Интересная всё-таки штука - эффект послезнания.
Когда тебе уже известно, чем всё закончилось, предшествующие события воспринимаются совсем иначе. Но что главное - ты сам, как правило, не осознаёшь этого эффекта. Тебе кажется, что это новое восприятие - совсем не новое, что ты просто смотришь на события и видишь очевидные связи и последствия.
Нассим Талеб об этом писал в своём «Чёрном лебеде». Пока лебедь не клюнул - его никто не ожидает, прямо как испанскую инквизицию. Зато как только клюнул - тут же всякий начинает указывать: а вот тут предвещало, и тут тоже... да вообще любой слепой идиот мог бы предвидеть!
Но это всё так, присказка, это вы и без меня знали. Я просто хотел сказать, что очень смешно получается, когда под этим эффектом начинают толковать писания.
Если человек с улицы откроет евангелие и начнёт его читать - он там много всего увидит. У него создастся некоторое впечатление о Христе, его жизни и учении.
Но когда евангелие открывает православный - он видит там совершенно другое. Он-то умный, ему священники и Святые Отцы объяснили, о чём на самом деле христианство. А раз христианство об этом, а евангелие - христианская священная книга, то там именно это и должно быть написано.
Обычно говорят, что писания толкуют, чтобы понять их смысл. Но на самом деле наоборот - смысл уже заранее известен, а толкование необходимо, чтобы его обнаружить в написанном. Написано-то чаще всего совсем другое, иногда даже прямо противоположное!
Этим даже переводчики грешат. Синодальный перевод не зря иронически прозвали «сильно дальним» - переводили люди, опиравшиеся не столько на греческий оригинал, сколько на православные представления. В результате порой даже одни и те же выражения передавались по-разному, смотря по тому, что персонаж должен был сказать по мнению переводчика.
Вот характерный пример. В евангелиях трижды встречается греческая фраза ti emoi kai soi. Это достаточно грубое выражение, которое на русский переводится примерно как «тебе что от меня надо?».
Дважды - у Матфея и Луки - её произносит гадаринский бесноватый, обращаясь к Иисусу. И тогда в синодальном переводе она звучит как «что тебе до меня?». В принципе близко, хотя заметно более вежливо.
Но у Иоанна это говорит сам Иисус на свадьбе в Кане Галилейской, когда мать жалуется ему на нехватку вина. И мы читаем... «что Мне и Тебе, Жено?».
В евангелиях, особенно у синоптиков, родственники Иисуса почти не появляются в кадре. Выйдя на проповедь, он больше с ними не общался, а они, в свою очередь, не испытывали к нему ни малейшего благоговения.
Одного из учеников задним числом объявили его братом, но «апостол Иаков, брат Господень» появляется только в посланиях Павла, евангелия ничего подобного не говорят - хотя там указаны родственные отношения между другими апостолами из числа двенадцати. «Ибо и братья его не веровали в него».
В какой-то момент Иисус и вовсе произнёс: «вы, мои ученики, кто меня слушает и слушается - вот моя настоящая семья: братья, сёстры и мать».
Так что когда он требовал от последователей «возненавидеть» всю свою земную родню, мешающую войти в Царство Небесное - он лишь предлагал им последовать своему собственному примеру.
Но переводчики-то были отлично осведомлены, что Богородица в христианстве - вторая фигура, пользующаяся почти таким же почитанием, как и сам Иисус, богиня во всём, кроме имени. В свете такого послезнания Иисус просто обязан был воздавать ей должное.
И вот простое «чего тебе, женщина?» меняется до неузнаваемости. Иисус одной фразой ставит Марию на один уровень с собой и говорит: ну нам-то с тобой какое до них дело? Стратегически размещённые заглавные буквы завершают композицию.
Ловкость рук и никакого мошенничества.