Энн Морроу Линдберг - Дар моря. Книга о том, как вернуть себе радость жизни (2023). Цитаты
«Дар моря» - книга, в которой автор рассуждает о смысле и целях нашей жизни. Энн Морроу Линдберг ведет нас по удивительному острову, где природа и океан становятся настоящими героями. Автор демонстрирует уникальную способность находить красоту и умиротворение в простых вещах, открывает для читателя мир гармонии и внутреннего спокойствия. «Дар моря» - книга, которую вы будете хранить рядом с сердцем и с благодарностью перечитывать ее снова и снова.
На какой бы странице ни открыли вы «Дар моря», вы найдете там слова, помогающие дышать и жить неспешнее. Эта книга дарит возможность обрести покой и умиротворение в настоящем, каковы бы ни были обстоятельства. Просто читать ее - значит хотя бы некоторое время существовать в ином, более безмятежном темпе.
Прекрасная книга для женщин, которая вдохновляет жить!
Цитаты из книги Энн Морроу Линдберг - Дар моря. Книга о том, как вернуть себе радость жизни: В первые дни существует только твое усталое тело. Стоит опуститься в шезлонг, как, вопреки всем продуманным планам, погружаешься в первобытные ритмы морского побережья. Мерно накатывающие волны, ветер в соснах, цапли, взмахивающие крыльями над песчаными дюнами… Ты подпадаешь под их чары, расслабляешься, растягиваешься, лежа ничком. Распластанная морем, обнаженная, открытая, пустая, как пляж, с которого прибой дня нынешнего стирает все надписи дня минувшего.
Однако примерно на второй неделе разум просыпается. Не в городском ритме - нет! - но в ином, особом, пляжном. Он принимается плавать, играть, перекатываться мягкими кувырками, будто лениво набегающий прибой. Никогда не знаешь, какие случайные сокровища может выбросить он на гладкий белый песок сознания, какую идеально скругленную гальку, какую редкую раковину с морского дна. Изящного трубача, или панцирь лунной улитки, или аргонавта?
Терпение, терпение, терпение - вот чему учит море. Терпение и вера.
Но прежде всего я хочу быть в ладу с самой собой. Я хочу единства взглядов, чистоты намерений и ощущения некоего внутреннего стержня, который даст мне возможность исполнять свои обязательства настолько хорошо, насколько это в моих силах. На языке праведников это называется жизнью «в благодати», но я использую это выражение не в его теологическом смысле. Под благодатью я подразумеваю внутреннюю гармонию, в основном - духовную, которая может претворяться в гармонию внешнюю. «Думаю, о чем-то в этом роде просил в своей молитве Сократ из «Федра»: «То, что у меня есть извне, пусть будет дружественно тому, что у меня внутри». Мне хотелось бы достичь состояния внутренней духовной благодати, в котором я могла бы действовать и отдавать так, как предназначено мне в глазах Божьих.
В жизни многих из нас случаются периоды, когда мы живем «в благодати», и те, когда мы от этой «благодати» отпадаем. В первом счастливом состоянии нам кажется, что все дела спорятся с легкостью, одно за одним, словно несомые на гребне огромной волны. Зато в противоположном и шнурки-то едва завяжешь. И вот тогда вместо того, чтобы тратить силы на изучения новых способов завязывания шнурков, лучше пуститься на поиски «благодати» и освоить само искусство жить.
Существуют обстоятельства и правила поведения, которые вернее ведут к внешней и внутренней гармонии, нежели другие. Есть определенные дороги, которым можно следовать. Одна из них - простота.
Очутившись у моря, в первую очередь учишься искусству отбрасывания и узнаешь, сколь малым можно обходиться, сколь немногим. Начиная с физического разоблачения, которое затем таинственным образом распространяется и на другие сферы. Сначала - одежда. Разумеется, на солнце ее нужно гораздо меньше. Да и вообще ее нужно меньше. Не полный шкаф - лишь небольшой чемодан. И какое же это облегчение! Меньше подшивания и отпускания подолов, меньше штопки и - самое главное - меньше переживаний из-за того, что надеть. Ловишь себя на том, что сбрасываешь с себя не только одежду, но и тщеславие.
Далее - кров. На севере я живу в непроницаемой крепости, а здесь - в домике, похожем на голую морскую раковину. Ни отопления, ни телефона, ни сколько-нибудь существенного водопровода, ни горячей воды, ни двухконфорочной печи-плиты на мазуте и никаких устройств, способных сломаться. Никаких ковриков. В смысле, коврики-то были, но я скатала их в первый же день: так легче сметать песок с пола. А потом и вовсе перестала суетиться из-за уборки. Пыль больше не попадается мне на глаза. Я отбросила свою пуританскую совестливость и стремление к абсолютной опрятности и чистоте. Может, это тоже материальное бремя?
Никаких занавесок. Для уединения они не нужны: сосны, окружающие дом, хорошо защищают меня. Мне хочется, чтобы окна были открыты все время, я больше не переживаю из-за возможного дождя. Я начинаю избавляться от суетности, свойственной евангельской Марфе. Мебельные чехлы, которые можно стирать, линялые и старые - я их едва замечаю, мне безразлично, какое впечатление они произведут на других людей. Я отбрасываю и гордыню. Мебели - как можно меньше, мне ее много и не нужно. Я буду впускать в свою раковину только тех, с кем смогу быть абсолютно честной. Я обнаруживаю, что отбрасываю лицемерие в человеческих отношениях. Какой отдых это сулит! Ведь самая изнурительная вещь на свете - это неискренность. Вот почему нас лишает сил социальная жизнь: приходится носить маску. Я свою маску сбросила.
Я обнаружила, что вполне счастливо живу без тех вещей, которые считала необходимыми зимой на севере. И в этой связи вспоминаю слова одного моего друга из Франции, который провел три года в немецком концентрационном лагере. Узников кормили скудно, они подвергались жестокому обращению, были лишены физической свободы. При этом, несмотря на всю чудовищность такого сравнения, тюремная жизнь показала моему другу, сколь малым может обходиться человек и какую необыкновенную духовную свободу и покой может нести упрощение.
Как удивительны острова! Острова в пространстве, как тот, на который я приехала, окольцованные многими милями вод, не соединенные между собой ни мостами, ни кабелями, ни телефонами. Оторванные от мира и мирской жизни. Острова во времени - такие, как этот мой короткий отпуск. Прошлое и будущее отсечены; остается только настоящее. Существование в настоящем придает островной жизни особую яркость и чистоту. В непосредственности «здесь и сейчас» живешь, словно дитя или праведница. Каждый день, каждый поступок есть остров, омываемый временем и пространством, он обладает своей островной завершенностью. Люди в такой атмосфере тоже становятся подобны островам - сдержанными, цельными и безмятежными, уважающими чужое одиночество, «Никто из людей не остров», - сказал Джон Донн. А мне вот кажется, все мы - острова в одном общем море.
В конечном счете, мы все одиноки. И это основное состояние одиночества не зависит от нашего выбора. Оно, как говорит поэт Рильке, «не то, что мы вольны принять или отринуть. Мы отшельники. Мы можем пребывать в иллюзии и вести себя так, будто это неправда. Не более. Но гораздо лучше признать, что мы такие, даже просто допустить эту мысль. Разумеется, - продолжает он, - голова от этого идет кругом».
Как ненавистно думать о себе - «одинокая»! Как стараешься этого избегать! Кажется, будто это слово подразумевает отторжение или непопулярность. С ним крепко сцеплена застенчивая паника юности. Так я и останусь, думаешь ты, сидя на стуле с прямой спинкой, одна, в то время как других девушек уже разобрали и кружат по танцплощадке их партнеры с жаркими ладонями.
Мы так боимся одиночества, что не позволяем ему даже приблизиться к себе. Даже если родственники, друзья и кино подведут, все равно есть радио или телевизор, чтобы заполнить пустоту. Мы можем заниматься домашними делами при поддержке героев мыльных опер. Даже грезы наяву были делом более творческим: они требовали от человека хоть каких-то усилий и питали внутреннюю жизнь. Теперь же вместо того, чтобы растить на почве одиночества цветы заветных мечтаний, мы удушаем это пространство непрерывной болтовней. Она нужна нам, чтобы заполнить пустоту. Когда же шум прекращается, оказывается, что нет никакой внутренней музыки, способной занять его место. Мы должны заново учиться быть одинокими - повторяю я.
Это трудный урок для наших дней - оставить друзей и семью, и намеренно практиковать искусство одиночества в течение часа, или дня, или недели. Для меня труднее этой разлуки ничего нет. Расставание, пусть даже недолгое, болезненно. Оно - что-то вроде ампутации. Словно у меня оторвана конечность, без которой я не могу функционировать. И все же, отдалившись от всех, я убеждаюсь, что у одиночества есть некое невероятно драгоценное качество. Жизнь устремляется обратно в пустоту - более богатая, более яркая, более полная, чем прежде. Словно при расставании действительно лишаешься руки. А потом, как морская звезда, отращиваешь ее заново; и вот ты снова целая, завершенная и полная - даже более целая, чем до сих пор, когда твои части были во власти других людей.
В своем добровольном одиночестве я иначе почувствовала людей, ибо вовсе не физическое отчуждение имеет значение, а изоляция духовная. Не необитаемый остров и не каменистая пустошь отсекает тебя от тех, кого ты любишь. Это пустошь в уме, пустыня в сердце, по которой ты бредешь, потерянный и чужой. Когда ты чужд себе, то и от других отчужден. Если не можешь прикоснуться к себе, то и к другим прикоснуться не можешь. Как часто в большом городе, пожимая руку другу, я чувствовала, что между нами лежит целая пропасть. Мы оба блуждали по засушливым неудобьям, утратив источники, что питали нас - или оставив их пересохшими. Только человек, связанный с собственной сокровенной сутью, связан и с другими - вот что я начинаю понимать. И лично мне эту суть, этот внутренний источник лучше всего заново обретать в одиночестве.
Я далеко уходила по пляжу, успокоенная ритмом волн, ощущая, как солнце греет мою голую спину, а ветер и водяная пыль оседают на моих волосах. Я шла по линии прибоя, как тот кулик. А потом возвращалась домой, промокшая, одурманенная, до краев наполненная проведенным в уединении днем - полная, как луна, когда ночь еще не успела отщипнуть от нее ни единой крошки, или как чашка, налитая до ободка. Я думала о словах Давида-Псалмопевца: «Чаша моя преисполнена» (Псалтирь 22:5). Пусть только никто не придет - молилась я во внезапном приступе паники - я могу расплескать себя!
Значит, вот что происходит с женщиной? Ей постоянно приходится себя расплескивать! Все ее инстинкты вечной кормилицы детей, мужчин, общества требуют, чтобы она отдавала. Ее время, ее энергия, ее творческая суть постоянно утекают. Мы традиционно научены и инстинктивно спешим отдавать там, где это нужно - и по первому требованию. Женщина вечно расплескивает себя по капле ради жаждущих, и ей почти не дозволено иметь время, чтобы дать своему кувшину снова наполниться до краев.
В отличие от мужчины, женщина не видит результатов своего даяния: кто станет хвалить домохозяйку и повышать ее по службе?
Если функция женщины - давать, то ее потери тоже нужно восполнять. Но как?
«Уединением», - говорит лунная раковина. Каждый человек должен побыть один какое-то время в течение года, какую-то часть каждой недели, каждого дня. Как революционно это звучит, и как трудно этого достичь! Многим женщинам подобная задача покажется невыполнимой. У них нет дополнительного дохода, чтобы потратить его на собственный отпуск; из-за будничных хлопот нет времени на выходной, а после целого дня готовки, уборки и мытья не остается и часа на творческое одиночество.
Женщине уединение необходимо, чтобы вновь обрести свою истинную сущность, тот твердый стержень, который станет центром целой паутины человеческих отношений.
Не зная, чем накормить дух, мы пытаемся заглушать его требования разного рода занятиями.
В иные времена в жизни женщины было больше вещей, которые давали ей опору, сознавала она это или нет; больше источников, питавших ее. Само затворничество в четырех стенах давало ей возможность уединения. Многие домашние обязанности способствовали тихому вдумчивому собиранию своей сущности.
Ничто так не питает внутренний центр, как творческий труд, даже в скромных его разновидностях, таких как готовка и шитье.
Еще одной великой центрирующей силой для женщины всегда была Церковь. Этот спокойный, никем не прерываемый час тишины - законное время уединения. Здесь - наконец-то - женщина была цельной, а не разбитой на тысячу функций. Она имела возможность полностью отдаться поклонению, молитве, причастию и почувствовать себя безоговорочно принятой. И в этом даянии и принятии она обновлялась, ее источники восполнялись.
Тихое время в уединении, размышление, музыка, чтение. Любое занятие - физическое или творческое, которое черпает вдохновение изнутри. Вовсе необязательно, чтобы это был гигантский проект или великий труд. Но это должно быть нечто свое собственное - как своя комната. Просто расставляя цветы в вазе, вы обретаете душевный покой. То же чувство возникает, когда вы пишете стихи или возносите молитву. Все это лишь возможность на какое-то время направить внимание внутрь себя.
«Стремиться к себе - значит быть внутри себя», - говорит Плотин (Шестая Эннеада, Шестой трактат, раздел 1).
Начало отношений - это свежесть весеннего утра. Забывая о грядущем лете, мы мечтаем продлить весну начала любви, когда два человека предстают друг перед другом как отдельные индивидуальности, без прошлого или будущего. Мы восстаем против любых перемен, даже понимая, что любая трансформация естественна и является частью процесса жизни. Однако никакая влюбленность не может длиться вечно. Она переходит на следующий уровень, и этот момент надо принять, как принимаем мы после весны наступление лета.
Как бы ни ностальгировали мы по первоначальным чувствам, жизнь не стоит на месте. Рано или поздно нам приходится брать на себя определенные обязательства: мужские, связанные с работой во внешнем мире, и женские - по поддержанию огня в очаге. Мы как будто теряем себя настоящих и превращаемся в функции.
Однако насытиться другими отношениями, которые кажутся более легкими просто потому, что находятся на своей ранней стадии, не так-то просто. Существует иллюзия, что теперь тебя будут любить такой, какая ты есть на самом деле, а не как собрание неких функций. Но можно ли действительно найти себя в ком-то другом? В чьей-то чужой любви? Или даже в зеркале, которое держит перед тобой другой человек?
Думаю, что истинную идентичность надо искать, как сказал однажды Майстер Экхарт, путем «ухода в себя и самопознания». Обретать ее в творческой деятельности, исходящей изнутри. Самый удивительный парадокс заключается в том, что для того, чтобы найти себя, надо сначала себя потерять - свою привычную жизнь, обязанности, ожидания. Только тогда можно заново почувствовать свою силу и с ее помощью вернуть чистоту отношений. Только заново обретший себя человек может восстановить утерянную любовь.
Вспомните, с чего все начиналось. Проведите время только вдвоем. Ибо если женщина может заново обрести себя в уединении, то столь же вероятно, что и изначальные отношения иногда можно восстановить, проведя отпуск наедине друг с другом. Большинство супружеских пар в таком отпуске переживают неожиданную радость.
Существует множество видов любви: вначале это любовь романтическая, затем - постепенно растущая преданность и проходящее сквозь нее партнерство. Любовь состоит из привязанностей, и взаимозависимостей, и общих переживаний. Она соткана из воспоминаний о встречах и конфликтах, из триумфов и разочарований. Это паутина из общего набора слов, из предпочтений и неприязней, привычек и реакций, как физических, так и психологических. Это паутина из инстинктов и интуиции, из осознанного и неосознанного взаимодействия. Паутина брака создается близостью, ежедневным житьем бок о бок. Она ткется в пространстве и во времени из субстанции самой жизни.
Женщина должна повзрослеть сама. Главная задача «переходного возраста» заключается в том, чтобы научиться самостоятельности. Мы должны перестать полагаться на других, даже если при этом нам кажется, что, состязаясь с другими, мы демонстрируем свою силу.
В прошлом женщина металась между двумя противоположными полюсами: зависимостью и конкуренцией, викторианством и феминизмом. Обе крайности выбивали ее из равновесия, и ни одна из них не являлась центром, истинным центром бытия. Сегодня нам необходимо отыскать свой истинный центр в одиночку. Мы должны стать цельными. последовать совету поэта и стать «миром для себя ради другого». Это и будет достойной прелюдией к будущим отношениям «двух одиночеств».
Более того, задумываюсь я, не оба ли они - и мужчина, и женщина - должны совершить свой героический подвиг? Разве не обязан мужчина тоже стать миром для себя? Развивать прозябающие в небрежении стороны своей личности: искусство смотреть вовнутрь, на которое у него редко находится время в его активной, направленной на внешние победы жизни; личные отношения, которыми у него было не так много шансов насладиться; так называемые женские качества - эстетические, эмоциональные, культурные и духовные, которые вечная спешка мешала ему развивать?
На самом деле, все вышеперечисленное не является в строгом понимании этого слова не мужским и не женским - а просто человеческим. Мы изголодались по нему в нашей материальной, внешней, активной, маскулинной культуре, мы слишком долго не обращали на него внимания. Но только оно, в конечном счете, делает нас цельными и дает возможность стать миром для самих себя.
«Полная общность между двумя людьми невозможна, - пишет Рильке, - и когда кажется, что она есть, это, тем не менее, ограничение, взаимная договоренность, которая лишает либо одного, либо обоих полной свободы и развития. Но стоит им осознать и согласиться, что даже между двумя самыми близкими людьми продолжает существовать бесконечная дистанция, - и тут уже можно вырастить бок о бок замечательную жизнь, если им удастся полюбить ту дистанцию между ними, которая делает возможным для каждого увидеть другого цельным на фоне просторных небес!»
Школьные привычки прочно засели в моей голове: утро - это пора интеллектуальной работы, вторая половина дня нужна для решения физических задач, работы под открытым небом. Вечер же существует для откровенности, общения.
Прогуливаемся по пляжу под звездами. А когда устаем ходить, ложимся на песок и смотрим в небо. Мы словно растягиваемся, расширяемся, чтобы вобрать в себя весь его объем. И звезды вливаются в нас до тех пор, пока мы не наполняемся ими до самых краев.
Вот что мне нужно после суетности дня, работы, мелочей, близости - и даже общения. Я жажду величия ночи, полной звезд, накрывающей меня, будто свежая волна.
Хорошие отношения подобны танцу. Партнерам нет нужды крепко держаться друг за друга, потому что они существуют внутри одного и того же рисунка - сложного, проворного и вольного, словно какой-нибудь деревенский танец Моцарта.
Страх разрушает «крылатую жизнь».
Но как его изгнать? Только любовью, которая является его противоположностью. Когда сердце до краев налито любовью, в нем нет места для страха, сомнений и нерешительности. И именно это важно для танца. Когда каждый из партнеров любит так полно, что забывает спросить себя, любят ли его в ответ, когда он знает лишь, что любит, и движется под эту музыку - только тогда два человека способны сосуществовать в идеальной гармонии.
Единственная истинная безопасность - не во владении или обладании, не в требовании или ожидании, даже не в надежде. Безопасности в отношениях не дает ни ностальгический взгляд назад, в былое, ни мысли о том, что могло бы быть. Ее дает лишь жизнь в настоящих отношениях и принятие их такими, каковы они сейчас.
Я буду помнить свои островные заповеди.
Простота бытия - насколько это возможно, чтобы сохранить истинную осознанность.
Баланс жизни физической, интеллектуальной и духовной.
Работа без спешки.
Пространство - для значимости и красоты.
Время - для одиночества и для общности.
Близость к природе - для веры в цикличность жизни: жизни духа, творческой жизни и жизни человеческих отношений.
Несколько раковин.
Современная коммуникация нагружает нас большим числом проблем, чем способен вынести живой человек.
Мы не в состоянии постичь сложность настоящего, так что отвергаем его и живем в упрощенной мечте о будущем.
Мы бежим, постоянно бежим, пытаясь избавиться от неподъемного бремени, которое сами на себя взвалили.
Разве не потеряли мы то самое важное, определяемое словами «здесь», «сейчас», «личность» и «отношения»? Настоящее отбрасывается в гонке за будущим, «здесь» забывается ради «там», а индивидуум становится незначительным в сравнении с огромностью массы.
Наверное, мы так и не научимся ценить «здесь и сейчас», пока не возникнет реальная угроза его лишиться.
«Здесь», «сейчас» и «личность» всегда были объектами особого внимания праведника, художника, поэта и - с незапамятных времен - женщины. В маленьком мирке своего дома она никогда не забывала об уникальности каждого члена семьи, о спонтанности «сейчас», о яркости «здесь». Это основная субстанция жизни. Это индивидуальные элементы, которые формируют более крупные сущности, такие как человечество в целом, будущее или мир.
Мы вновь обретаем часть радости в «сейчас», часть покоя в «здесь», часть любви в «я и ты», и все они, вместе взятые, создают Царство Небесное на земле.
Волны шепчут эхом позади меня.
«Терпение», «Вера», «Открытость» - вот чему учит море.
«Простота», «Уединение», «Цикличность»…
Энн Спенсер Морроу Линдберг (22 июня 1906 - 7 февраля 2001) - американская писательница и авиатор.
Отец Энн был послом США в Мексике и сенатором от штата Нью-Джерси; мать учительницей и поэтессой, боролась за права женщин.
В 1929 году Энн стала женой заслуженного авиатора-первопроходца Чарльза Линдберга. Чтобы быть рядом с мужем, она выучилась на пилота и стала первой американкой, получившей лицензию первоклассного летчика-планериста в 1930-м.
Энн пережила трагическую гибель своего первенца - мальчика похитили, полиции не удалось вернуть его живым. Энн справилась с горем и родила еще пятерых детей.
Энн Линдберг написала 13 книг. Первая книга - «С Севера на Восток» (1935) - была удостоена премии National Book Awards, вторая - «Слушай! Ветер» (1938) - добилась такого же успеха. Линдберг получила премию Святого Кристофера за публикацию дневников - «Война внутри и снаружи». Наиболее известной работой стала книга «Дар моря», опубликованная в 1955 году. Она мгновенно стала популярной и оставалась бестселлером в течение многих лет.
Энн получала многочисленные награды и звания на протяжении всей жизни в знак признания ее вклада как в литературу, так и в авиацию. В 1933 году она получила Почетный крест Ассоциации флага США за участие в обследовании трансатлантических воздушных маршрутов. В следующем году была награждена медалью Хаббарда Национальным географическим обществом за исследовательские экспедиции на пяти континентах; со своим мужем Чарльзом Линдбергом она пролетела 64 000 километров. В 1993 году организация «Женщины в аэрокосмической отрасли» вручила ей премию «Аэрокосмический исследователь» в знак признания достижений и вклада в отрасль. Энн Линдберг была включена в Национальный авиационный зал славы (1979), Национальный зал славы женщин (1996), Авиационный зал славы Нью-Джерси и Международный зал славы женщин-пионеров в авиации (1999).
Она жила в разных местах - США, Англии, Франции, Швейцарии и на Гавайях.
Умерла в возрасте 94 лет в окружении семьи.