От кого воняет кимчи?
Этим вопросом я задался после поездки в Южную Корею на новогодние праздники (и буду сопровождать написанное сделанными фотографиями, не имеющими, впрочем, прямого отношения к теме). Сама выведенная в заголовок грязненькая формулировка уже говорит за себя, указывает, так сказать, на объект презрения и неприятия. Я слышал такие слова от разных японцев несколько раз, причем однажды - от очень образованного и способного человека, и каждый раз вспоминал, как в среднеазиатских странах практически то же самое говорили о евреях (только вместо кимчи там подставляли другой термин).
Трудно понять - отчего Япония на протяжении всей своей истории столь упорно стремилась завоевать Корею, страну, через которую (или из которой) туда пришло мировоззрение и культура буддизма, откуда на японский архипелаг переселялись целые династии мастеров, общественных деятелей, писателей и поэтов?
Еще в шестом веке японцы активно стремились подчинить себе Корею, используя разногласия между тремя тамошними царствами и посылая на полуостров военные отряды, однако к концу столетия корейские владения были для них потеряны.
Второй раз замысел сделать Корею колонией возник у Тоётоми Хидэёси (впрочем, сперва, в 1592-3 годах он вообще намеревался подчинить себе весь Китай и Индию, а Корея рассматривалась им как малозначительная промежуточная остановка. Эта остановка оказалась и конечной; следующая попытка в 1594-6 годах своей целью уже имела именно «наказание» непокорных корейцев, не понимавших своего счастья под японским владычеством).
За этим последовал долгий период относительного нейтралитета, нисколько, впрочем, не улучшивший отношения японцев и корейцев друг к другу. Первые до самого недавнего прошлого воспринимали последних как людей двуличных, жадных и опасных, вообще - низших по положению; подтверждение тому мы слышим, хотя бы, в словах мэра Токио Исихара Синтаро, несколько лет назад публично назвавшего корейцев «людьми из трех стран» (сангокудзин, т.е. выходцы из Китая, Кореи и Тайваня, бывших японских колоний).
Можно вспомнить также и события, последовавшие за Великим Землетрясением в Канто в 1923 году, когда начали распространяться слухи о том, что проживавшие в зоне бедствия корейцы воспользовались несчастьем и организуют пожары, осуществляют грабежи и имеют в распоряжении много ручных бомб, намереваясь поднять восстание и захватить власть. Некоторые газеты совершенно серьезно сообщали о случаях отравления корейцами колодцев (то, что помутнение воды - обычное дело после сильного землетрясения, в расчет, разумеется, не принималось). Начались погромы; на дорогах устраивались засады и «блок-посты», где каждого подозрительного человека заставляли назвать имена первых десяти мифических японских императоров и произнести дзю-го эн го-дзюссэн («пятнадцать йен, пятьдесят сэн») и га-ги-гу-гэ-го: корейцы произносили звуки «г» и «дз» в начале слов не так, как японцы. Было множество избитых и, по некоторым подсчетам, от 2500 до 6500 убитых.
Погибло также около 700 китайцев, окинавцев и даже японцев, ошибочно принятых за корейцев. Полиция пыталась навести порядок и даже арестовала несколько десятков человек, однако все они вскоре получили помилование по случаю женитьбы наследного принца Хирохито.
И все это при том, что в 1910 году многовековая японская «мечта» вроде бы сбылась: Корея была полностью аннексирована Японией, превратившись в ее колонию. За несколько месяцев до этого корейский вопрос предполагал обсудить с российским министром финансов В. Н. Коковцовым один из лидеров Японии Генеральный резидент в Корее Ито Хиробуми.
26 октября в 9 часов утра его поезд прибыл на перрон Харбина.
(Открытка с видом харбинского вокзала того времени.)
Коковцов зашёл в вагон, Ито тепло поприветствовал его и высказал уверенность, что между Японией и Россией всегда будут мир и дружба, после чего оба сошли на платформу, где выстроился почётный караул. Когда они совершали его обход, в Ито Хиробуми выстрелил из револьвера корейский националист Ан Чунгын. Через полчаса после покушения Ито умер, сказав «Он стрелял в меня, идиот!» (орэ-о уттари ситэ, бака-на яро да).
(Вот снимок, сделанный за несколько мгновений до покушения.)
Вполне возможно, что Ито понимал, к чему приведёт его смерть: к ужесточению политики Японии в отношении Кореи (сам он не выступал за немедленную аннексию, но считал желательным постепенное присоединение Кореи к Японии).
В целом так и произошло, но для нашей темы важнее то, что в японской среде значительно усилились антикорейские настроения. Как бы то ни было, к концу Второй мировой войны в стране Восходящего солнца проживало более 2 миллионов корейцев, из которых некоторые были ввезены туда насильно, в порядке мобилизации для работы на военных объектах, но большинство (до 85%) эмигрировало вполне добровольно: уровень жизни в Японии был заметно выше, чем на родине, и это перевешивало опасения националистических эксцессов.
После окончания войны, в 1945-1949 гг. большинство находившихся в Японии корейцев вернулось домой; остаться решили около 600 тысяч. Правительство и не собиралось давать им японское гражданство; наоборот, переход в него для корейцев был обставлен немалыми препонами, да и формальное принятие гражданства как правило не спасало их от дискриминации, поскольку для окружающих они всё равно оставались корейцами, то есть людьми второго сорта. С другой стороны, сама корейская же община уже не принимала в свою среду тех, кто согласился перейти в японское подданство, считала их «предателями».
До настоящее время корейцы, которые часто даже не владеют корейским языком, всё равно официально считаются «иностранцами». По закону 1947 г. любого корейца, при котором при полицейской проверке не оказалось удостоверения личности, можно было посадить в тюрьму на срок до одного года. Этот закон был смягчён в 1961 г., однако обязательная регулярная перерегистрация корейцев осуществляется и поныне. То, что корейцы официально считаются иностранцами, делает недоступными для них многие области деятельности: они не могут служить в полиции, армии, занимать посты в большинстве правительственных организаций. Нынешний кабинет Хатояма Юкио намерен сделать серьезный шаг - законодательно предоставить право «иностранцам, долгое время проживающим в Японии» (прямо национальности не называются) приобретать недвижимость и участвовать в выборах.
До недавнего времени корейцам было практически невозможно поступить на работу в крупную компанию и уж тем более сделать там сколь либо удачную карьеру. Большинство японских семей решительно против того, чтобы их дети женились или выходили замуж за корейцев.
Исключения, конечно же, есть, но они нехарактерны. Многие из корейцев заняты здесь в мелком бизнесе, работают разносчиками, уличными торговцами, докерами, ремонтниками. Их доходы, как правило, невелики, и Япония - одно из немногих государств, в которых уровень жизни местных корейцев заметно ниже среднего по стране. Это же относится и к уровню образования.
Поскольку корейцы не могли (или не хотели) принимать японское гражданство, и поскольку японское общество решительно отторгало их, перед ними неизбежно встал вопрос о том, гражданами какого из двух соперничающих корейских государств становиться. Подобные искания делали корейцев в японских глазах еще более подозрительными. Вот отрывок из одной статьи по теме (виноват, забыл фамилию автора):
Примерно 98% всех корейцев Японии составляли выходцы из провинций Южной Кореи, и, казалось бы, следовало ожидать, что большинство сделает выбор в пользу Сеула. Однако этого не произошло. Корейская община оказалась расколотой, и на первых порах, в пятидесятые годы, подавляющее большинство японских корейцев предпочло ориентироваться на Пхеньян. Когда в мае 1955 года группа пропхеньянских деятелей создала Всеобщую Ассоциацию корейцев Японии (известна под сокращёнными названиями Чхонърён или Чэчхонърён), в неё вступило примерно 75% японских корейцев. Формально этот шаг означал автоматическое принятие северокорейского гражданства. Объяснялось такой успех Пхеньяна тем, что большинство корейцев - дискриминируемых, малооплачиваемых, гонимых - естественным образом симпатизировало левым силам (Компартия пользовалась среди них особым влиянием ещё с тридцатых годов), а также и тем, что Северной Корее в начале пятидесятых удалось наладить очень успешную пропаганду среди японских корейцев.
Следствием северокорейских симпатий стала трагические события т.н. «репатриации» - выезд примерно 110 тысяч японских корейцев на «историческую родину» в КНДР. Произошло это в начале шестидесятых годов. Большинство «возвращенцев», оказавшись в стране Ким Ир Сена, быстро пожалели о своём опрометчивом решении, но пути назад уже не было: обратно из КНДР не выпускали никого и ни под каким предлогом. Даже японским жёнам, уехавшим в КНДР со своими корейским мужьями, не позволялось ездить домой для встречи с родственниками.
Северная Корея - тема совершенно отдельного разговора. В эту поездку я смог лишь побывать в демилитаризованной зоне (до странности напоминающей окрестности Чернобыльской АЭС),
посмотреть на один из выявленных (при помощи американской разведки) тоннелей, пробитых в гранитной породе на глубине более 70 метров и на протяжении более полутора километров под линией границы с вероятной целью заброски диверсионных групп и внезапного нападения. Увидел специально оставленный паровоз времен Корейской войны, иссеченный пулями,
минные поля, посмотрел на северокорейскую территорию в бинокль (по обеим сторонам границы оба государства водрузили по вышке с национальными флагами и несколько лет соревновались в наращивании их высоты, чтобы переплюнуть соперника).
В общем, об этом - в другой раз.
Менее десяти лет назад напряженность в отношениях корейцев с японцами еще можно было ощутить даже иностранцу, однако положение неожиданно выправила демонстрация по японским телеканалам слезливого южнокорейского сериала «Зимняя соната», ставшего неимоверно популярным и повлекшего за собой резкий скачок количества японских туристов, направившихся в соседнюю страну, выпуск бесчисленных предметов (плакатов, книг, предметов одежды и т.п.) с изображениями персонажей сериала, публикацию бессчетного количества статей о Корее и ее жителях. В Сеуле в любой гостинице лежат кипы проспектов на японском языке, причем есть даже маршруты по местам съемок сериала и пребывания вымышленных персонажей. Все это значительно улучшило имидж южных корейцев в японской среде, хотя нутряное неприятие осталось; Корея (Южная) воспринимается как место, в отличие от Японии, очень дешевое (и правда, стоимость поездок на такси там меньше в 5-6 раз) и вкусное (корейская кухня в Японии весьма популярна).
А что же сами корейцы, как они смотрят на заморского соседа? Опять-таки, до недавнего прошлого японцы воспринимались ими приблизительно так же, как фашисты в СССР, но прагматика медленно и неуклонно берет верх. Если раньше по-японски здесь можно было поговорить лишь с пожилыми людьми, учившимися еще во времена оккупации, да и то потихоньку от окружающих, то теперь этот язык активно изучаем (впрочем, он уступает в популярности китайскому). Антияпонские всплески в обществе бывают, но, в основном, в качестве ответной реакции на заявления из Токио политиков правого толка или притязания японской стороны на острова Токто (по-японски Такэсима) в Японском море.
В целом Корея напоминает Японию 20-летней давности: с небоскребами и соседствующими с ними трущебообразными кварталами, грязью и неубранностью небольших улочек
и базарами, где правила гигиены соблюдаются весьма относительно.
Очень расстроло состояние памятников старины: большинство старых «замков» и «особняков» отреставрировано, но при этом в глаза просто бросается их новодел с бетонными перекрытиями и цементными полами. Поражает также полное отсутствие в помещениях не только экспонатов, но и вообще каких бы то ни было вещей.
Места же попадаются просто изумительные, только приходится додумывать, до-воображать. На пример, в одном из замковых комплексов в центре Сеула есть так называемый «тайный сад», -
место, где располагалась царская библиотека, на площадках перед которой проходили ученые диспуты, прием послов, сдача экзаменов на высшие государственные должности. Даже зимой это перестроенное сооружение у пруда выглядит таинственно и загадочно, как будто здась еще пребывают духи древних книжников, просвещенных правителей и мудрецов.
Возвращаясь к национализму, скажем, что это - общемировая черта, наличествующая у любого народа. Вырабатывается она в национальном характере столетиями и въедается в натуру и подсознание так глубоко, что и вытравливать ее приходится веками. Представляет же она собой одну из худших человеческих черт - попытку самоправдаться, найти объяснение своим недостаткам, переложив ответственность на «внешнего врага»: «Вот, если бы не Ким/Сидоров/Рабинович/Кусаки (нужное подчеркнуть), то я бы, то мы бы...»
Последнее дело - пытаться найти рациональное объяснение неприязни к человеку иной национальности, поэтому не будем, друзья, рассуждать - от кого воняет кимчи; лучше принюхаемся к самим себе.
Трудно понять - отчего Япония на протяжении всей своей истории столь упорно стремилась завоевать Корею, страну, через которую (или из которой) туда пришло мировоззрение и культура буддизма, откуда на японский архипелаг переселялись целые династии мастеров, общественных деятелей, писателей и поэтов?
Еще в шестом веке японцы активно стремились подчинить себе Корею, используя разногласия между тремя тамошними царствами и посылая на полуостров военные отряды, однако к концу столетия корейские владения были для них потеряны.
Второй раз замысел сделать Корею колонией возник у Тоётоми Хидэёси (впрочем, сперва, в 1592-3 годах он вообще намеревался подчинить себе весь Китай и Индию, а Корея рассматривалась им как малозначительная промежуточная остановка. Эта остановка оказалась и конечной; следующая попытка в 1594-6 годах своей целью уже имела именно «наказание» непокорных корейцев, не понимавших своего счастья под японским владычеством).
За этим последовал долгий период относительного нейтралитета, нисколько, впрочем, не улучшивший отношения японцев и корейцев друг к другу. Первые до самого недавнего прошлого воспринимали последних как людей двуличных, жадных и опасных, вообще - низших по положению; подтверждение тому мы слышим, хотя бы, в словах мэра Токио Исихара Синтаро, несколько лет назад публично назвавшего корейцев «людьми из трех стран» (сангокудзин, т.е. выходцы из Китая, Кореи и Тайваня, бывших японских колоний).
Можно вспомнить также и события, последовавшие за Великим Землетрясением в Канто в 1923 году, когда начали распространяться слухи о том, что проживавшие в зоне бедствия корейцы воспользовались несчастьем и организуют пожары, осуществляют грабежи и имеют в распоряжении много ручных бомб, намереваясь поднять восстание и захватить власть. Некоторые газеты совершенно серьезно сообщали о случаях отравления корейцами колодцев (то, что помутнение воды - обычное дело после сильного землетрясения, в расчет, разумеется, не принималось). Начались погромы; на дорогах устраивались засады и «блок-посты», где каждого подозрительного человека заставляли назвать имена первых десяти мифических японских императоров и произнести дзю-го эн го-дзюссэн («пятнадцать йен, пятьдесят сэн») и га-ги-гу-гэ-го: корейцы произносили звуки «г» и «дз» в начале слов не так, как японцы. Было множество избитых и, по некоторым подсчетам, от 2500 до 6500 убитых.
Погибло также около 700 китайцев, окинавцев и даже японцев, ошибочно принятых за корейцев. Полиция пыталась навести порядок и даже арестовала несколько десятков человек, однако все они вскоре получили помилование по случаю женитьбы наследного принца Хирохито.
И все это при том, что в 1910 году многовековая японская «мечта» вроде бы сбылась: Корея была полностью аннексирована Японией, превратившись в ее колонию. За несколько месяцев до этого корейский вопрос предполагал обсудить с российским министром финансов В. Н. Коковцовым один из лидеров Японии Генеральный резидент в Корее Ито Хиробуми.
26 октября в 9 часов утра его поезд прибыл на перрон Харбина.
(Открытка с видом харбинского вокзала того времени.)
Коковцов зашёл в вагон, Ито тепло поприветствовал его и высказал уверенность, что между Японией и Россией всегда будут мир и дружба, после чего оба сошли на платформу, где выстроился почётный караул. Когда они совершали его обход, в Ито Хиробуми выстрелил из револьвера корейский националист Ан Чунгын. Через полчаса после покушения Ито умер, сказав «Он стрелял в меня, идиот!» (орэ-о уттари ситэ, бака-на яро да).
(Вот снимок, сделанный за несколько мгновений до покушения.)
Вполне возможно, что Ито понимал, к чему приведёт его смерть: к ужесточению политики Японии в отношении Кореи (сам он не выступал за немедленную аннексию, но считал желательным постепенное присоединение Кореи к Японии).
В целом так и произошло, но для нашей темы важнее то, что в японской среде значительно усилились антикорейские настроения. Как бы то ни было, к концу Второй мировой войны в стране Восходящего солнца проживало более 2 миллионов корейцев, из которых некоторые были ввезены туда насильно, в порядке мобилизации для работы на военных объектах, но большинство (до 85%) эмигрировало вполне добровольно: уровень жизни в Японии был заметно выше, чем на родине, и это перевешивало опасения националистических эксцессов.
После окончания войны, в 1945-1949 гг. большинство находившихся в Японии корейцев вернулось домой; остаться решили около 600 тысяч. Правительство и не собиралось давать им японское гражданство; наоборот, переход в него для корейцев был обставлен немалыми препонами, да и формальное принятие гражданства как правило не спасало их от дискриминации, поскольку для окружающих они всё равно оставались корейцами, то есть людьми второго сорта. С другой стороны, сама корейская же община уже не принимала в свою среду тех, кто согласился перейти в японское подданство, считала их «предателями».
До настоящее время корейцы, которые часто даже не владеют корейским языком, всё равно официально считаются «иностранцами». По закону 1947 г. любого корейца, при котором при полицейской проверке не оказалось удостоверения личности, можно было посадить в тюрьму на срок до одного года. Этот закон был смягчён в 1961 г., однако обязательная регулярная перерегистрация корейцев осуществляется и поныне. То, что корейцы официально считаются иностранцами, делает недоступными для них многие области деятельности: они не могут служить в полиции, армии, занимать посты в большинстве правительственных организаций. Нынешний кабинет Хатояма Юкио намерен сделать серьезный шаг - законодательно предоставить право «иностранцам, долгое время проживающим в Японии» (прямо национальности не называются) приобретать недвижимость и участвовать в выборах.
До недавнего времени корейцам было практически невозможно поступить на работу в крупную компанию и уж тем более сделать там сколь либо удачную карьеру. Большинство японских семей решительно против того, чтобы их дети женились или выходили замуж за корейцев.
Исключения, конечно же, есть, но они нехарактерны. Многие из корейцев заняты здесь в мелком бизнесе, работают разносчиками, уличными торговцами, докерами, ремонтниками. Их доходы, как правило, невелики, и Япония - одно из немногих государств, в которых уровень жизни местных корейцев заметно ниже среднего по стране. Это же относится и к уровню образования.
Поскольку корейцы не могли (или не хотели) принимать японское гражданство, и поскольку японское общество решительно отторгало их, перед ними неизбежно встал вопрос о том, гражданами какого из двух соперничающих корейских государств становиться. Подобные искания делали корейцев в японских глазах еще более подозрительными. Вот отрывок из одной статьи по теме (виноват, забыл фамилию автора):
Примерно 98% всех корейцев Японии составляли выходцы из провинций Южной Кореи, и, казалось бы, следовало ожидать, что большинство сделает выбор в пользу Сеула. Однако этого не произошло. Корейская община оказалась расколотой, и на первых порах, в пятидесятые годы, подавляющее большинство японских корейцев предпочло ориентироваться на Пхеньян. Когда в мае 1955 года группа пропхеньянских деятелей создала Всеобщую Ассоциацию корейцев Японии (известна под сокращёнными названиями Чхонърён или Чэчхонърён), в неё вступило примерно 75% японских корейцев. Формально этот шаг означал автоматическое принятие северокорейского гражданства. Объяснялось такой успех Пхеньяна тем, что большинство корейцев - дискриминируемых, малооплачиваемых, гонимых - естественным образом симпатизировало левым силам (Компартия пользовалась среди них особым влиянием ещё с тридцатых годов), а также и тем, что Северной Корее в начале пятидесятых удалось наладить очень успешную пропаганду среди японских корейцев.
Следствием северокорейских симпатий стала трагические события т.н. «репатриации» - выезд примерно 110 тысяч японских корейцев на «историческую родину» в КНДР. Произошло это в начале шестидесятых годов. Большинство «возвращенцев», оказавшись в стране Ким Ир Сена, быстро пожалели о своём опрометчивом решении, но пути назад уже не было: обратно из КНДР не выпускали никого и ни под каким предлогом. Даже японским жёнам, уехавшим в КНДР со своими корейским мужьями, не позволялось ездить домой для встречи с родственниками.
Северная Корея - тема совершенно отдельного разговора. В эту поездку я смог лишь побывать в демилитаризованной зоне (до странности напоминающей окрестности Чернобыльской АЭС),
посмотреть на один из выявленных (при помощи американской разведки) тоннелей, пробитых в гранитной породе на глубине более 70 метров и на протяжении более полутора километров под линией границы с вероятной целью заброски диверсионных групп и внезапного нападения. Увидел специально оставленный паровоз времен Корейской войны, иссеченный пулями,
минные поля, посмотрел на северокорейскую территорию в бинокль (по обеим сторонам границы оба государства водрузили по вышке с национальными флагами и несколько лет соревновались в наращивании их высоты, чтобы переплюнуть соперника).
В общем, об этом - в другой раз.
Менее десяти лет назад напряженность в отношениях корейцев с японцами еще можно было ощутить даже иностранцу, однако положение неожиданно выправила демонстрация по японским телеканалам слезливого южнокорейского сериала «Зимняя соната», ставшего неимоверно популярным и повлекшего за собой резкий скачок количества японских туристов, направившихся в соседнюю страну, выпуск бесчисленных предметов (плакатов, книг, предметов одежды и т.п.) с изображениями персонажей сериала, публикацию бессчетного количества статей о Корее и ее жителях. В Сеуле в любой гостинице лежат кипы проспектов на японском языке, причем есть даже маршруты по местам съемок сериала и пребывания вымышленных персонажей. Все это значительно улучшило имидж южных корейцев в японской среде, хотя нутряное неприятие осталось; Корея (Южная) воспринимается как место, в отличие от Японии, очень дешевое (и правда, стоимость поездок на такси там меньше в 5-6 раз) и вкусное (корейская кухня в Японии весьма популярна).
А что же сами корейцы, как они смотрят на заморского соседа? Опять-таки, до недавнего прошлого японцы воспринимались ими приблизительно так же, как фашисты в СССР, но прагматика медленно и неуклонно берет верх. Если раньше по-японски здесь можно было поговорить лишь с пожилыми людьми, учившимися еще во времена оккупации, да и то потихоньку от окружающих, то теперь этот язык активно изучаем (впрочем, он уступает в популярности китайскому). Антияпонские всплески в обществе бывают, но, в основном, в качестве ответной реакции на заявления из Токио политиков правого толка или притязания японской стороны на острова Токто (по-японски Такэсима) в Японском море.
В целом Корея напоминает Японию 20-летней давности: с небоскребами и соседствующими с ними трущебообразными кварталами, грязью и неубранностью небольших улочек
и базарами, где правила гигиены соблюдаются весьма относительно.
Очень расстроло состояние памятников старины: большинство старых «замков» и «особняков» отреставрировано, но при этом в глаза просто бросается их новодел с бетонными перекрытиями и цементными полами. Поражает также полное отсутствие в помещениях не только экспонатов, но и вообще каких бы то ни было вещей.
Места же попадаются просто изумительные, только приходится додумывать, до-воображать. На пример, в одном из замковых комплексов в центре Сеула есть так называемый «тайный сад», -
место, где располагалась царская библиотека, на площадках перед которой проходили ученые диспуты, прием послов, сдача экзаменов на высшие государственные должности. Даже зимой это перестроенное сооружение у пруда выглядит таинственно и загадочно, как будто здась еще пребывают духи древних книжников, просвещенных правителей и мудрецов.
Возвращаясь к национализму, скажем, что это - общемировая черта, наличествующая у любого народа. Вырабатывается она в национальном характере столетиями и въедается в натуру и подсознание так глубоко, что и вытравливать ее приходится веками. Представляет же она собой одну из худших человеческих черт - попытку самоправдаться, найти объяснение своим недостаткам, переложив ответственность на «внешнего врага»: «Вот, если бы не Ким/Сидоров/Рабинович/Кусаки (нужное подчеркнуть), то я бы, то мы бы...»
Последнее дело - пытаться найти рациональное объяснение неприязни к человеку иной национальности, поэтому не будем, друзья, рассуждать - от кого воняет кимчи; лучше принюхаемся к самим себе.