Ктулхумицин: Часть 4

[andresol]

Часть 1
Часть 2
Часть 3

Я схватил ключи в охапку, развернулся и приготовился к обороне. Но передо мной стоял Брайан.
- Ты меня напугал, - поднялся я с колен. - Ты здесь один? Я хотел попасть в нашу старую лабораторию, чтобы взять катализатор Крейна. А ты все работаешь? В три часа ночи?
- Как видишь, - грустно и устало подтвердил Брайан. - Откуда у тебя столько ключей? Сказал бы мне, я бы тебе дал ключ.
- Какой ключ? Я взял эти ключи в офисе декана. Не было времени раздумывать, схватил, какие попались под руку. Я надеялся, что они все от верхнего этажа, но ни один не подошел.
- Так декан после смерти профессора передал эту комнату Эй-Эс. Если бы там был катализатор Крейна, то я бы тебе его принес. Там все ценное было разграблено. Еще до того, как я начал у Эй-Эс работать. Я сам сейчас пользуюсь своей же старой магнитной мешалкой.
- Вот как, - опешил я. - А ты точно хорошо посмотрел? Куда же они его дели? В раковину спустили?
- Подожди здесь, я сейчас принесу ключ, и сам все посмотришь. Он у нас отдельно хранится, пока здесь никто постоянно не работает.

Хотя прошло меньше месяца, меня снова накрыло ощущением, что я попал в прошлую жизнь, в далекое детство, о котором остались только мутные воспоминания. Вот здесь мы ставили последнюю реакцию, и здесь же Сара нашла профессора Крейна. Брайан оказался прав - в лаборатории не осталось ничего ценного, только самые дешевые реактивы и посуда, на которую не позарился никто из эй-эсовцев.
- Наверно, Гога с Магогой постарались, - перешел я к стандартной шутке. - Сами ни хрена не делают, но тащат к себе все, что плохо лежит, как сороки.
- Выгнал Эй-Эс Гогу и Магогу. Велел отправляться назад в Англию.
- Прямо так взял и выгнал? И они ничем не отвертелись?
- Им уже несколько раз делали “последнее предупреждение”, как тут отвертишься? Я не знаю, что они сотворили на этот раз. Говорят, что хотели взорвать кабинет декана, но даже они не настолько отмороженные для такого.
Я замешкался: рассказать ли Брайану о нашей операции “Анти-декан”? Но склонился к тому, чтобы молчать, пока он сам не спросит, как я смог так спокойно забрать ключи из кабинета декана.

- Я уверяю тебя: тут ловить нечего. Все хоть малость полезное я сам бы утащил для своего нового синтеза.
- Где же мне искать катализатор для селективного гидрирования?
- Синтезируй, - пожал плечами Брайан. - Ты что думал: все будет падать к твоим ногам?
- Надо будет вначале закончить с тетрамеризацией, потом снять защитные группы, - я был настолько разочарован, что не мог злиться. - Если другого пути не придумаю, то буду синтезировать. Только это ж опять надо доставать палладий.
Я поднял глаза на Брайана, тот молчал. Надо ли мне начать стыдить его, что он окончательно объэй-эсился и не хочет помогать старому другу, что предал память профессора Крейна, что его же имя будет на статье, когда я опубликую синтез ктулхумицина?
- Еще будешь что-нибудь смотреть? Мне работать надо, - пробубнил Брайан, зевая.

Я уставился в раковину, где отмокала грязная посуда, успевшая покрыться коричневым налетом. Одна колба привлекла мое внимание. Я выудил ее и начал рассматривать в свете лампы:
- Слушай, Брайан, ты не помнишь, это, случайно, не колба, где было наше вещество перед последней стадией?
- Да, оно было в похожей грушевидной колбе, но у нас же их несколько было. Там никаких надписей не сохранилось?
- Я пытаюсь рассмотреть. Ты не думаешь, что его Эй-Эс мог украсть?
- Зачем? Да и когда бы он успел? Эту комнату ему передали, когда уже поменяли замки, то есть после смерти профессора Крейна.
- Чтобы не дать Крейну синтезировать ктулхумицин. Просто из зависти и из-за старых обид. Попросил Гогу с Магогой устроить суматоху с сигнализацией, а сам зашел к нам в лабораторию и украл вещество.
- А когда нашел там профессора Крейна, решил его задушить? Угу. Ты опять за старое. Эй-Эс строг, но он шарит в химии, и он не похож на убийцу. Если бы он так жаждал крови, то мог убить Крейна много лет назад, когда была вся эта ситуация с грантом, а не писать обвинительные письма в журналы. Тебе тоже пора спать.

В субботу первый вопрос Сэма был о том, сумел ли я достать вожделенный катализатор.
- Нас опередили: вероломные враги украли катализатор до нас.
- И что же мы теперь будем делать? Отнимать его у врагов? - расстроился Сэм.
- Если бы я знал, у кого отнимать. Будем синтезировать его сами. Но это может занять месяц-два.
- А зачем нам нужен такой особенный катализатор? Почему мы не можем прогидрировать с палладием на угле, как в учебнике написано?
- Все дело в стереоселективности. Это сложно объяснить, но водороды могут присоединиться не с той стороны, и пространственная структура будет другой. Это будет не то вещество, которое нам нужно.
- А какая будет селективность на палладии на угле? - не унимался мой студент.
- Ты хочешь проверить? Палладия на угле у нас тоже нет.
- Если это займет меньше, чем два месяца, то почему бы не попробовать?
- А потом все равно потратить два месяца на то, чтобы синтезировать катализатор? Если бы оно работало с палладием на угле, то разве стал бы профессор Крейн использовать свой катализатор?
- А, может, он специально хотел, чтобы в столь важном синтезе, который войдет во все учебники, обязательно использовался катализатор его имени?

Такой поворот никогда не приходил мне в голову. Очень много говорят о необходимости свежего взгляда со стороны, но кто же ожидает его от желторотого студента, для которого химия только вторичная специализация, а не основная. Я перебирал в голове реакции, которые ставил в начале аспирантуры. Мы долго оптимизировали тетрамеризацию, и было неожиданным, что сработал родиевый катализатор. Профессор уверял, что родий, как и кобальт, даст в данной реакции тример, а не желаемый тетрамер. А то, что мы будем гидрировать на катализаторе Крейна, никогда никем не подвергалось сомнению. Катализатор работал, все были довольны.

- Знаешь, Сэм, в твоей идее есть зерно здравого смысла. Сегодня я хотел обучить тебя ставить первые две стадии, чтобы мы могли наработать достаточно продукта для дальнейшего синтеза. Я закончил на этой неделе тетрамеризацию, дальше две стадии по снятию защитных групп, и можно будет попробовать его гидрировать с палладием на угле. Как альтернатива - вначале прогидрировать, а потом снимать защитные группы. Мне кажется реальным подобрать не катализатор под субстрат, а подогнать субстрат под доступный катализатор, чтобы достичь нужной селективности. Понятно, о чем я говорю?
- Если честно, то не очень. Но я готов учиться и разбираться.

Но для начала палладий на угле еще предстояло достать. Я вспомнил недовольного и уставшего Брайана и пообещал сам себе, что не буду больше ничего у него просить. Я постучался в лабораторию, где работали люди профессора Вильсона. Дверь открыла улыбчивая брюнетка, лицо которой было мне знакомо - мы определенно встречались на семинарах - но я забыл ее имя.
- Меня зовут Фил, я из группы фон Хофмана и хотел спросить, не могу ли позаимствовать у вас немного палладия на угле для гидрирования.
Девушка смерила меня взглядом:
- Тот самый знаменитый Фил? Будем знакомы, я Кристина.
- Чем я знаменитый? - я сконфуженно пожал ее протянутую руку.
- Весь факультет говорит о том, как ты поцапался с Эй-Эс и деканом, и делает ставки, выгонят тебя после квалификационного экзамена или нет. Я поставила на твою победу, - добавила она.
- Я тихо работаю у себя в каморке под крышей, и не в курсе, что обо мне говорят, - полностью опешил я.
- Слушай, Фил. Я тут собиралась на ланч, не хочешь присоединиться? А потом поищем твой палладий на угле. У нас он точно должен быть, но я сама его не использовала.

Отказываться было не только невежливо, но и ставило под угрозу получение палладия. Поэтому через десять минут мы уже сидели в университетской столовой. Я жевал самый дешевый бургер, а Кристина поглощала нечто зеленое и непрестанно тараторила.
- Я помню, как ты давал презентацию о группе Крейна, когда я только поступила в аспирантуру и выбирала руководителя.
- Было дело. Профессор был слишком занят, и я его подменял.
- Ты тогда рассказывал о синтезе ктулхутоксина. Такое смешное название. Он в честь того самого лавкрафтовского Ктулху назван?
- Ктулхумицина. Вполне возможно, но я никогда не интересовался. Один японский химик выделил его в середине восьмидесятых из осьминога, которого поймали в южном Тихом океане. Так что, скорее всего, ты права.
- Романтично. Ты бы не хотел охотиться на гигантских осьминогов?
- Нет, мне и в лаборатории нескучно, - я вспомнил, как еще недавно убегал от минотавра и решил добавить. - Вообще биология и выделение природных соединений меня никогда не интересовали. В них нет места для полета мысли. Ходишь по болоту, собираешь какую-нибудь морошку, потом экстрагируешь ее хлороформом.
- Зачем же ты тогда синтезируешь этот ктулхумицин?
- Тот японец выделил всего несколько микрограммов вещества, которого едва-едва хватило на паршивого качества спектр ЯМР. Вскорости после этого он умер, и никто не смог ни найти остатки вещества, ни выделить его снова из осьминогов. Но осталась опубликованная структура, которую с тех пор пытались синтезировать более двадцати научных групп, и никто не преуспел. Такое соединение-призрак. Эверест органического синтеза, который надо синтезировать просто потому, что он есть. Многие ученые обосновывали в грантовых заявках, что ктулхумицин поможет вылечить все болезни: от рака до глистов - несмотря на то, что в исходной статье не было никаких биологических испытаний. Но, - я поспешил исправиться. - Я больше не синтезирую ктулхумицин. Я перешел в другую группу, и у меня новый проект, для которого мне очень нужен палладий на угле.
- Ты так интересно рассказываешь, - улыбнулась мне Кристина. - Сразу видно, что ты прирожденный химик. А если бы ты сам стал профессором, ты бы попытался синтезировать ктулхумицин?
Ее вопрос поставил меня в тупик. Но не мог же я ей ответить: “Ешь свой салат и не доставай меня глупыми расспросами”.
- Возможно. Меня пока никто в профессора не приглашает. Мне бы защититься в срок.
- Защитишься. Когда твой квалификационный экзамен? Я очень хочу на него прийти, поддержать тебя. А когда ты станешь профессором, ты возьмешь меня к себе постдоком? Мы можем вместе синтезировать ктулхумицин.
- Назначили на 23 ноября, - я почувствовал, что мне надо срочно менять тему. Такие люди, как Кристина, явно любят рассказывать о себе. - А чем ты занимаешься у Вильсона?
- Так, методологией, радикальными реакциями, - произнесла Кристина без особого энтузиазма. - Слушай, а ты не хочешь на выходных сходить на хайк? Или в кино?
- Легко живете вы, радикальные химики, - усмехнулся я. - У меня экзамен на носу. Я каждый день работаю в лаборатории как проклятый. На этой неделе закончил еще две стадии. Может, после экзамена, но вероятность, что я останусь жив после него сильно вырастет, если я достану палладий на угле и проведу гидрирование.
- Да, конечно, - разочарованно сказала она.

- Октябрь расцветает красками на листьях деревьев и в реакционных колбах, - Сэм сочинял стихи и своим бормотанием жутко меня раздражал.
В лаборатории Вильсона нашелся целый строй нераспечатанных банок с палладием на угле, и Кристина подарила мне одну из них. Я уверенно продвигался вперед с опережением плана и меньше, чем за месяц от начала синтеза, закончил шесть стадий. Последней из них было пресловутое гидрирование, которое к моему удивлению и радости дало чистый продукт. Но я никак не мог понять, с нужной стереохимией или с неправильной.

- Неужели у химиков до сих пор нет микроскопа, в который можно было бы увидеть структуру любой молекулы? - доставал меня Сэм. - Ты спектр ЯМР снимал?
- Конечно, снимал! Не надо принимать меня за дурака. В данном случае он слишком неинформативный, чтобы выбрать из нескольких возможных альтернатив.
Сэм кивнул и вернулся к молчаливому мытью посуды. В таком состоянии он устраивал меня намного больше. Но я был рассержен и продолжил лекцию:
- Все предложения должны быть основаны на знании, а не на незнании. Только наивные студенты полагают, что органический синтез состоит исключительно из смешивания нужных реагентов в колбе подходящего размера. Нет, больше всего времени уходит на обработку реакционных смесей, очистку и характеризацию продукта.

Я перебирал в уме все возможные виды спектроскопии, но неизбежно возвращался к самому очевидному и единственно возможному решению.
- Сэм, кто виноват, что на этом чертовом факультете невозможно провести рентгеноструктурный анализ? Вот это и есть твой магический микроскоп. По крайней мере, для хорошо кристаллизующихся твердых веществ, как наше.
- Виноват декан?
- Я не знаю. Когда я начинал аспирантуру, мы снимали рентген без проблем, а потом кристаллограф куда-то делся, и нам сказали, что прибор сломан. Прошло столько времени, но проблему так и не решили. Никто не почешется. Эй-Эс посылает образцы на анализ своим дружбанам в Гарвард, Крейн тоже использовал свои каналы, к которым у меня нет доступа.
- Так попроси профессора фон Хофмана. Он твой руководитель сейчас.

Я вздохнул. В мире Сэма все было легко и просто. Фон Хофман четко обрисовал диспозицию, что денег на реактивы у него нет, и растворитель для гидрирования я покупал на свои. Вряд ли у него отыщутся знакомые кристаллографы, готовые бесплатно провести анализ. Но больше всего я не хотел показывать фон Хофману структурную формулу анализируемого вещества. Я собирался открыться ему, что работал над синтезом ктулхумицина, когда тот будет закончен и я предстану неподсудным победителем.

- Профессор, - постучался в кабинет фон Хофмана. - Я к вам с несколько необычной просьбой. Мне нужно провести рентгеноструктурный анализ одного из промежуточных соединений, чтобы подтвердить стереохимию.
- Молодежь! - встрепенулся старичок. - Все ищут, как попроще, как побыстрее. Для начала измерьте температуру плавления.
- Боюсь, что она никоим образом не поможет мне установить структуру, сэр.
- Вы сможете сравнить ее с температурами плавления описанных в литературе веществ. Знаете ли вы, что великий Вудворд установил структуру ферроцена по одной только реакционной способности и ИК-спектру? Вот так сэр! Были люди в мое время.
- Мое соединение несколько сложнее ферроцена, с восемью асимметрическими центрами.
- А Посон и Кили, которые первые синтезировали ферроцен, обратились за помощью с рентгеном к заезжему профессору, и тот, представьте себе, забыл об их образце.
- Но Нобелевскую премию за изучение ферроцена получил не Вудворд, а Эрнст Отто Фишер, который подтвердил его структуру кристаллографией, - встрял я, так как тоже читал много легенд об открытии ферроцена.
- О чем Вудворд написал гневное письмо в Нобелевский комитет, - насупился фон Хофман. - Знаете, молодой человек, сколько Нобелевских премий должен был получить Вудворд? По моим скромным расчетам - четыре!
Повисла напряженная пауза. Фон Хофман был готов пуститься в свои бесконечные воспоминания о временах, когда кислота была концентрированнее, а химики во фраках курили в лаборатории для повышения выходов реакций.
- Знаете ли вы, Филип, почему мы больше не делаем кристаллографический анализ на этом факультете? Молчите? Так я вам поведаю:

“Почти два года назад, как и сейчас, был вечер накануне Дня Крота. Рентгенщик Цезарь Смит принял по случаю праздника ровно 46 граммов этилового спирта и решил проанализировать еще один образец. Соединение попалось презанятное: химики-неорганики запихали атом кобальта внутрь фуллеренового шара. И рентген должен был показать, что он там есть.

Цезарь запустил свой агрегат, собрал дифракции, стал собирать структуру на компьютере и увидел, что внутри фуллерена сидит не кобальт, а самый настоящий черт с хвостом и рогами. Опытный химик перекрестил бы черта рентгеновским лучом, тот и сгинул бы, но Цезарю стало любопытно. Он еще подкрутил разрешение, чертова харя стала четче и принялась его искушать:

- Выпусти меня из этой углеродной темницы, человече. Капни на фуллерен серной кислотой. Все, что захочешь для тебя выполню. Хочешь статей в Science? Будут, по пять штук в год, с твоими структурами на обложках. Хочешь студенток-ассистенток?

Но Цезарю не студентки были нужны. “Можешь, - говорит, - сделать так, чтобы мой прибор белковые молекулы так снимал, чтобы все атомы водорода видно было?” Черт ему пообещал, что кварки будет видно, только выпусти его на волю.

Цезарь ему и поверил. Капнул на фуллерен серной кислотой. Черт тут же из молекулы выпрыгнул и вскочил Цезарю на плечи. Тот его и так, и этак пытался стряхнуть. Стал кружиться по комнате, побил всю посуду, все образцы расшвырял, прибор изломал, а потом так с чертом на плечах выскочил в окно. Больше никто его не видел. И стоит лаборатория рентгеноструктурного анализа с тех пор заброшенная”.

- Очень поучительная история, профессор, - только и нашелся, что сказать, я.
- Не искушайтесь простыми путями, мой мальчик. За плечом каждого синтетика стоит черт и зудит: “Не кристаллизуй - сделай колонку. Не мерь температуру плавления - сразу снимай ЯМР спектр”. А пуще всего береги свою душу синтетика.
- Понятно, сэр, - приподнялся я со стула.
- Но ввиду того, что квалификационный экзамен назначен через месяц, старый фон Хофман вам поможет. Я видел на входе объявление, что в пятницу на следующей неделе, будет семинар профессора Кржыбышевского. Профессор Кржыбышевский - мой научный правнук. Его PhD-руководитель был аспирантом моего ученика. Я напишу ему письмо, чтобы он поспособствовал вам с рентгеноструктурным анализом вашего вещества.
- Большое спасибо, профессор.
- Но температуру плавления вы все же померьте.

Я, как мог, обрисовал Сэму ту патовую ситуацию, в которой мы оказались:
- Нет смысла продолжать синтез дальше. Если структура продукта гидрирования окажется неверной, то вся работа пойдет насмарку. Я постараюсь вырастить несколько больших красивых кристаллов для Кржыбышевского и буду молиться всем богам, чтобы он передал их на анализ как можно скорее. Твоя, Сэм, задача - наработать негидрированный продукт, чтобы после получения результатов рентгена - я крайне надеюсь, что позитивных - мы могли немедленно двигаться дальше. Я тем временем попробую еще несколько условий для гидрирования. Смекалистому химику некогда отдыхать. Скоро ты сам научишься проводить по три реакции одновременно.
- А что будет, если продукт гидрирования окажется неверным, и мы узнаем об этом только через месяц?
- Знаешь что, Сэм? Иди и измерь его температуру плавления. Ей-богу, больше будет от тебя пользы.
- Дни тянутся, как бесконечный ноябрьский дождик, так две фазы медленно разделяются в делительной воронке, - принялся злить меня в ответ Сэм.

Лекция Кржыбышевского проходила в самой большой аудитории на первом этаже. Я давно перестал посещать семинары приглашенных профессоров, и сейчас сидел в полном одиночестве, жуя бесплатное печенье, которое факультет проставлял по подобным случаям. Я и забыл, что если лекция назначена на 11:00, в 11:10 народ только-только начнет подтягиваться.

Рядом со мной на свободное место плюхнулась Сара со своей тетрадкой:
- Привет, Фил! Что такой мрачный? Зачем ты вещество притащил на семинар? - спросила она, указывая на бюкс с белыми кристаллами, который я поставил перед собой.
- Привет, Сара! У меня есть одно дельце к этому Крж.
- Ой, не советую с ним связываться. Поговаривают, что он тот еще жук.
- Что ты имеешь в виду? У него шесть лап?
- Нет. Я слышала, что он мухлюет в опубликованных им синтезах. Он покупает природное соединение, которое якобы синтезирует. Немного модифицирует его, потом пересобирает, а выдает, будто бы он получил весь углеродный скелет с нуля. Но я за что купила, за то и продаю.
- У меня к нему чисто технический вопрос, где он выступит не более, чем курьером.
- Ты не знаешь, Брайан будет?
- Я его давно не видел. Сомневаюсь, что он придет. Он так занят синтезом исходников для Эрика.

Постепенно аудитория заполнилась. В первом ряду я заприметил профессора Мамараму, который, как я и подозревал, не собирался ни в какую командировку. Профессор Кржыбышевский оказался лысеющим, но еще молодым человеком в сером костюме. Он долго беседовал с Эй-Эс. Потом стал безуспешно пытаться подключить свой компьютер к нашему факультетскому проектору. Если изображение появлялось на большом экране, то исчезало на экране компьютера. Затем оно появилось и там, и там, но перевернутое вверх ногами. Один из многочисленных постдоков Эй-Эс ринулся помогать. Другой побежал за специальным переходником. С десятой попытки на третьем компьютере презентация была запущена.

Эй-Эс произнес краткое вступительное слово. И Кржыбышевский, который уже понял, что ему не удастся заставить микрофон работать, перешел к докладу:
- Спасибо профессору Смоллу за приглашение и столь лестные слова в мой адрес. В течение следующего часа я продемонстрирую вам, что пусть компьютер еще плохо справляется с показом презентаций, он может спланировать синтез не хуже опытного химика-человека.
На слайде появилось карикатурное изображение компьютерного монитора с тоненькими ручками и ножками, который собирал установку для кипячения с обратным холодильником. По аудитории прокатился сдержанный смешок, а я непроизвольно зевнул. Профессор Крейн всегда скептично относился к попыткам расчетчиков обуздать синтез. Они не могли предсказать оптимальные условия ни для одной практически полезной реакции, не то, что рассчитать целый синтез.

На экране запрыгали разнообразные графики и математические формулы. Я проснулся от легкого тычка в бок со стороны Сары.
- Смотри, бюкс свой во сне не оброни, - шикнула она.
Я приподнял голову и безучастно вернулся к разглядыванию быстро сменяющихся, но ничего при этом не говорящих мне структур.

Вопросов к докладчику не было. Похоже, не я один ничего не понял.
- Как скоро машины оставят нас всех без работы? - дежурно и с неподдельной иронией спросил Эй-Эс.
- Если мой алгоритм заработает, то уже в следующем году, - под смех аудитории ответствовал Кржыбышевский. Пропустив суть презентации, я предположил, что этот смех полностью подтверждает мои убеждения, что до появления работающего алгоритма планирования синтеза нам еще как пешком до Луны.

- Профессор Кржыбышевский, - окликнул я его, когда тот уже направлялся к выходу из аудитории, где терпеливо стоял я со своим бюксом. - Меня зовут Фил, и у меня есть письмо к вам от профессора Карла фон Хофмана.
- Здравствуй, Фил, рад встрече, - профессор затряс мою свободную руку. - Профессор фон Хофман все еще берет студентов? Я не видел его сегодня в аудитории, а мне очень интересно узнать его мнение о моем алгоритме.
“Я могу очень красочно пересказать вам его мнение”, - подумал я про себя.
- Он бывает на факультете только по понедельникам. Но у нас с ним такое дело, видите ли у нас сломался прибор для рентгеноструктурного анализа…
- Да я уже заметил, что вся электроника в вашем университете работает через пень колоду, - Кржыбышевский театрально кивнул в сторону проектора. - Как будто в нее вселилась нечистая сила.
- А нам очень важно узнать структуру одного промежуточного соединения в нашем синтезе. Профессор фон Хофман пишет к вам с просьбой передать этот образец для анализа в вашем университете. Если это вас не затруднит, конечно же.
- Буду рад оказать эту услугу столь уважаемому профессору, - Кржыбышевский поднес бюкс к прищуренному глазу. - Но мне для заполнения формы на анализ нужно знать ожидаемую формулу соединения.
- Вот тут, профессор, - я протянул ему заранее подготовленный листок.
- Ого! - присвистнул он. - Фон Хофман на старости лет тоже решил синтезировать ктулхумицин.

Меня раздосадовало, что Кржыбышевский моментально догадался, над чем я работаю:
- Мы не собираемся синтезировать сам ктулхумицин. Это методологическое изучение синтеза некоторых родственных структур. Очень упрощенных. Перебор разных катализаторов для гидрирования.
- Понимаю. Это все вещество, что у тебя есть, Фил?
- Мы пока получили около двух граммов и не хотим продолжать, пока не будем уверены в структуре.
- Я боюсь, что эти сухие кристаллы могут растрескаться, пока я их везу. Я без понятия, когда я вернусь домой. У меня на следующей неделе еще один доклад в соседнем городе. У вас я собираюсь пробыть минимум до понедельника. В воскресенье утром у меня большое обсуждение с Эй-Эс. Постараюсь заглянуть к старику фон Хофману. Можешь мне тогда передать эти два грамма вещества? Я потом сам выращу из них кристаллы, которые лучше всего подойдут для анализа, а потом я их вам верну вместе с результатами. Идет?
Этот план все меньше мне нравился. Я мысленно подсчитывал дни и недели ожидания рентгена без возможности продвинуться к своей цели. Но все другие варианты, включая синтез катализатора Крейна, были еще дольше и дороже.
- Я подготовлю вещество, сколько у меня есть. Могу подготовить кристаллы под жидкостью в маточном растворе.
- Нет-нет, с таким меня в самолет не пустят.
- Хорошо, как вам будет удобнее. Большое спасибо за вашу помощь. Вы знаете, где нас найти? Профессор фон Хофман работает в боковой башне, туда только на грузовом лифте можно подняться.

Результаты

Несмотря на то, что синтез забуксовал, суббота прошла продуктивно. Я был очень горд тем прогрессом, который Сэм демонстрировал под моим мудрым руководством. Времени теперь было много, а дел мало. Поэтому я не видел смысла просиживать в лаборатории ночи напролет и отправился домой вместе с Сэмом.
- И когда у нас будет результат рентгена? - донимал он меня очередным шквалом вопросов.
- В лучшем случае через две недели, я до тех пор и не собираюсь беспокоить Крж. А, может, и через три.
- Но мы успеем до твоего экзамена?
- А я не собираюсь презентовать этот синтез на экзамене. Помнишь, в самый первый день, когда ты попросился работать со мной, я ответил, что мы будем получать муравьиный дикетон? Так вот, все это время мы синтезировали совсем другое вещество. Но если фон Хофман думает, что я тружусь над муравьиным дикетоном, то я буду презентовать синтез муравьиного дикетона.
- А что это? Какая у него формула?
- Пока не знаю. Надо будет что-нибудь придумать. У меня сильное подозрение, что фон Хофман тоже не знает и такого вещества не существует в природе. Но мы знаем, что это дикетон, это уже зацепка.
- Мне представляется, что это такая молекула в виде муравья. Как, знаешь, муравей состоит из трех частей с ножками, так и тут - три кольца, от которых отходят ножки-заместители.
- Хватит нести художественную чушь, Сэм. Мне вот кажется, что у него должен быть стероидный скелет. Во времена молодости фон Хофмана химики любили синтезировать стероиды. В любом случае мне нужно что-нибудь относительно простое и правдоподобное, чтобы мой диссертационный совет поверил, что я синтезировал его за два месяца. За Маригольд и фон Хофмана я не переживаю, а вот от Эй-Эс можно ожидать все, что угодно. Но тем важнее мне его запутать.
- Ты будешь приходить в лабораторию или тебе надо будет готовиться к экзамену?
- Конечно, буду. Что тут готовиться? Перед смертью не надышишься. Я учил органическую химию всю свою сознательную жизнь.

Мы проходили по безлюдному кампусу. Свет полной луны освещал блестящие лужи с плавающими в них листьями. Мне почудилось, что впереди нам навстречу движется процессия человек из десяти.
- Сэм, что это там? Какие-то люди в капюшонах с факелами. Сегодня часом не Хэллоуин?
- Тише! Прячься, - вдруг испуганно крикнул Сэм и потащил меня с дорожки в кусты. - Это сатанисты!
Я недовольно последовал за своим молодым товарищем. Кусты были неприятно мокрыми.
- Что это за студенческие фокусы? - грозно зашептал я. - Какие такие сатанисты? Просто пьяная молодежь гуляет.
Меня так и подмывало похвастаться Сэму, что я победитель минотавров и не боюсь ни черта, ни бога, но не в моих принципах отвечать на глупую шутку еще более глупой.
- В нашем университете есть секретное сообщество сатанистов. Нам рассказывали на ориентации первокурсников, и я наслушался рассказов о них в общаге. Они маршируют в полнолуние и приносят кровавые жертвы на университетском кладбище.
- Девственниц?
- Кто под руку попадется. Прошлой весной они принесли в жертву маскота нашего университета - ёжика.
- Вот звери.
- Знаешь старый склеп основателя нашего университета? Там даже днем пахнет серой и раздаются завывания из-под земли.
Мы сидели в грязи в мокрых кустах, и перед нами проплывали темные закутанные фигуры.
- Вот так сидишь в своей лаборатории, света божьего не видишь. Синтезируешь-синтезируешь. А люди развлекаются. Скучно им - ежей режут. Сразу видно, что энергию девать некуда, - продолжал я ерничать шепотом.
- Миновало. Можно вылезать, - отозвался Сэм.
- Давай пойдем за ними и посмотрим, как они жертвы будут приносить.
- Ты, что сдурел? Они тебя же в жертву и принесут.
- Сэм, тебя явно укусил профессор фон Хофман. Ты начинаешь верить во всякую чертовщину.

Дома я обнаружил долгожданную посылку - пришла зарядка для компьютера профессора Крейна, который я вынес из подвалов биологического факультета. С трепетом подсоединил я древний артефакт к электрической сети и победно вскрикнул, когда на нем загорелась синяя лампочка.

Но мое счастье было короткоживущим, как циклобутадиен. Все воскресенье я провел не в лаборатории, а пытаясь подобрать пароль, без которого компьютер отказывался выдавать свои тайны. Я попробовал имя профессора Крейна, имя его жены. “Ктулхумицин” во всех вариантах написания, строчными и прописными буквами. Наши старые пароли от лабораторных компьютеров. Все нубские пароли от “123” и слова “пароль” до “йцукен” и даты рождения профессора. Надежды, что Сара или Брайан знают пароль, не было: компьютер был слишком древний. В итоге мне самому надоело это глупое занятие. Что я ожидал там найти? Фотографии группы тридцатилетней давности?

Я задвинул ноутбук под кровать, и у меня даже мелькнула мысль написать Кристине, но я решительно отказался от дальнейших развлечений, достал лист бумаги и принялся сочинять синтез муравьиного дикетона. Десяти стадий должно хватить.

Утром в понедельник нашу башню навестил профессор Кржыбышевский. По пути туда он умудрился застрять в грузовом лифте, и нам с Сэмом пришлось разбираться в щитке управления, который располагался на нашем же самом верхнем этаже, чтобы его вызволить. Я передал ему два грамма продукта гидрирования, но Кржыбышевский еще долго торчал в нашей лаборатории, восторгался видами из окна, раритетными предметами химической посуды и спорил с Сэмом о том, заменит ли искусственный интеллект живописцев. Он никак не производил впечатление серьезного занятого профессора.
- Самовлюбленный балабол, - охарактеризовал его Сэм, когда Кржыбышевский, наконец, скрылся в кабинете фон Хофмана, появившегося там, как обычно, будто бы из ниоткуда.

Я похвастался перед Сэмом своей схемой синтеза муравьиного дикетона. В ней я специально использовал самые старые проверенные реакции, чтобы он походил на плод творчества фон Хофмана и чтобы Эй-Эс не мог меня срезать хитрыми вопросами о механизмах реакций. Но Сэм не оценил моих трудов и заявил, что финальная молекула ничуть не похожа на муравья.

Я пребывал в прекрасном рабочем настроении, когда на пороге лаборатории материализовался Брайан с красными невыспавшимися глазами и взлохмаченными волосами.
- Ну, у тебя и вид, будто тебя все выходные приносили в жертву сатанисты, - я решил приободрить приятеля. - Хочешь посмотреть на синтез муравьиного дикетона?
Но Брайан смял мой листок и швырнул его в угол.
- Ты не брал моего соединения? - глухо спросил он.