженное внимание проходящих мимо студентов.
В конце дуэли делюсь с Кингсли самым тайным, самым главным - я хочу стать мракоборцем. С неожиданной остротой понимаю, что для моих родителей, для Андраша, для Калины это значит непосредственную опасность. Но решимость перекрывает.
Уходим с Кингсли из Большого Зала, хотим принести воды. Вижу синий туман и пытаюсь кричать, говорить, чтобы он воплотился. Туман только смеется не по-человечески. В какой-то момент оказываюсь между двух туманов, но слышу окрик Кингсли и возвращаюсь, отхожу на безопасное расстояние. Почему меня не трогают эти твари, а только - моих?
Возвращаемся в Большой зал и слышит какую-то Ультиму. Кингсли в одно мгновение оказывается на другой стороне зала рядом с Мартиной, я остаюсь. Наблюдаю, как торговец-купец Казимир объявляет себя ректором Школы, слышу самую страшную угрозу - через два часа жернова повернутся и вернут всех нас в год кровавого террора. Вспоминаю то, что видела ещё девчонкой, тёмные пятна и бледных мёртвых людей, ещё вчера обнимавших свою маленькую внучку. Чувствую страх.
Тиль приносит Мариуса, которого положил в Морфеус, когда Мариус хотел идти и драться один. Тиль делает Инкарцеро Ультима и я чувствую, что схожу с ума.
После, когда Мариус снова будет на ногах, я спою ему песню удачи, чтобы ни одна беда его не нашла.
Мариус рассказывает о порванной помолвке и предлагает мне выйти за него. Не согласиться невозможно!
Калина поёт мне песню, которая не даст мне умереть. Через меня течёт огромная любовь, и я удивляюсь, что могу вызвать такую.
Вижу, как Михай и кто-то ещё бросают Чары, но вижу, что они не доходят, не пробивают щит. Мы и сами наткнулись на сети, не пропускающие нас к врагу. Что ж, выходит, по-честному не получится?
Всматриваюсь в лица. Александра Долохова, Казимир, Йозеф Вронски... Слышу рядом вопрос - а что это за тварь с Йозефом рядом, держит его на доминейте? Это Доган. Это вампир, и выглядит он как мой брат Доган. Ненависть поднимается, Калина откуда-то возникает рядом и обеспокоенно хватает меня за руку. Успокаиваю её тем, что пока ничего не могу сделать.
"Станете выходить из зала - буду убивать". Мирча выходит на середину под балкон и начинает смеяться, говорить что-то дерзкое.
- Авада Кедавра, Истру! - Меня скрючивает над столом. В один миг перед глазами проходит всё, все встречи, все шутки, все слова, и всё сливается в единый вой - Мирча!
Михай встаёт над телом и требует от тёмного мага убить и его. Казимир отказывает...
Помню горящие глаза Кингсли и этот убеждённый шёпот: "Назвать Кари своим учителем..."
Помню, как со студенткой Иконы мы обсуждали, предаёт ли это наших наставников. Помню, как хотела сказать о происходящем Альвару, но не стала, - каждый должен решать сам, и чужой совет здесь не поможет.
Помню, как Кингсли снова и снова подходил и говорил что-то, убеждая то ли меня, то ли себя.
Помню поговорку отца: любишь меня, люби и мою собаку. Веришь другу... Нет, ошибки считаются на каждого, так что чувствовать и думать нужно только своим сердцем.
Помню, как говорю Вишневецкой, что если можно что-то делать, следует делать, а не ждать беды.
Помню, как спрашиваю самого Кари и неожиданно решаюсь.
Помню, как мы выходим и один за другим приносим присягу.
- Я признаю Кари своим учителем в теории магии!
Он преподал мне достойный урок. Помню.
Казимир умоляет и кричит, но мы всё быстрее произносим формулу, и вот нас двенадцать, и я вижу, как повисает на перилах балкона торговец-купец, и вижу кинжал, брошенный его рукой в сердце Кари. Становлюсь на колени и дарю свою Крапиву учителю.
Вампир с лицом моего брата лежит на полу. Осина в моей руке, и его пробитое сердце. Я помню всё.
Кари собирает вокруг себя людей, и мы перемещаемся к жерновам. Здесь начинается бой, появляются вампиры, упырь, даже маг. Плохо помню ход боя... Помню, как вначале Влад командовал нам, куда двигаться, но вот Влад сражён вампирской плетью сзади, и многие ранены, а мы всё стоим и почему-то не входим к жерновам и врагам.
Серафим Ангел и Альварес Борх были тогда с нами, и многие были, но многих и уносили. Помню, какое бессилие я почувствовала, пытаясь заставить людей поверить и сделать последний рывок вперёд, но увы, моих сил не хватило, и я только подбегала то к одному, то к другому, но лавина не трогалась с места. Помню, как была рада, когда появился Кингсли, он разделил моё возмущение промедлением...
Вдруг мой брат показался среди нас, и сразу запел, гладя странным взглядом в синий вампирский туман. Я знала, что это за песня, дитя души Андраша, песня, заставляющая вампира воплотиться. Андраш схватил меня за плечо и мы стали ходить за вампиров вдвоём, и вот туман уплывает в двери, и я вижу, как удивлённо смотрят бойцы и не заслоняют нам дорогу... Андраш падает под ударом плети, и я плохо помню, как мы вышли назад, к своим.
Помню Доминейт и помню, как пытаюсь делать чары в своих. Помню, как дурман чужой власти спадает и вижу лицо Кингсли, и он говорит что-то простое, что же, мол, я тебя брошу, что ли, и это чувство я никогда не позабуду. Чувство, что можно положиться на другого, и он не подведёт, и спасёт твою глупую жизнь.
Наконец вошли в знакомую комнату двенадцати лучей. Бой был выигран, и в этом бою я убивала вампиров.
Кари подошёл к сердце мельницы.
- Я бросаю в жернова связь со своими учениками. Теперь я снова хозяин мельницы!
Я поняла всё сразу. Я почувствовала. Думаю, каждый почувствовал. Наша связь с жерновами стала слишком сильной. После я узнала, что Кари убил проклятьем Каркарова и стал ректором. Да, этого, наверное, следовало ожидать... не знаю. Предательство - этой чаши мы тогда ещё не испили.
В Большом Зале Серафим Ангел говорит, что готов стать ректором. Чувствую радость и воодушевление, поднимаю палочку в салюте и готова идти за новым хозяином Крепости - именно он станет таковым безо всяких сомнений. Замечаю, как сидят в стороне англичане, но сейчас мне нечем поделиться с ними. Мне тяжело было оттого, что жизнью каждого из студентов Дурмштранга может распорядиться Школа, если это необходимо. Их жизни оказались увязаны в тот же узел, и мне не нравилось это, слишком сильно не нравилось.
Серафим Ангел вызывает тех, кто готовы стать двенадцатью его учениками, и я выхожу. Пишу своё имя под словами клятвы, но Кари появляется (в мантии ректора на балконе) и рассказывает о нашей связи с ним. Чувствую себя так, как наверное, чувствовали себя те, на Контракте.
Многие ученики собрались в кругу и рассказывают, кто что знает о жерновах, сердце Крепости, о том, что теперь управляет её судьбой. Чувствую, что должна сказать, и говорю. Не знаю, что со мной будет после, но пока я скажу...
После я потеряю речь, и хотя речь вернётся, я не смогу вспомнить, что я говорила. И позабуду всё, связанное с Лучшими Учениками и сердцем Школы. Это - одна из самых тяжёлых моих потерь.
Помню, как писала Кингсли записку, но поняла, что даже если мне расскажут, что я говорила, я позабуду. Стало жутко. И брат спросил: это навсегда? О моей немоте. Я была готова поверить, что навсегда, но немота прошла...
Всё, что пытались сделать с Кари, возвращалось к его ученикам. Помню, как Кингсли вдруг стал каменный, а после помню, как я вдруг упала от каких-то заклинаний. Помню в лазарете Вельку, истекающую кровью из груди.
Помню, как Велька сказала о Корчинском, сделавшем ей Круциатус, и после я узнаю и том же, случившемся с Михаем.
Михай уйдёт из Крепости: "Я получал Круциатус от наставника... чему мне учиться."
Увидела Агату, и по её лицу поняла, что она из другого мира. Она рассказала мне про град Константинополь, куда ушли те, кто не могли иначе. Моё сердце затопила благодарность к Андрашу.
Девушка, вспомнившая старую легенду, потребовала у Кари право на Драгутина. Десять мужчин пели песню, а она искала любимого. Она нашла.
Я слушала строчки и думала о моей Крепости.
Это вот моё, Богом сужденное...
"Ну что ж, значит, в другой раз", - услышала я и увидела, как падает амулет и как слетает мантия. Кари уже не было.
Помню, ка Серафим Ангел кричит "За Дурмстранг", и кричим мы все, отстоявшие то, что всего дороже.
Помню слёзы Кингсли. Они меня удивили, потому что я вдруг поняла, как мои друзья нуждаются в чём-то... в чём? Они никогда не ошибались прежде. Они никогда не чувствовали себя убийцами. Здесь, в Школе, каждый из Лучших знает, что из-за него умрут люди, и из-за него могут спастись. Ребята были ранены той раной, которая открывается у каждого, но меня поразило, что они даже не пытались сдержать края расползающейся раны, поразило, как они сидели тихие, как дети, и пытались справиться с чем-то, мне невидным, потому что тяжесть у нас была одна на всех, но на них лежала их личная, другая, и для них - первая.
Помню, как мы думали, что в Хогвартсе учат не ответственности, а вине.
Помню, как мысль о том, что утром эти люди покинут мою Крепость, показалась мне невыносимой.
Помню, как билось сердце, расколотое, но живое.