о страхе Божием
преп. Дорофей Газский. О страхе Божием. Поучение четвертое.
Хорошо всем известный, "классический" текст аввы Дорофея о двух видах страха: начальном и совершенном, - дает нам пример и показывает образец (приложимый не только к страху Божию, но и к другим добродетелям) того, что такое степени добродетелей и как они соотносятся друг с другом. Пример этот хорош тем, что о страхе Божием Писание говорит много и часто и потому мы можем свою мысль надежно укоренить в Писании в этом вопросе, а потом аналогичное рассуждение приложить и к другим добродетелям.
Святой Иоанн говорит в Соборных посланиях своих: совершенна любы вон изгоняет страх (1 Ин. 4, 18). Что хочет сказать нам чрез сие святой Апостол? О какой любви говорит он нам и о каком страхе? Ибо пророк Давид говорит в псалме: бойтеся Господа вси святии Его (Пс. 33, 10), и много других подобных изречений находим мы в Божественных Писаниях. Итак, если и святые, столько любящие Господа, боятся Его, то как же святой Иоанн говорит: совершенна любы вон изгоняет страх? Святой хочет нам показать этим, что есть два страха: один первоначальный, а другой совершенный, и что один свойствен, так сказать, начинающим быть благочестивыми, другой же есть страх святых совершенных, достигших в меру совершенной любви. Например, кто исполняет волю Божию по страху мук, как мы сказали, ещё новоначальный: ибо он не делает добра для самого добра, но по страху наказания. Другой же исполняет волю Божию из любви к Богу, любя Его собственно для того, чтобы благоугодить Ему: сей знает, в чём состоит существенное добро, он познал, что значит быть с Богом. Сей-то имеет истинную любовь, которую Святой называет совершенною. И эта любовь приводит его в совершенный страх, ибо таковый боится Бога и исполняет волю Божию уже не по страху наказания, уже не для того чтобы избегнуть мучений, но потому, что он, как мы сказали, вкусив самой сладости пребывания с Богом, боится отпасть, боится лишиться её. И сей совершенный страх, рождающийся от этой любви, изгоняет первоначальный страх: посему-то Апостол и говорит: совершенна любы вон изгоняет страх.
Однако невозможно достигнуть совершенного страха иначе, как только первоначальным страхом. Ибо трояким образом, как говорит Василий Великий, можем мы угодить Богу: или благоугождаем Ему, боясь муки, и тогда находимся в состоянии раба; или, ища награды, исполняем повеления Божии ради собственной пользы, и посему уподобляемся наёмникам; или делаем добро ради самого добра, и тогда мы находимся в состоянии сына. Ибо сын, когда приходит в совершенный возраст и в разум, исполняет волю отца своего не потому, что боится быть наказанным, и не для того, чтобы получить от него награду, но собственно потому и хранит к нему особенную любовь и подобающее отцу почтение, что любит его и уверен, что всё имение отца принадлежит и ему. Таковой сподобляется услышать: уже неси раб, но сын… и наследник Божий Иисус Христом (Гал. 4, 7). Таковой уже не боится, как мы сказали, Бога, конечно, тем первоначальным страхом, но любит Его, как и святой Антоний говорит: я уже не боюсь Бога, но люблю Его.
И Господь, сказав Аврааму, когда он привёл для жертвоприношения Ему сына своего: ныне бо познах, яко боишися ты Бога (Быт. 22, 12), сим означил тот совершенный страх, который рождается от любви. Ибо иначе как бы он сказал: ныне познах, когда (Авраам) уже сделал столько из послушания Богу, - оставил всё своё и переселился в чужую землю к народу, служившему идолам, где не было и следа Богопочитания, и сверх всего этого навёл на него Бог такое страшное искушение - жертвоприношение сына, и после сего сказал ему: ныне познах, яко боишися ты Бога. Очевидно, что Он говорил здесь о совершенном страхе, свойственном святым, которые уже не по страху мучения и не для получения награды исполняют волю Божию, но, любя Бога, как мы многократно говорили, боятся сделать что-либо против воли Бога, ими любимого. Посему-то и говорит Апостол: любы вон изгоняет страх, ибо они уже не по страху действуют, но боятся, потому что любят. В сём состоит совершенный страх.
Но невозможно (как мы уже сказали выше) достигнуть совершенного страха, если кто прежде не приобретает первоначального. Ибо сказано: начало премудрости страх Господень (Притч. 1, 7), и ещё сказано: страх Божий есть начало и конец (Сир. 1, 15, 18). Началом назван первоначальный страх, за которым следует совершенный страх святых. Первоначальный страх свойствен нашему душевному состоянию. Он сохраняет душу от всякого зла, как полировка медь, ибо сказано: страхом же Господним уклоняется всяк от зла (Притч. 15, 27). Итак, если кто уклоняется от зла по страху наказания, как раб, боящийся господина, то он постепенно приходит и к тому, чтобы делать благое добровольно, и мало-помалу начинает, как наёмник, надеяться некоторого воздаяния за свое благое делание. Ибо когда он постоянно будет избегать зла, как мы сказали, из страха, подобно рабу, и делать благое в надежде награды, подобно наёмнику, то, пребывая, по благодати Божией, во благом и соразмерно сему соединяясь с Богом, он получает вкус благого и начинает понимать, в чём истинное добро, и уже не хочет разлучаться с ним. Ибо кто может разлучить такового от любви Христовой? - как сказал Апостол (Рим. 8, 35).
Тогда достигает он в достоинство сына и любит добро ради самого добра, и боится, потому что любит. Сей-то есть великий и совершенный страх.
Зафиксируем основные мысли.
Степени добродетелей.
Во-первых, следует различать разные виды страха. Есть страх начальный, который есть страх наказания и есть страх совершенный, который есть страх отпасть от Того, Кого любишь. Слово одно, а обозначаемые вещи разные, хотя и соотнесенные друг с другом генетически.
В частности, при толковании Писания следует различать о каком виде страха говорится, чтобы не возникало недоумений вокруг мнимых противоречий. Например, слова Писания совершенна любы вон изгоняет страх не противоречат словам страх Господень пребывает вовек, хотя на поверхностный взгляд так могло бы показаться. Совершенная любовь изгоняет начальный страх, но порождает совершенный. С возрастанием в любви начальный страх наказания не исчезает бесследно, но преобразуется, изменяясь в более высокие степени, из страха наказания становясь страхом лишиться награды, чтобы наконец возрасти до совершенной степени - страха отпасть от Любимого. Усвоив это толкование как образец, мы и в других случаях, когда в Писании или у Отцов говорится о какой либо добродетели, будем помнить, что у добродетелей есть степени, и, чтобы верно понять смысл сказанного, следует различать о какой из степеней идет речь в данном конкретном месте.
Последовательность прохождения добродетелей.
Во-вторых, следует помнить что степени добродетелей имеют фиксированную последовательность; и не только помнить об этой последовательности, но и соблюдать ее. Добродетели проходятся нами и возрастают в нас именно в последовательности от начальных степеней к совершенным и никак иначе. Невозможно сразу забраться на высокие степени, перескочив начальные ступени - ошибка, которую многие допускают и от этого падают и изнемогают, - но следует проходить все ступени по порядку: от самого низшего состояния через все промежуточные к высшему.
Три этапа на пути спасения.
Описывая прохождение пути спасения в общем, крупными мазками Отцы выделяют три последовательно проходимых стадии-состояния: состояния раба, наемника и сына. Эти состояния отличаются мотивами, движущими подвижника или, иначе, образами угождения Богу: на первой стадии, находясь в состоянии раба Божия, мы благоугождаем Богу боясь муки, чтобы избежать наказания, на второй стадии в состоянии наемника мы угождаем Богу ища награды, т.е. исполняем повеления Божии ради собственной пользы, и на третьей заключительной стадии мы приходим в состояние сына, в котором делаем добро ради самого добра и угождаем Богу из любви к Нему. Об этих же трех состояниях говорил апостол Иоанн в своих посланиях, обращаясь к детям, юношам и отцам (1Ин.2:12-14). Каждому из этих состояний присущ и свой вид добродетели. Например, в каждом состоянии подвижнику присущ страх Божий, но это три разных вида страха: в состоянии раба это страх наказания, в состоянии наемника - страх лишиться награды, в состоянии же сына - совершенный страх, рождающийся от любви к Богу, примером которого служит Авраам, приведший сына для жертвоприношения и только тогда услышавший от Бога "ныне бо познах, яко боишися ты Бога". Но несмотря на различие видов страха, это не разные добродетели, но одна: следующий вид страха рождается из предыдущего а предыдущий постепенно изменяется в следующий при продвижении по пути спасения и переходе подвижника из предшествующего состояния в последующее.
Так и в каждой из прочих добродетелей могут быть выделены соответствующие степени: начальная, промежуточная и совершенная.
Понятно, что можно проводить и более дробное деление, разбивая промежуточную стадию на подстадии, но Отцы как правило ограничиваются грубым делением на три стадии. И это ограничение намеренное, так как в этой трихотомии уже зафиксировано главное, что нам надо знать при прохождении пути, а более дробное деление - это технические детали, которые Бог откроет подвижнику по мере необходимости. Что же главное? То, что есть разные стадии на пути и, соответственно, разные состояния подвижника и виды добродетели, при том не независимые, но генетически обусловленные (т.е. происходящие одна из другой), и что эти стадии, состояния и виды добродетели следует проходить последовательно, не пытаясь вскочить сразу в высшее не пройдя низшее.
Что такое страх и почему он нам необходим?
Немезий Эмесский определяет страх как состояние или движение души в ожидании какого-либо зла: "благо ожидаемое есть вожделение (επιθυμία), а благо наличное - удовольствие; с другой стороны, зло ожидаемое есть страх, а наличное - печаль" (гл. 17). Это же буквально повторяет Иоанн Дамаскин в ТИПВ (гл. 12(26), О человеке): "«Должно же знать, что из дел одни хороши, а другие худы. Благо, которое ожидается, конечно, производит желание; присутствующее же благо производит удовольствие; подобным же образом, в свою очередь, ожидаемое зло производит страх, а присутствующее - печаль.»".
В этом определении страх - противопоставляется вожделению, но не вожделению как силе души, а как действию этой силы, т.е. силы уже пришедшей в движение. То есть страх - это одна из разновидностей движений вожделевательной силы: движение, отвращающееся от ожидаемого зла. Страх - это естественный (т.е. вложенный Богом в нашу природу) механизм для избегания зла.
Еще из Немезия, о страхе:
так, неразумная часть души, повинующаяся разуму, разделяется, как сказано выше, на две способности: чувственно-пожелательную и аффективную. В свою очередь, чувственно-нежелательная способность разделяется двояко: на удовольствия и печаль. Ведь удовлетворенное вожделение доставляет удовольствие, а неудовлетворенное - печаль (огорчение). Опять же - вожделение, разделяемое по другому способу, образует всего четыре вида, в числе которых заключается и само. Ведь из области существующего - одно есть благо, другое - зло, одно уже присутствует налицо, другое - ожидается. Сообразно этим свойствам, если 2 умножить на 2, то относящееся к вожделению разделяется на четыре вида. В самом деле, существует хорошее и дурное, а затем - настоящее (наличное) и ожидаемое; отсюда: благо ожидаемое возбуждает вожделение в собственном смысле (επιθυμία), а благо наличное - удовольствие; с другой стороны, зло ожидаемое производит страх, а наличное (постигшее) - печаль. Действительно, удовольствие и вожделение связаны с благом, а страх и печаль - со злом. В силу этого некоторые определяют четыре вида страсти: вожделение, удовольствие, страх и печаль. А под благом и злом мы разумеем (здесь) или действительно настоящее благо и зло, или же обычно признаваемое таковым. (ГЛАВА XVII. О ЧУВСТВЕННО-ПОЖЕЛАТЕЛЬНОЙ СПОСОБНОСТИ).
И страх разделяется на шесть видов: на нерешительность, стыдливость, совестливость (стыд), изумление, ужас и беспокойство. Нерешительность есть боязнь предстоящей деятельности; изумление же - страх от представления чего-либо великогож; а ужас - страх от представления чего-либо необыкновенного; беспокойство есть боязнь ошибки, то есть неудачи: так, боясь, что не будем иметь успеха в деле, мы испытываем беспокойство; стыдливость - страх вследствие ожидания порицания, и это чувство - прекраснейшее; совестливость же (стыд) есть страх вследствие совершённого постыдного дела; но и это чувство не безнадёжно в отношении к спасению. Стыдливость отличается от совестливости тем, что совестящийся покрывает себя в том, что он сделал, а стыдливый боится впасть в бесславие (ГЛАВА XX. О СТРАХЕ)
Таким образом, страх присущ каждому человеку, но у каждого свое зло, которого он боится более всего. Здесь же мы говорим о страхе Божием, т.е. о страхе отпасть от Бога, что есть величайшее изо всех зол.
По мере нашего продвижения по пути спасения и соответственного возрастания в познании Бога изменяется и осознание того зла, которого мы почитаем наибольшим, от чего изменяется и наш главный страх.
Сперва, почти не зная Бога или зная лишь внешним образом, мы, если имеем веру и трезвый взгляд на себя, боимся наказания. И этот начальный страх уже делает великие дела, он сохраняет душу от всякого зла: "страхом же Господним уклоняется всяк от зла", и тем самым становится начальным этапом нашего познания Бога: "начало премудрости страх Господень". Уклоняющийся от зла из страха наказания как раб, постепенно начинает и делать добро, уже добровольно, и, получая от Бога некие утешения, познает Бога не только как нелицеприятного Судию, но и как милостивого Благодателя, и
мало-помалу начинает, как наемник, надеяться на некое воздаяние за свое благое делание. Постоянно избегая зла из страха наказания и делая добро в надежде награды, и, в результате, по благодати, пребывая во благом и соразмерно соединяясь с Богом, получает вкус благого и начинает понимать в чем истинное добро, и уже не желает разлучаться с ним. Тогда, как сын, любит добро ради самого добра и боится, потому что любит, - боится потерять найденное сокровище.
Таким образом, страх необходим нам, чтобы двигаться по пути спасения, и по мере этого продвижения и соответственного возрастания в познании Бога меняется и наше понимание ожидаемого для нас сейчас зла, соответственно, меняется и сам страх.
Не следует пренебрежительно относиться к начальному страху наказания, почитая его чем-то низким, недостаточным, примитивным. Совершенный страх можно достигнуть не иначе как первоначальным страхом.
Многие, имея начальный страх наказания, пренебрегли им и не воспользовались даваемой им силой избегать зла, но проводили нерадивую жизнь, и, в результате, утратили и самый начальный страх, но не потому, что перешли на следующую ступень наемника, где страх наказания сменяется страхом лишиться награды, а - или потому что утратили веру и уже не верят в воздаяние Божие за злые дела или потому что возомнили о себе, почитая свои грехи незначительными, а себя праведными.
Поэтому и Пророк, уча нас отличать один страх от другого, сказал: приидите, чада, послушайте мене, страху Господню научу вас. Кто есть человек хотяй живот, любяй дни видети благи? Удержи язык твой от зла, и устне твои, еже не глаголати льсти (Пс. 33, 12-14). ... Итак, он прежде всего отсекает действие зла страхом Божиим.
...Потом Пророк прибавляет: уклонися от зла. Сперва сказал он о некоторых частных грехах: о злословии, обмане, а потом говорит вообще о всяком зле. Уклонися от зла, т. е. избегай вообще всякого зла, уклоняйся от всякого дела, ведущего ко греху. Опять, сказав это, он не остановился на сём, но прибавил: и сотвори благо. Ибо случается, что иной не делает зла, но и добра не делает; иной также не обижает, но не оказывает и милосердия; иной не ненавидит, но и не любит. Итак, хорошо сказал Пророк: уклонися от зла, и сотвори благо (Пс. 33, 15). Вот он показывает нам ту постепенность трёх устроений душевных, о которой мы упоминали выше. Страхом Божиим он научил уклоняться от зла и тогда уже повелевает начать благое. Ибо когда кто сподобится освободиться от зла и удалится от него, тогда он естественно совершает доброе, наставляемый святыми.
Сказав о сем столь хорошо и последовательно, он продолжает: взыщи мира и пожени и. Не сказал только взыщи, но усильно стремись за ним, чтобы достигнуть его. Следите внимательно умом вашим за сею речью и примечайте точность, наблюдаемую Святым. Когда кто сподобится уклониться от зла и потом будет стараться, с помощию Божиею, делать благое, тотчас восстают на него брани вражеские, и он подвизается, трудится, сокрушается, не только боясь возвратиться опять на злое, как мы сказали о рабе, но и надеясь, как было упомянуто, награды за благое, подобно наёмнику. И таким образом, терпя нападения от врага, борясь с ним и сопротивляясь ему, он делает благое, но с большою скорбию, с великим трудом. Когда же он получит помощь от Бога и приобретёт некоторый навык в добре, тогда видит он покой, тогда вкушает мир, тогда ощущает, что значит печаль брани и что - радость и веселие мира. И потом уже ищет мира, усильно стремится к нему, чтобы достигнуть его, приобрести совершенно и водворить его в себе.
Что может быть блаженнее души, сподобившейся придти во сию меру духовного возраста? Таковой, как мы неоднократно говорили, находится в достоинстве сына; ибо поистине блажени миротворцы: яко тии сынове Божии нарекутся (Мф. 5, 9). Кто может отселе побудить душу сию делать добро ради чего-либо иного, кроме наслаждения тем самым добром? Кто может знать радость сию, кроме того, кто испытал её? Тогда-то таковой, как мы уже несколько раз говорили, познает и совершенный страх.
Если же мы не имеем в душе даже и начального страха Божия, как вселить его в себя?
Вот мы слышали теперь, в чём состоит совершенный страх святых и в чём состоит первоначальный страх, свойственный нашему душевному устроению, и с чего человек начинает и чего достигает через страх Божий. Теперь мы желаем узнать и то, как вселяется в нас страх Божий, и хотим сказать, что нас отлучает от страха Божия.
Для этого необходимы всего 3 вещи: (1) иметь постоянную память смерти и память мучений, (2) ежедневно испытывать себя: каждый вечер - как провел день, каждое утро - как провел ночь и (3) не быть дерзновенным в обращении.
Впрочем есть и более простой и надежный путь - находиться в близком общении с человеком, боящимся Бога.
Отцы сказали, что человек приобретает страх Божий, если имеет память смерти и память мучений; если каждый вечер испытывает себя, как он провёл день, и каждое утро, - как прошла ночь; если не будет дерзновенен в обращении и, наконец, если будет находиться в близком общении с человеком, боящимся Бога. Ибо говорят, что один брат спросил некоторого старца: «Что мне делать, отче, для того, чтобы бояться Бога?» Старец отвечал ему: «Иди, живи с человеком, боящимся Бога, и тем самым, что он боится Бога, научит он и тебя бояться Бога».
Отлучает же нас от страха Божия противоположное тому, что вселяет его в нас, т.е. (1) забвение о смерти и мучениях, (2) не внимание себе и опущение испытания себя (как мы проводим время) и, как следствие этого, - нерадивая жизнь, (3) дерзость в общении. Если это есть в нас, то нет страха Божия, который есть первая ступень на пути спасения, перескочить которую невозможно. И это означает, что мы не спасаемся.
Отгоняем же страх Божий от себя тем, что делаем противное сему: не имеем ни памяти смертной, ни памяти мучений; тем, что не внимаем самим себе и не испытываем себя, как проводим время, но живём нерадиво и обращаемся с людьми, не имеющими страха Божия, и тем, что не охраняемся от дерзновения. Сие последнее хуже всего: это совершенная погибель. Ибо ничто так не отгоняет от души страх Божий, как дерзость. Посему, когда спросили авву Агафона о дерзости, он сказал: «Она подобна сильному жгучему ветру, от которого, когда он подует, все бегут, и который портит всякий плод на деревьях». Видишь ли, брат, силу сей страсти? Видишь ли лютость её? И когда его опять спросили, ужели так вредна дерзость? - он отвечал: «Нет страсти вреднее дерзости, ибо она есть мать всех страстей». Весьма хорошо и разумно сказал он, что она есть мать всех страстей, потому что она отгоняет страх Божий от души. Ибо если страхом же Господним уклоняется всяк от зла (Притч. 15, 27), то, конечно, где нет страха Божия, там всякая страсть. Бог да избавит души наши от всегубительной страсти - дерзости.
Хорошо всем известный, "классический" текст аввы Дорофея о двух видах страха: начальном и совершенном, - дает нам пример и показывает образец (приложимый не только к страху Божию, но и к другим добродетелям) того, что такое степени добродетелей и как они соотносятся друг с другом. Пример этот хорош тем, что о страхе Божием Писание говорит много и часто и потому мы можем свою мысль надежно укоренить в Писании в этом вопросе, а потом аналогичное рассуждение приложить и к другим добродетелям.
Святой Иоанн говорит в Соборных посланиях своих: совершенна любы вон изгоняет страх (1 Ин. 4, 18). Что хочет сказать нам чрез сие святой Апостол? О какой любви говорит он нам и о каком страхе? Ибо пророк Давид говорит в псалме: бойтеся Господа вси святии Его (Пс. 33, 10), и много других подобных изречений находим мы в Божественных Писаниях. Итак, если и святые, столько любящие Господа, боятся Его, то как же святой Иоанн говорит: совершенна любы вон изгоняет страх? Святой хочет нам показать этим, что есть два страха: один первоначальный, а другой совершенный, и что один свойствен, так сказать, начинающим быть благочестивыми, другой же есть страх святых совершенных, достигших в меру совершенной любви. Например, кто исполняет волю Божию по страху мук, как мы сказали, ещё новоначальный: ибо он не делает добра для самого добра, но по страху наказания. Другой же исполняет волю Божию из любви к Богу, любя Его собственно для того, чтобы благоугодить Ему: сей знает, в чём состоит существенное добро, он познал, что значит быть с Богом. Сей-то имеет истинную любовь, которую Святой называет совершенною. И эта любовь приводит его в совершенный страх, ибо таковый боится Бога и исполняет волю Божию уже не по страху наказания, уже не для того чтобы избегнуть мучений, но потому, что он, как мы сказали, вкусив самой сладости пребывания с Богом, боится отпасть, боится лишиться её. И сей совершенный страх, рождающийся от этой любви, изгоняет первоначальный страх: посему-то Апостол и говорит: совершенна любы вон изгоняет страх.
Однако невозможно достигнуть совершенного страха иначе, как только первоначальным страхом. Ибо трояким образом, как говорит Василий Великий, можем мы угодить Богу: или благоугождаем Ему, боясь муки, и тогда находимся в состоянии раба; или, ища награды, исполняем повеления Божии ради собственной пользы, и посему уподобляемся наёмникам; или делаем добро ради самого добра, и тогда мы находимся в состоянии сына. Ибо сын, когда приходит в совершенный возраст и в разум, исполняет волю отца своего не потому, что боится быть наказанным, и не для того, чтобы получить от него награду, но собственно потому и хранит к нему особенную любовь и подобающее отцу почтение, что любит его и уверен, что всё имение отца принадлежит и ему. Таковой сподобляется услышать: уже неси раб, но сын… и наследник Божий Иисус Христом (Гал. 4, 7). Таковой уже не боится, как мы сказали, Бога, конечно, тем первоначальным страхом, но любит Его, как и святой Антоний говорит: я уже не боюсь Бога, но люблю Его.
И Господь, сказав Аврааму, когда он привёл для жертвоприношения Ему сына своего: ныне бо познах, яко боишися ты Бога (Быт. 22, 12), сим означил тот совершенный страх, который рождается от любви. Ибо иначе как бы он сказал: ныне познах, когда (Авраам) уже сделал столько из послушания Богу, - оставил всё своё и переселился в чужую землю к народу, служившему идолам, где не было и следа Богопочитания, и сверх всего этого навёл на него Бог такое страшное искушение - жертвоприношение сына, и после сего сказал ему: ныне познах, яко боишися ты Бога. Очевидно, что Он говорил здесь о совершенном страхе, свойственном святым, которые уже не по страху мучения и не для получения награды исполняют волю Божию, но, любя Бога, как мы многократно говорили, боятся сделать что-либо против воли Бога, ими любимого. Посему-то и говорит Апостол: любы вон изгоняет страх, ибо они уже не по страху действуют, но боятся, потому что любят. В сём состоит совершенный страх.
Но невозможно (как мы уже сказали выше) достигнуть совершенного страха, если кто прежде не приобретает первоначального. Ибо сказано: начало премудрости страх Господень (Притч. 1, 7), и ещё сказано: страх Божий есть начало и конец (Сир. 1, 15, 18). Началом назван первоначальный страх, за которым следует совершенный страх святых. Первоначальный страх свойствен нашему душевному состоянию. Он сохраняет душу от всякого зла, как полировка медь, ибо сказано: страхом же Господним уклоняется всяк от зла (Притч. 15, 27). Итак, если кто уклоняется от зла по страху наказания, как раб, боящийся господина, то он постепенно приходит и к тому, чтобы делать благое добровольно, и мало-помалу начинает, как наёмник, надеяться некоторого воздаяния за свое благое делание. Ибо когда он постоянно будет избегать зла, как мы сказали, из страха, подобно рабу, и делать благое в надежде награды, подобно наёмнику, то, пребывая, по благодати Божией, во благом и соразмерно сему соединяясь с Богом, он получает вкус благого и начинает понимать, в чём истинное добро, и уже не хочет разлучаться с ним. Ибо кто может разлучить такового от любви Христовой? - как сказал Апостол (Рим. 8, 35).
Тогда достигает он в достоинство сына и любит добро ради самого добра, и боится, потому что любит. Сей-то есть великий и совершенный страх.
Зафиксируем основные мысли.
Степени добродетелей.
Во-первых, следует различать разные виды страха. Есть страх начальный, который есть страх наказания и есть страх совершенный, который есть страх отпасть от Того, Кого любишь. Слово одно, а обозначаемые вещи разные, хотя и соотнесенные друг с другом генетически.
В частности, при толковании Писания следует различать о каком виде страха говорится, чтобы не возникало недоумений вокруг мнимых противоречий. Например, слова Писания совершенна любы вон изгоняет страх не противоречат словам страх Господень пребывает вовек, хотя на поверхностный взгляд так могло бы показаться. Совершенная любовь изгоняет начальный страх, но порождает совершенный. С возрастанием в любви начальный страх наказания не исчезает бесследно, но преобразуется, изменяясь в более высокие степени, из страха наказания становясь страхом лишиться награды, чтобы наконец возрасти до совершенной степени - страха отпасть от Любимого. Усвоив это толкование как образец, мы и в других случаях, когда в Писании или у Отцов говорится о какой либо добродетели, будем помнить, что у добродетелей есть степени, и, чтобы верно понять смысл сказанного, следует различать о какой из степеней идет речь в данном конкретном месте.
Последовательность прохождения добродетелей.
Во-вторых, следует помнить что степени добродетелей имеют фиксированную последовательность; и не только помнить об этой последовательности, но и соблюдать ее. Добродетели проходятся нами и возрастают в нас именно в последовательности от начальных степеней к совершенным и никак иначе. Невозможно сразу забраться на высокие степени, перескочив начальные ступени - ошибка, которую многие допускают и от этого падают и изнемогают, - но следует проходить все ступени по порядку: от самого низшего состояния через все промежуточные к высшему.
Три этапа на пути спасения.
Описывая прохождение пути спасения в общем, крупными мазками Отцы выделяют три последовательно проходимых стадии-состояния: состояния раба, наемника и сына. Эти состояния отличаются мотивами, движущими подвижника или, иначе, образами угождения Богу: на первой стадии, находясь в состоянии раба Божия, мы благоугождаем Богу боясь муки, чтобы избежать наказания, на второй стадии в состоянии наемника мы угождаем Богу ища награды, т.е. исполняем повеления Божии ради собственной пользы, и на третьей заключительной стадии мы приходим в состояние сына, в котором делаем добро ради самого добра и угождаем Богу из любви к Нему. Об этих же трех состояниях говорил апостол Иоанн в своих посланиях, обращаясь к детям, юношам и отцам (1Ин.2:12-14). Каждому из этих состояний присущ и свой вид добродетели. Например, в каждом состоянии подвижнику присущ страх Божий, но это три разных вида страха: в состоянии раба это страх наказания, в состоянии наемника - страх лишиться награды, в состоянии же сына - совершенный страх, рождающийся от любви к Богу, примером которого служит Авраам, приведший сына для жертвоприношения и только тогда услышавший от Бога "ныне бо познах, яко боишися ты Бога". Но несмотря на различие видов страха, это не разные добродетели, но одна: следующий вид страха рождается из предыдущего а предыдущий постепенно изменяется в следующий при продвижении по пути спасения и переходе подвижника из предшествующего состояния в последующее.
Так и в каждой из прочих добродетелей могут быть выделены соответствующие степени: начальная, промежуточная и совершенная.
Понятно, что можно проводить и более дробное деление, разбивая промежуточную стадию на подстадии, но Отцы как правило ограничиваются грубым делением на три стадии. И это ограничение намеренное, так как в этой трихотомии уже зафиксировано главное, что нам надо знать при прохождении пути, а более дробное деление - это технические детали, которые Бог откроет подвижнику по мере необходимости. Что же главное? То, что есть разные стадии на пути и, соответственно, разные состояния подвижника и виды добродетели, при том не независимые, но генетически обусловленные (т.е. происходящие одна из другой), и что эти стадии, состояния и виды добродетели следует проходить последовательно, не пытаясь вскочить сразу в высшее не пройдя низшее.
Что такое страх и почему он нам необходим?
Немезий Эмесский определяет страх как состояние или движение души в ожидании какого-либо зла: "благо ожидаемое есть вожделение (επιθυμία), а благо наличное - удовольствие; с другой стороны, зло ожидаемое есть страх, а наличное - печаль" (гл. 17). Это же буквально повторяет Иоанн Дамаскин в ТИПВ (гл. 12(26), О человеке): "«Должно же знать, что из дел одни хороши, а другие худы. Благо, которое ожидается, конечно, производит желание; присутствующее же благо производит удовольствие; подобным же образом, в свою очередь, ожидаемое зло производит страх, а присутствующее - печаль.»".
В этом определении страх - противопоставляется вожделению, но не вожделению как силе души, а как действию этой силы, т.е. силы уже пришедшей в движение. То есть страх - это одна из разновидностей движений вожделевательной силы: движение, отвращающееся от ожидаемого зла. Страх - это естественный (т.е. вложенный Богом в нашу природу) механизм для избегания зла.
Еще из Немезия, о страхе:
так, неразумная часть души, повинующаяся разуму, разделяется, как сказано выше, на две способности: чувственно-пожелательную и аффективную. В свою очередь, чувственно-нежелательная способность разделяется двояко: на удовольствия и печаль. Ведь удовлетворенное вожделение доставляет удовольствие, а неудовлетворенное - печаль (огорчение). Опять же - вожделение, разделяемое по другому способу, образует всего четыре вида, в числе которых заключается и само. Ведь из области существующего - одно есть благо, другое - зло, одно уже присутствует налицо, другое - ожидается. Сообразно этим свойствам, если 2 умножить на 2, то относящееся к вожделению разделяется на четыре вида. В самом деле, существует хорошее и дурное, а затем - настоящее (наличное) и ожидаемое; отсюда: благо ожидаемое возбуждает вожделение в собственном смысле (επιθυμία), а благо наличное - удовольствие; с другой стороны, зло ожидаемое производит страх, а наличное (постигшее) - печаль. Действительно, удовольствие и вожделение связаны с благом, а страх и печаль - со злом. В силу этого некоторые определяют четыре вида страсти: вожделение, удовольствие, страх и печаль. А под благом и злом мы разумеем (здесь) или действительно настоящее благо и зло, или же обычно признаваемое таковым. (ГЛАВА XVII. О ЧУВСТВЕННО-ПОЖЕЛАТЕЛЬНОЙ СПОСОБНОСТИ).
И страх разделяется на шесть видов: на нерешительность, стыдливость, совестливость (стыд), изумление, ужас и беспокойство. Нерешительность есть боязнь предстоящей деятельности; изумление же - страх от представления чего-либо великогож; а ужас - страх от представления чего-либо необыкновенного; беспокойство есть боязнь ошибки, то есть неудачи: так, боясь, что не будем иметь успеха в деле, мы испытываем беспокойство; стыдливость - страх вследствие ожидания порицания, и это чувство - прекраснейшее; совестливость же (стыд) есть страх вследствие совершённого постыдного дела; но и это чувство не безнадёжно в отношении к спасению. Стыдливость отличается от совестливости тем, что совестящийся покрывает себя в том, что он сделал, а стыдливый боится впасть в бесславие (ГЛАВА XX. О СТРАХЕ)
Таким образом, страх присущ каждому человеку, но у каждого свое зло, которого он боится более всего. Здесь же мы говорим о страхе Божием, т.е. о страхе отпасть от Бога, что есть величайшее изо всех зол.
По мере нашего продвижения по пути спасения и соответственного возрастания в познании Бога изменяется и осознание того зла, которого мы почитаем наибольшим, от чего изменяется и наш главный страх.
Сперва, почти не зная Бога или зная лишь внешним образом, мы, если имеем веру и трезвый взгляд на себя, боимся наказания. И этот начальный страх уже делает великие дела, он сохраняет душу от всякого зла: "страхом же Господним уклоняется всяк от зла", и тем самым становится начальным этапом нашего познания Бога: "начало премудрости страх Господень". Уклоняющийся от зла из страха наказания как раб, постепенно начинает и делать добро, уже добровольно, и, получая от Бога некие утешения, познает Бога не только как нелицеприятного Судию, но и как милостивого Благодателя, и
мало-помалу начинает, как наемник, надеяться на некое воздаяние за свое благое делание. Постоянно избегая зла из страха наказания и делая добро в надежде награды, и, в результате, по благодати, пребывая во благом и соразмерно соединяясь с Богом, получает вкус благого и начинает понимать в чем истинное добро, и уже не желает разлучаться с ним. Тогда, как сын, любит добро ради самого добра и боится, потому что любит, - боится потерять найденное сокровище.
Таким образом, страх необходим нам, чтобы двигаться по пути спасения, и по мере этого продвижения и соответственного возрастания в познании Бога меняется и наше понимание ожидаемого для нас сейчас зла, соответственно, меняется и сам страх.
Не следует пренебрежительно относиться к начальному страху наказания, почитая его чем-то низким, недостаточным, примитивным. Совершенный страх можно достигнуть не иначе как первоначальным страхом.
Многие, имея начальный страх наказания, пренебрегли им и не воспользовались даваемой им силой избегать зла, но проводили нерадивую жизнь, и, в результате, утратили и самый начальный страх, но не потому, что перешли на следующую ступень наемника, где страх наказания сменяется страхом лишиться награды, а - или потому что утратили веру и уже не верят в воздаяние Божие за злые дела или потому что возомнили о себе, почитая свои грехи незначительными, а себя праведными.
Поэтому и Пророк, уча нас отличать один страх от другого, сказал: приидите, чада, послушайте мене, страху Господню научу вас. Кто есть человек хотяй живот, любяй дни видети благи? Удержи язык твой от зла, и устне твои, еже не глаголати льсти (Пс. 33, 12-14). ... Итак, он прежде всего отсекает действие зла страхом Божиим.
...Потом Пророк прибавляет: уклонися от зла. Сперва сказал он о некоторых частных грехах: о злословии, обмане, а потом говорит вообще о всяком зле. Уклонися от зла, т. е. избегай вообще всякого зла, уклоняйся от всякого дела, ведущего ко греху. Опять, сказав это, он не остановился на сём, но прибавил: и сотвори благо. Ибо случается, что иной не делает зла, но и добра не делает; иной также не обижает, но не оказывает и милосердия; иной не ненавидит, но и не любит. Итак, хорошо сказал Пророк: уклонися от зла, и сотвори благо (Пс. 33, 15). Вот он показывает нам ту постепенность трёх устроений душевных, о которой мы упоминали выше. Страхом Божиим он научил уклоняться от зла и тогда уже повелевает начать благое. Ибо когда кто сподобится освободиться от зла и удалится от него, тогда он естественно совершает доброе, наставляемый святыми.
Сказав о сем столь хорошо и последовательно, он продолжает: взыщи мира и пожени и. Не сказал только взыщи, но усильно стремись за ним, чтобы достигнуть его. Следите внимательно умом вашим за сею речью и примечайте точность, наблюдаемую Святым. Когда кто сподобится уклониться от зла и потом будет стараться, с помощию Божиею, делать благое, тотчас восстают на него брани вражеские, и он подвизается, трудится, сокрушается, не только боясь возвратиться опять на злое, как мы сказали о рабе, но и надеясь, как было упомянуто, награды за благое, подобно наёмнику. И таким образом, терпя нападения от врага, борясь с ним и сопротивляясь ему, он делает благое, но с большою скорбию, с великим трудом. Когда же он получит помощь от Бога и приобретёт некоторый навык в добре, тогда видит он покой, тогда вкушает мир, тогда ощущает, что значит печаль брани и что - радость и веселие мира. И потом уже ищет мира, усильно стремится к нему, чтобы достигнуть его, приобрести совершенно и водворить его в себе.
Что может быть блаженнее души, сподобившейся придти во сию меру духовного возраста? Таковой, как мы неоднократно говорили, находится в достоинстве сына; ибо поистине блажени миротворцы: яко тии сынове Божии нарекутся (Мф. 5, 9). Кто может отселе побудить душу сию делать добро ради чего-либо иного, кроме наслаждения тем самым добром? Кто может знать радость сию, кроме того, кто испытал её? Тогда-то таковой, как мы уже несколько раз говорили, познает и совершенный страх.
Если же мы не имеем в душе даже и начального страха Божия, как вселить его в себя?
Вот мы слышали теперь, в чём состоит совершенный страх святых и в чём состоит первоначальный страх, свойственный нашему душевному устроению, и с чего человек начинает и чего достигает через страх Божий. Теперь мы желаем узнать и то, как вселяется в нас страх Божий, и хотим сказать, что нас отлучает от страха Божия.
Для этого необходимы всего 3 вещи: (1) иметь постоянную память смерти и память мучений, (2) ежедневно испытывать себя: каждый вечер - как провел день, каждое утро - как провел ночь и (3) не быть дерзновенным в обращении.
Впрочем есть и более простой и надежный путь - находиться в близком общении с человеком, боящимся Бога.
Отцы сказали, что человек приобретает страх Божий, если имеет память смерти и память мучений; если каждый вечер испытывает себя, как он провёл день, и каждое утро, - как прошла ночь; если не будет дерзновенен в обращении и, наконец, если будет находиться в близком общении с человеком, боящимся Бога. Ибо говорят, что один брат спросил некоторого старца: «Что мне делать, отче, для того, чтобы бояться Бога?» Старец отвечал ему: «Иди, живи с человеком, боящимся Бога, и тем самым, что он боится Бога, научит он и тебя бояться Бога».
Отлучает же нас от страха Божия противоположное тому, что вселяет его в нас, т.е. (1) забвение о смерти и мучениях, (2) не внимание себе и опущение испытания себя (как мы проводим время) и, как следствие этого, - нерадивая жизнь, (3) дерзость в общении. Если это есть в нас, то нет страха Божия, который есть первая ступень на пути спасения, перескочить которую невозможно. И это означает, что мы не спасаемся.
Отгоняем же страх Божий от себя тем, что делаем противное сему: не имеем ни памяти смертной, ни памяти мучений; тем, что не внимаем самим себе и не испытываем себя, как проводим время, но живём нерадиво и обращаемся с людьми, не имеющими страха Божия, и тем, что не охраняемся от дерзновения. Сие последнее хуже всего: это совершенная погибель. Ибо ничто так не отгоняет от души страх Божий, как дерзость. Посему, когда спросили авву Агафона о дерзости, он сказал: «Она подобна сильному жгучему ветру, от которого, когда он подует, все бегут, и который портит всякий плод на деревьях». Видишь ли, брат, силу сей страсти? Видишь ли лютость её? И когда его опять спросили, ужели так вредна дерзость? - он отвечал: «Нет страсти вреднее дерзости, ибо она есть мать всех страстей». Весьма хорошо и разумно сказал он, что она есть мать всех страстей, потому что она отгоняет страх Божий от души. Ибо если страхом же Господним уклоняется всяк от зла (Притч. 15, 27), то, конечно, где нет страха Божия, там всякая страсть. Бог да избавит души наши от всегубительной страсти - дерзости.