Мишель Уэльбек - Покорность. ЛУЧШИЕ КНИГИ 2016.
Интересный роман. Мне понравился. Написан хорошо, есть о чем подумать.
С первых страниц увлекаешься слогом автора. Книга написала псевдо-нейтральным стилем и пронизана иронией. Если вы не сумеете прочесть между строк, то будете возмущены подобной политической фантастикой. Ежели вы сможете увидеть глубже, то поймете, что покорность и не к такому может привести. Можно все принимать и молчать, когда тебе удваивают зарплату. Или когда в жизни пустота, полуфабрикаты и отсутствие личной жизни. Одиночество. Я думаю, что проблема в том, что лейтмотив покорности проявляется не столько в принятии нового политического уклада, но и в покорности личной жизни главного героя. Он плывет по течению, ничего у него интересного не происходит. А главное - нет любви. И вот проблема отсутствия любви как раз и служит причиной, почему вот так вот все. Пусто как-то. Хотя я с удовольствием читала интеллектуальные размышления - сейчас их редко встретишь у современных авторов.
Я думаю, что здесь акцент сделан не столько на политике, сколько на внутренних переживаниях. Внешний мир становится абсурдным, управляемым сильными мира сего, СМИ, он изменяется мгновенно и обычному человеку только и остается, что принимать все происходящее как должное. И поскольку каждый становится таким вот пассивным принимающим, постольку и рождается та самая покорность. События, встречи, разговоры мелькают на страницах романа, они вызывают размышления субъекта, но не более. Как было замечено в книге, счастье - именно в покорности. В покорности сидеть в болоте страхов, апатии, финансового благополучия.
В общем-то, в итоге, в конце романа герой заявляет, что все сложится вроде бы хорошо. И жен много будет, и веру можно поменять... С одной стороны, остается какое-то чувство предательства себя... Но с другой - его ведь можно заменить придуманными благами, навязанными благами...
Мы покоряемся ухищрениям маркетологов и оказываемся вовлечены в гонку за успехом, деньгами. Становимся зависимы от товаров, покупок, которые нам пытаются всучить, как главную причину радости, знаменитости или модные особы. Обучение становится не таким уж важным фактором в нашей жизни - пересидеть на лентах, закончить поскорее и отправиться в погоню за денежным счастьем. Уэльбек прекрасно рассуждает об этом. Образование филолога, такое возвышенное, такое интеллектуальное - оказывается в нашем обществе никому ненужным. Ну разве что для профессии продавца это может быть дополнительным плюсом. Это ведь... как абсурдно звучит на самом-то деле))
Забавно, что мусульманский мир, о котором пишет автор, в какой-то степени уже настал. Образование - зачем, просто выдохни эти 5 лет - и все. Женщина - корми и возбуждай. Читай 50 оттенков серого и покоряйся мужским издевательствам. Деньги - это новый Бог. Он управляет и повелевает. СМИ - свобода слова, говорите?...
А к чему приведет ваша личная покорность?
Аня Скляр
Описание
Блестящий и непредсказуемый Мишель Уэльбек - один из самых знаменитых писателей планеты, автор мировых бестселлеров “Элементарные частицы”, “Платформа”, “Возможность острова”, “Карта и территория” (Гонкуровская премия 2010 года). Его новый роман “Покорность” по роковому совпадению попал на прилавки в день кровавого теракта в журнале “Шарли Эбдо”, посвятившем номер выходу этой книги. “Покорность” повествует о крахе в недалеком будущем современной политической системы Франции. Сам Уэльбек определил жанр своего романа как “политическую фантастику”. Действие разворачивается в 2022 году. К власти демократическим путем приходит президент-мусульманин, страна начинает на глазах меняться. Одинокий интеллектуал по имени Франсуа, поглощенный наукой, университетскими интригами и поиском временных подруг, неожиданно обнаруживает, что его мир рушится, как карточный домик.
Роман лауреата Гонкуровской премии Мишеля Уэльбека о Франции, в которой президентом стал мусульманин. Это не социальный роман, хотя в нем есть политическая картина дня. Он про то, что у сибаритского безразличия есть предел, и если нам не нужна наша жизнь, то на нашу свободу будет претендовать кто-то другой. Человек иной веры, наркодилер или муж-деспот - кто угодно. Главный герой романа, преподаватель Сорбонны Франсуа, - одинокий, потерянный интеллигент, которому алкоголь и секс помогают как анестезия, но не решают проблемы тотального отсутствия смысла. «Покорность» - роман не о том, как жаль, что все так вышло, а о том, что сам виноват. Утрата ценностей, инфантильность, неспособность к самостоятельному выбору чего бы то ни было, душевная пустота - путь, неизбежно приводящий к мысли, что «высшее счастье заключается в полнейшей покорности». Проза Уэльбека лишена художественных красот, в ней только анатомически страшная правда. И одинокий призыв взять на себя ответственность. За утешением - к другим авторам.
Цитаты из книги Мишель Уэльбек - Покорность
«На следующее же утро (а может быть, и в тот же вечер, не поручусь, потому что вечером после защиты я напился в полном одиночестве) мне стало ясно, что завершилась определенная часть моей жизни и, скорее всего, лучшая ее часть.
В таком положении оказываются в нашем обществе, пока еще западном и социал-демократическом, все, кто заканчивает свое обучение, хотя многие и не осознают этого, по крайней мере не сразу, одержимые жаждой заработка или, возможно, потребления - в случае самых примитивных особей, попавших в острую зависимость от ряда товаров (но таких все же меньшинство, а люди более солидные и вдумчивые заболевают простейшей формой помешательства на деньгах, этом “неутомимом Протее”), но в еще большей степени они одержимы желанием проявить себя, заполучить место под солнцем в мире, основанном, как они полагают и надеются, на соревновательном принципе, к тому же их раззадоривают всякого рода идолы, будь то спортсмены, модные дизайнеры, создатели веб-сайтов, актеры или топ-модели.»
«Особенность литературы, одного из главных искусств той западной цивилизации, которая на наших глазах завершает свое существование, не так уж и трудно сформулировать. Музыка, в той же степени, что и литература, может вызвать потрясение, эмоциональную встряску, безграничную печаль или восторг. Живопись, в той же степени, что и литература, может дать повод для восхищения и предложить по-иному взглянуть на мир. Но только литературе подвластно пробудить в нас чувство близости с другим человеческим разумом в его полном объеме, с его слабостями и величием, ограниченностью, суетностью, навязчивыми идеями и верованиями; со всем, что тревожит, интересует, будоражит и отвращает его. Только литература позволяет самым непосредственным образом установить связь с разумом умершего, даже более исчерпывающую и глубокую, чем та, что может возникнуть в разговоре с другом; какой бы крепкой и проверенной временем ни была дружба, мы не позволяем себе раскрываться в разговоре так же безоглядно, как сидя перед чистым листом бумаги и обращаясь к неизвестному адресату. Разумеется, когда речь идет о литературе, имеют значение красота стиля и музыкальность фраз; не следует также пренебрегать глубиной авторской мысли и оригинальностью его суждений; но автор - это прежде всего человек, присутствующий в своих книгах, и в конечном счете не так уж и важно, хорошо или плохо он пишет, главное - чтобы писал и действительно присутствовал в своих книгах (странно, что такое простое и вроде бы элементарное условие оказывается в реальности слишком сложным и что этот очевидный и легко поддающийся наблюдению факт был так мало использован философами всех мастей; дело, однако, в том, что люди, в принципе, обладают, за неимением качества, равным количеством бытия, и, в принципе, все они в равной мере так или иначе присутствуют; однако по прошествии нескольких столетий впечатление складывается совершенно иное, и чаще всего с каждой новой страницей, явно продиктованной в большей степени духом времени, нежели собственно личностью пишущего, тает на наших глазах туманный субъект, все более призрачный и безликий). Точно так же, если книга нравится, это значит, по сути, что нам нравится ее автор, к нему хочется все время возвращаться и проводить с ним целые дни напролет.»
«Образование, полученное на филологическом факультете университета, как известно, практически не имеет применения, и разве что самые талантливые выпускники могут рассчитывать на карьеру преподавателя на филологическом факультете университета - ситуация, прямо скажем, курьезная, так как эта система не имеет никакой иной цели, кроме самовоспроизводства, при объеме потерь, превышающем 95 %. Впрочем, образование это не только не вредное, но может даже принести какую-никакую побочную пользу Девушка, желающая получить место продавщицы в бутике Celine или Hermes, должна, разумеется, для начала позаботиться о своем внешнем виде, но диплом лицензиата или магистра по современной литературе может стать дополнительным козырем, гарантирующим нанимателю, за неимением годных в употребление познаний, определенную интеллектуальную сноровку, предвещающую карьерный рост, поскольку литература, кроме всего прочего, издавна имеет позитивную коннотацию в индустрии люкса.»
«Частные уроки, которые я давал в надежде улучшить свое материальное положение, довольно быстро убедили меня, что передача знаний чаще всего невозможна, разнородность умов бесконечна, а также что ничто не может не только устранить это глубинное неравенство, но даже, на худой конец, хоть как-то сгладить его.»
«Когда аспиранты спрашивают меня, в каком порядке следует изучать произведения автора, которому они решили посвятить свою диссертацию, я неизменно отвечаю, что лучше придерживаться хронологии. И не потому, что жизнь писателя имеет решающее значение; скорее наоборот, именно последовательность произведений вычерчивает своего рода интеллектуальную биографию, с определенной внутренней логикой.»
«Богатые саудовки, облаченные днем в непроницаемую черную паранджу, вечером перерождаются в райских птичек, наряжаясь в грации, ажурные лифчики и стринги, украшенные разноцветными кружевами и стразами; западные женщины, как раз наоборот, очень элегантные и сексуальные днем, как им и положено по социальному статусу, вернувшись вечером домой, совершенно распускаются и в полном изнеможении, махнув рукой на всякую перспективу обольщения, облачаются в мешковатую домашнюю одежду.»
«В тот момент, когда она рухнула на диван, бросив враждебный взгляд на табуле, я задумался о жизни Аннелизы и вообще о жизни западных женщин. Утром, наверное, она укладывает волосы, тщательно одевается, в соответствии с требованиями своего профессионального статуса, думаю, она как раз скорее элегантна, чем сексуальна, хотя тут сложно угадать точную дозировку того и другого, и, видимо, она тратит на все это уйму времени, потом отводит детей в ясли, ее день заполнен рассылкой мейлов, телефонными звонками, разнообразными встречами, до дому она добирается часам к девяти вечера, совершенно разбитая (детей вечером забирает Брюно, он же их кормит ужином, поскольку у него график госслужащего), падая с ног, напяливает бесформенную кофту и спортивные штаны и в таком виде предстает перед своим господином и повелителем, у которого наверняка возникает - просто не может не возникнуть - ощущение, что где-то его наебали, и у нее тоже возникает ощущение, что где-то ее наебали и что с годами ничего не изменится к лучшему, дети вырастут, профессиональные обязанности почти автоматически увеличатся, а уж об увядании плоти нечего и говорить.»
«Вернувшись домой, я налил себе большой стакан вина и погрузился в “Семейный очаг”, по моим воспоминаниям это был лучший роман Гюисманса, и я сразу же ощутил удовольствие от чтения, после почти двадцатилетнего перерыва оно каким-то чудом осталось прежним. Пожалуй, никогда еще остывающее счастье старых супругов не было описано с такой нежностью:
Вскоре уделом Андре и Жанны стали безмятежные ласки, они с удовольствием иногда спали вместе, по-родственному, просто ложились рядом, чтобы побыть друг с другом и поболтать, а потом уснуть, спина к спине.
Красиво, конечно, но правдоподобно ли? И можно ли в наши дни рассматривать такую перепективу? Разгадка, очевидным образом, заключалась в чревоугодии:
Гурманство проникло в их жизнь, став новым увлечением взамен угасающей чувственности, это было сродни вожделению священников, которые, за неимением плотских радостей, издают вопль ликования при виде изысканных блюд и благородных вин.
Разумеется, в те времена, когда женщины сами покупали и чистили овощи, разделывали мясо и часами тушили рагу, такие нежные и высококалорийные отношения вполне могли возникнуть; но по мере развития промышленной обработки продуктов те чувства забылись, впрочем, они, как откровенно признавался Гюисманс, служили весьма слабой компенсацией утерянных плотских удовольствий. Сам он в действительности никогда не сожительствовал с “кухаркой”, хотя, по мнению Бодлера, только они, наряду с “девками”, способны составить счастье литератора, - наблюдение тем более верное, что с годами “девка” вполне может превратиться в “кухарку”, именно в этом состоит ее сокровенная мечта и природная склонность.»
«Я вернулся в кровать, погладил Мириам по попе; она прижалась ко мне, не просыпаясь.
Я перевернул ее на спину, раздвинул ей ноги и стал ласкать ее; она почти сразу намокла, и я вошел в нее. Она всегда любила такие простые позы. Я приподнял ее за бедра, чтобы проникнуть глубже, и начал двигаться в ней. Принято считать, что женский оргазм - сложная и загадочная штука; но лично мне еще менее понятен механизм моего собственного оргазма. Я сразу почувствовал, что на этот раз смогу сдерживаться столько, сколько потребуется, до бесконечности притормаживая растущее удовольствие. Я двигался плавно, не уставая, через несколько минут она застонала, потом закричала, а я продолжал, не вынимая, продолжал, даже когда она стала сжимать мой член изнутри, я дышал размеренно, легко, мне казалось, я вечен, она издала долгий стон, и я рухнул на нее, обхватив ее руками,»
«Прошло несколько часов. Солнце уже заходило между многоэтажками, когда, внезапно очнувшись, я снова начал соображать, что происходит со мной, вокруг меня и вообще. Разум мой блуждал в каких-то темных и смутных пространствах, и теперь мной овладела смертельная тоска.»
«В прежние времена люди объединялись в семьи - то есть, произведя на свет себе подобных, вкалывали еще какое-то количество лет, пока дети не повзрослеют, и потом отправлялись к Создателю. Но в наши дни, пожалуй, имеет смысл начинать совместную жизнь лет в пятьдесят - шестьдесят, когда постаревшим, измученным телам требуется уже только умиротворяющая и целомудренная близость родного человека; когда региональная кухня, прославленная, например, в телешоу “Эскапады Пети-рено”, одерживает убедительную победу над всеми прочими радостями жизни.»
«Ощущение близости по телефону было слишком пронзительным, а пустота, следующая за ним, - слишком нестерпимой.»
«Ближнего своего всегда сложно понять, как знать, что таится у него в глубине души, а уж без хорошей бутылки так и подавно.»
«Оторвавшись от компьютера, я подошел к окну; одинокое лентикулярное облако, отливавшее по бокам оранжевым светом в лучах заката, зависло в вышине над стадионом Шарлети, неподвижное и безразличное, как межгалактический корабль. Я не чувствовал ничего, кроме притупленной глухой боли, но и ее было достаточно, чтобы мысли мои затуманились; я понимал только, что снова остался один, что желание жить неуклонно угасает и впереди у меня нет ничего, кроме очередных неприятностей.»
«Было три часа, но, как всегда в Париже, темнота не была кромешной. Мне было видно штук десять многоэтажек и сотни зданий средних размеров. Всего там насчитывалось несколько тысяч квартир и столько же семей - парижских семей, состоящих, как правило, из одного-двух человек, теперь все чаще из одного. Подавляющая часть этих ячеек уже погасла. Уважительных причин покончить с собой у меня нашлось бы ничуть не больше, чем у многих. А если разобраться, так и гораздо меньше: моя жизнь была отмечена подлинными интеллектуальными свершениями, я вращался в определенных кругах, хоть и весьма узких, но все же пользующихся известностью и даже уважением. В материальном плане тоже грех было жаловаться: мне пожизненно гарантировали высокие доходы, в два раза выше среднего по стране, и вдобавок я не должен был никак их отрабатывать. Тем не менее я хорошо понимал, не испытывая при этом ни отчаяния, ни даже особой печали, что близок к самоубийству, просто ввиду постепенной деградации “совокупности функций, противостоящих смерти”, о которых говорит Биша. Элементарной воли к жизни мне уже явно не хватало, чтобы сопротивляться всем мукам и неурядицам, которыми усеян жизненный путь среднестатистического западного человека. Оказалось, что я не способен жить ради самого себя, а ради кого еще я мог бы жить? Человечество меня не интересовало, более того, внушало мне отвращение, я вовсе не считал всех людей братьями, особенно если рассматривать достаточно узкий фрагмент человечества, состоящий, например, из моих соотечественников или бывших коллег. При этом, как ни досадно, я вынужден был признать этих людей себе подобными, и именно это сходство и побуждало меня избегать их; хорошо бы мне найти женщину, это было бы классическим и проверенным решением вопроса, женщина, разумеется, тоже человек, но все же она являет собой несколько иной тип человека и привносит в жизнь легкий аромат экзотики.»
«Вот за такие фразы я всегда его и любил; и еще за другие пассажи, вроде того, где он заявляет, что одна из редких чистых радостей в этом мире состоит в том, чтобы улечься в одиночестве в постель со стопкой хороших книг и пачкой табаку под рукой.»
«Старая сука Ницше был прав, угадав своим тонким чутьем, что христианство, по сути, религия женская.»
«Хотя на самом деле мне уже ничего так не хотелось, как почитать, улегшись в постель в четыре часа дня с блоком сигарет и бутылкой чего-нибудь покрепче»
«Не будь христианства, европейские народы превратились бы в лишенное души тело - то есть в зомби. Но может ли христианство возродиться, вот в чем вопрос.»
«- Покорность, - тихо сказал Редигер. - Никогда еще с такой силой не была выражена столь ошеломляющая и простая мысль - что высшее счастье заключается в полнейшей покорности.»
«Мы испытываем ностальгию по какому-то месту просто потому, что там жили, хорошо ли, плохо ли - не важно, прошлое всегда прекрасно, будущее, кстати, тоже; причиняет боль только настоящее, и мы носим его в себе, словно некий гнойник страданий, ни на минуту не покидающий нас в промежутке между двумя бескрайними полосами чистого счастья.»
«Подвергните человека эротическим искушениям (совершенно, кстати, стандартным: глубокие вырезы и мини-юбки срабатывают безотказно, tetas у culo, лучше испанцев не скажешь), и он испытает сексуальное влечение; уберите вышеупомянутые раздражители, и он перестанет его испытывать, а через несколько месяцев, а то и недель думать забудет о сексе;»
«Человек - это животное, как известно; но это не луговая собачка, не антилопа. Доминантное положение в природе ему обеспечивают не когти, не зубы и не скорость бега, а как раз таки его интеллект. Так что я вам ответственно заявляю: нет ничего ненормального в том, что профессора университетов включены в разряд доминирующих самцов.»
«- Знаете… В тот вечер, у меня дома, мы говорили о метафизике, о сотворении мира и т. д. Я прекрасно сознаю, что на самом деле людей это чаще всего не интересует, но подлинно серьезные темы, как вы сказали, затрагивать неловко.»
«На практике все мужчины, поставленные в ситуацию выбора, всегда выбирают одно и то же. Вот почему во многих цивилизациях, в частности в мусульманской, появились свахи. Это очень нужная профессия, заниматься которой могут только весьма опытные и мудрые женщины. Кроме того, будучи женщинами, они имеют право смотреть на обнаженных девушек с целью, скажем так, предварительной оценки, чтобы впоследствии соотнести их внешние данные со статусом предполагаемых супругов. Претензий у вас не будет, не беспокойтесь…»
Оригинальное название: Michel Houellebecq - Soumission
Автор: Мишель Уэльбек
Издательство: Corpus, АСТ
Язык: Русский
Год издания: 2016
Количество страниц: 352 стр.
Формат: 135x205 мм
Переплет: Твердый
Тираж: 10 000
ISBN: 978-5-17-089765-0
Вес: 298 гр.
Литература стран мира: Литература Франции
Литература по периодам: Современная литература
Фото: @ ferdinanbardamu
