Родина телефона
Сразу признаюсь, в этом послании я отчаянно нахалтурил с фотоматериалом. Если честно, я не очень и старался. Мне кажется, что содержание должно компенсировать поганое качество фоторяда.
Александр Грэхем Белл родился в Шотландии. Его отец был профессором-логопедом, практикующим доктором. Мать была не чужда искусству, неплохо рисовала и сама делала потрясающие гобелены по собственным эскизам. Году так в 1860 папа Белл (забыл, как его звали) познакомился с преподобным Хендриксоном, пастором англиканской церкви в городочке Брантфорд, провинция Онтарио, где-то около 100 километров от Торонто по направлению на запад к озеру Эри. Я убежден, что практически никто в этом мире не имеет никакого представления о Брантфорде. Если совсем честно, он этого и не заслуживает. Трудно представить себе что-то более провинциальное, чем Брантфорд. По смыслу это полный аналог Крыжополя. Но у этого местечка любопытная история.
В 1784 году Великий Вождь племени Махоков капитан Джозеф Тайенданегеа Брант собрал совет шести племен, обитавших на территории нынешнего штата Нью-Йорк. Уже из имени и титула капитана видно, что был он весьма непрост. "Тайенданегеа" в переводе с языка Махоков означает "два куска дерева, связанных вместе" (иногда еще переводят как "два брошенных жребия", но это вроде бы вторая версия, а не первая). Брант был умен, хорошо образован, явно понимал белого человека и смог договориться со своими. Помимо Махоков в совет вошли представители племен Онондога, Тускарора, Онейда, Кайюга и Сенека. Немного прозаседав, индейцы постановили, что воевать с янки дальше бессмысленно и глупо, и пора сваливать (эмигрировать по-современному). Убежище, естественно, дала Канада, которая была крайне заинтересована в защитниках своей территории. После переговоров с канадским правительством (точнее, британским наместником) индейцам была выделена земля недалеко от границы с США по берегу реки Великой. Кстати, эта река точь-в-точь как наша река Великая Псковской губернии, такой же ширины и причудливого поведения. Берега очень красивые, а в воде полно рыбы и всякой пушной живности. На границе своих территорий в остром северо-восточном углу неправильного четырехугольника Брант основал деревушку. Он был очень неплохим бизнесменом и бодро начал развивать промышленность и сельское хозяйство. Дело в том, что по заключенному договору индейцы навсегда освобождались от всех налогов и акцизов. Белых людей Брант сотоварищи не переводили бездарно на скальпы, а активно приглашали на поселение к себе. Через сто лет Брантфорд заслужил репутацию очень приличного места.
Памятник капитану Тайенданегеа Бранту в городке Брантфорд его имени. По второму ярусу идут фигуры представителей шести племен. Вот они.
В нижнем ярусе памятника сцены из жизни индейцев - военный совет (видимо, тот самый, где было принято решение об эмиграции) и боевой танец.
Кроме этого монумента и истории основания Брантфорд ничем не отличается от множества других мелких городов Канады: скоростной хайвей с тремя развязками, опрятные и довольно красивые церкви, несколько стандартных гигантских сараев-магазинов со стандартным ассортиментом, три Макдональдса и два Тима Хортонса (что то же самое, но хозяева франчайзинга - канадская компания). Вокруг города поля и виноградники. Ниагарская долина и район озера Эри - центр канадского виноделия. В самом городе чисто и тихо, и каждый метр тротуаров регулируется бесчисленными мудреными значками разрешенных и запрещенных парковок. Я был там не один. К моему приятелю приехали родители из Днепропетровска, и я захватил их с собой прокатиться. Естественно, сразу начались вопли сравнения Брантфорда со Жмеринкой. Жмеринка сравнения не выдержала.
Мне хочется здесь отступить от рассказа. Оказывается, Днепропетровск не имеет отношения к Петру Первому (а я раньше думал иначе), и был он когда-то вовсе даже Екатеринослав. Петровский - это какой-то большевик среднего звена, один из четырех депутатов-социалистов царской Госдумы. Потом он руководил ЦИК Украины, в том числе в годы коллективизации и голодомора, чем и укрепил свое славное имя в названии миллионного города. При этом город переименовали при его жизни, сразу после того как он стал председателем ЦИК. Нормально, да? Мне можно возразить, что имена не означают ничего. Вот, переименовали Ленинград назад в Петербург, и что, стало лучше? Да нисколько. По словам моих спутников в Днепропетровске нет в принципе горячей воды, а частенько не бывает и холодной - местный Водоканал должен энергетикам. Разве вода появится, если сменить вывеску на воротах? Нет, конечно. От механических переименований воды не будет, это верно. Но и до тех пор, пока не исчезнут с карты такие названия, воды тоже не будет! А если титаническими усилиями вода все же появится, не появится что-то другое! Большевики-то как раз понимали это отлично, недаром они скинули все старые памятники, взорвали церкви и переиначили абсолютно все, начиная от алфавита. И в послевоенной Германии сначала скинули все памятники фюреру, переименовали все улицы, убрали все символы фашизма, и только потом начались перемены. В каждой буковке, в каждой закорючке живут идеологические символы. Ну не может процветать завод имени Ильича, это странно и необъяснимо, но так устроен мир. Невозможно идти вперед с башкой, повернутой назад. Глупо играть симфонический концерт в свинарнике - музыкантам грязно, а свиньям шумно. Идеология означает очень много, по сути - все. Идеология шире общественной морали, она включает в себя мораль и устанавливает ее. И когда я слышу гимны "Америка, Америка" или "О, Канада", мне хочется встать, а от "Союза нерушимого", или как его там теперь, хочется плеваться. Только не говорите, что я не патриот. Гимн - это концентрация идеологии, он должен вызывать не ностальгию по временам, когда было все, и даже девки были моложе, а гордость за страну, желание жить в этой стране. Вот памятник Бранту, он построен с уважением к этому человеку, который действительно что-то создал, а не разрушил. Этот памятник человечен, в конце концов. А кто стоит на главной площади Жмеринки? Ленин? Значит, Жмеринка forever.
Такие вот спорные мысли.
Да, почти 150 лет назад, когда еще будущий большевик Петровский ходил пешком под стол, семья Беллов решила переехать в Новый Свет и купила ферму рядом с домом своего знакомого пастора Хендриксона, практически на том же участке. Кроме большого дома с оранжереей им принадлежало 10 акров земли и большой амбар. Он не сохранился. Но как-то Беллы все равно не занимались сельским хозяйством. Младший Александр не нашел работу в Брантфорде и перехал в Бостон. Он занимался практически тем же, что и его отец - преподавал в школе для глухих детей. Рано женился на своей ученице. На лето он приезжал к родителям погостить. Летом 1874 года, пытаясь усовершенствовать приспособления для глухих, он сообразил как можно сделать телефон. На следующее лето, в 1875 году, в доме Беллов был проведен первый сеанс телефонной связи между комнатами. Вот этот аппарат, вроде бы даже подлинный.
На 90% вещи Беллов в доме подлинные и действительно когда-то находились в распоряжении их семьи. Там есть любопытные фигульки, например, ванная с чугунными кранами. Вода закачивалась в бак ручным насосом, а подогревалсь газом. Дровяная плита с хитрыми приспособлениями для жарки и варки, инкрустированная серебром. Домашний орган, который участвовал в первых опытах по передаче звука (с другой стороны провода свидетели записывали название играемого произведения, потом сравнивали записи). Какие-то еще мелочи быта 150-летней давности. В Америке много таких домов-музеев с подлинными вещами, и видно, насколько эти люди всегда хотели жить хорошо и уютно.
Белл остался ужасно доволен результатами испытаний, и в тот же год получил патент. На следующее лето состоялся первый в мире сеанс междугородней связи между Брантфордом и Парижем. Но это не тот Париж, что вы все сразу подумали. Париж, Онтарио - это крошечная деревушка в семи милях от Брантфорда. Whatever. Дело пошло.
На снимке справа - дом Беллов, слева - дом пастора Хендриксона. Он присматривался к опытам с огромным интересом и лично в них участвовал. Еще через год первый этаж своего дома он переоборудовал в первую в мире телефонную станцию. Отсюда, из этой избушки, началась гигантская империя Bell Telecom. Вот первый в мире телефонный аппарат, достаточно мощный для дальней связи - 1876 год.
А эта телефонная станция появилась уже несколько позже. Она обслуживала Брантфорд из домика пастора. Когда в доме звонящего крутили трубку, электрический разряд ронял лепесток на соответствующем штеккере. Таким образом телефонистка могла узнать, с какого номера шел набор.
Домашний телефон - начало XX века.
Крупная телефонная станция, рассчитанная на небольшой город. Куски реальной аппаратуры удачно сочетаются со старой фотографией, увеличенной до натуральных размеров.
Первая локальная станция для крупного бизнеса (или просто территориальная). Такие агрегаты выпускались серийно.
Телефон и обстановка общественного переговорного пункта. Это примерно 1905 год.
В 1878 году семья Беллов покинула Брантфорд и перебралась в Вашингтон, поближе к сыну и его бизнесу. Преподобный Хендриксон забросил церковную службу и переехал в Монреаль работать торговым агентом в Bell Canada. Монреаль на ту пору был самым крупным городом страны. Александр Грэхэм с тех пор был в городке только два раза, один раз на открытии музея своего имени. Лет через пятьдесят отцы города решили увековечить память о гениальном земляке и его изобретении в камне. В совет по созданию монумента вошли уважаемые люди, в основном священники, безумно далекие от всякой техники. Результат превзошел все ожидания. Вот мемориал телефону, "а пачэму так - нэпастижимо".
Я увеличил фигуры на каменном панно слева и справа.
Видимо, это иллюстрация к популярной песне "любовь идет по проводам". Не знаю, как еще прокомментировать.
Больше в Брантфорде смотреть нечего. Из Брантфорда я решил поехать к настоящим индейцам в резервацию. В общем, у нас не было иллюзий. Но хотелось увидеть вигвам, не говоря уже о разукрашенных перьями полуголых войнах. Вигвам мы таки увидели. Под драным шатром хранились мешки с удобрениями. В всем остальном нас ожидало крупное разочарование. Стандартные двух-трехэтажные дома с гаражами. На каждом углу кибитки и покосившиеся вагончики, в которых торгуют сигаретами. Колоссальный амбар - казино, похожее на заброшенный коровник. Небольшой туристский центр и кемп (лагерь для прицепов) на берегу реки Великой. И очень дешевый бензин. Мы попали на землю, где нет налогов! Об этом договорился с властями в 1784 году великий вождь Джозеф Тайенданега Брант! И значит, любой бизнес, включая игорный и торговлю табаком и бензином, свободен от акцизов! Вообще. Как-то они там регулируют все-таки алкоголь, иначе все бы моментально спились. Возможно, так и случилось с потомками вождя. Табак мне был не нужен, кости бросать тоже как-то я не любитель, но не заправиться на халяву было бы грешно. Девчонка в будке обычной бензоколонки Шелл ничем не отличалась от такой же в Торонто, только волосы у нее были подозрительно черные, прямые и блестящие. Но, конечно, я заранее догадывался о том, что она скажет. С меня потребовали магнитную карточку настоящего индейца, которому завсегда и все ништяк, потому что последние 225 лет он не платит налоги. А без пластика какой же ты индеец? Никакой. И, если карточки нет, тогда как бы цена написана мелкими цифирками рядом. И с табаком та же история. Спекулируют они, конечно, а как же иначе. Они спекулируют, а их ловят, и все при деле, и все довольны.
Назад для разнообразия я поехал по совершенно безлюдной местности, покрытой сетью небольших грунтовых дорог. Иногда на горизонте появлялись фермы, подчас достаточно красивые дома даже с арками и колоннами. Индейцы жили вполне себе культурно. А, может, это уже и не индейцы были, фиг их разберет. Вид ферм-дворцов с колоннами опять вызвал у моих спутников поток бессвязных стенаний о судьбах украинской деревни. А, что там говорить, кесарю - кесарево, а слесарю - слесарево. Мы ничего исправить не можем.
Карта, подобранная на бензоколонке, несмотря на то, что была нарисована явно от руки, оказалась на удивление точна, и, поплутав по перекресткам среди канадских полей, я снова выбрался на магистраль.