краткая молитва
О возрастании в молитве посредством краткой молитвы. Продолжение собеседования аввы Исаака о непрестанной молитве.
Глава 11. О совершенстве молитвы, которого можно достигнуть при помощи предыдущего наставления.
Эту формулу ум должен содержать непрестанно, пока, укрепившись непрерывным употреблением ее и постоянным размышлением, не отвергнет богатство и обширное имущество всех помыслов. Таким образом, стесненный нищетою этого стишка, с большей легкостью достигнет того евангельского блаженства, которое имеет первенство между другими блаженствами: «Блаженны, - сказано, - нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Мф 5, 3). Таким образом, став отличным нищим, посредством такой нищеты он исполнит и это пророческое изречение: «нищий и убогий да восхвалят имя Твое» (Пс 73, 21). И точно, чья нищета может быть больше или святее, как не того, кто, сознавая, что он не имеет никакой помощи, никаких сил, ежедневно просит помощи от чужой щедрости и, полагая, что его жизнь и существо ежеминутно поддерживается помощью Божией, справедливо признает себя нищим Господним, с покорностью ежедневно взывает к Нему: «Аз же нищь есмь и убог, ... помощник мой и защититель мой еси Ты, Боже мой, не закосни» (Пс 39, 18). И таким образом восходя к многообразному знанию Бога при Его озарении, начинает потом насыщаться более возвышенными и сокровенными тайнами, согласно с тем, что говорится пророком: «Горы высокия еленем, камень прибежище ежам [сл. заяцем]». (Пс 103, 18). Это - довольно близко к сказанной мысли; потому что всякий, пребывающий в простоте и невинности, никому не бывает вреден или неприятен, но, довольствуясь своей простотою, только желает предохранять себя от врагов, не стать их добычею; как бы сделавшись духовным ежом, он постоянно защищается покровом евангельского камня (Иисуса Христа) (1Кор 10, 4; Пс 136, 9), т.е. будучи огражден памятью о страданиях Господа и постоянным размышлением о вышесказанном стишке, избавляется от наветов нападающего врага. Об этих духовных ежах и в книге Притчей говорится: «ежи [сл. горные мыши] - народ слабый - жилища свои сделали в скалах» (Притч 30, 26). И точно, что слабее христианина? Что немощнее монаха, которому не только не предоставляется никакого мщения за обиды, но не позволено даже легкое молчаливое возмущение внутри? А всякий, преуспевающий в этом состоянии, не только приобретает простоту безвредности, но и, огражденный силою рассудительности, становится истребителем ядовитых змей, имея сокрушенного сатану под своими ногами, и по образу разумного оленя, быстротою духа восходит и пасется на пророческих и апостольских горах, т.е. возвышенных и превосходных тайнах их. Напитанный их пищею постоянной, воспринимая все чувствования псалмов, он начинает воспевать их не как составленные пророком, а как им самим сочиненные, как собственную молитву выражает их с глубоким сокрушением сердца, или, по крайней мере, считает их относящимися к нему и сознает, что изречения их не только исполнились через пророка или на пророке, но над ним ежедневно исполняются. Ибо тогда Божественные Писания для нас становятся яснее, как бы жилы и мозги их открываются, когда опытность наша не только приобретает, но и предваряет понимание их, и смысл слов раскрывается нам не через изъяснение, а через дела. Ибо, воспринимая то же расположение сердца, с каким воспет или написан псалом, становясь как бы сочинителями его, мы больше предваряем понимание его, нежели последуем. Постигая сперва силу слов, нежели знание, размышляя о них, мы некоторым образом припоминаем, что в нас произошло или происходит ежедневно, что породило в нас нашу нерадивость, или приобрело усердие, или доставило божественное провидение, или обольстило внушение врага, или похитило легкое, тонкое забвение, или причинила человеческая слабость, или ввело в обман тупое незнание; воспевая псалмы, мы это вспоминаем. Ибо мы находим все эти выраженные в псалмах состояния. Поэтому, ясно рассматривая как в чистом зеркале все, что произошло с нами, более действенно познаем, и таким образом научившись у действий, мы не как услышанное, а как совершенное нами, осязательно понимаем, не как усвоенное памятью, а как впечатанное в саму природу вещей, порождаем из внутреннего расположения сердца, так что проницаем смысл их не по чтению, а по предшествующему опыту. И таким образом дух наш достигает той чистоты молитвы, о которой сказано в предыдущем собеседовании, и которая не только не занимается видением какого-либо образа, но и не развлекается никаким голосом, никаким произношением слов, при горячем напряжении ума, при неизреченном восторге сердца, с непобедимой живостью духа возносится; и эту молитвенную чистоту дух, ставши вне всех чувств и видимых вещей, изливает Богу неизъяснимыми стонами и воздыханиями.
(преподобный Иоанн Кассиан Римлянин, Собеседования египетских подвижников. Писания к 10-ти посланным к епископу Леонтию и Елладию собеседованиям отцов, пребывавших в скитской пустыне. Десятое собеседование аввы Исаака Скитского (второе). О молитве. (https://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Kassian_Rimljanin/pisaniya_k_desyati/10_10))
Таким образом, авва Исаак указывает нам следующий порядок возрастания в молитве.
Непрестанное повторение формулы молитвы в любом месте и по любому поводу
1) укрепит ум и он сможет отвергнуть богатство и обширное имущество всех помыслов;
2) позволит достичь нищеты духа, т.к. постоянно обращаясь к Богу за помощью, сознавая, что вся жизнь и существо ежеминутно поддерживается помощью Божией, в конце концов и внутри себя, наконец, действительно осознаешь свою нищету.
3) Нищета духа - есть первый этап просвещения ума, избавления его от неведения. Далее, восходя к многообразному знанию Бога при Его озарении, начинает потом насыщаться более возвышенными и сокровенными тайнами.
4) Будучи же огражден памятью о страданиях Господа и постоянным размышлением о вышесказанном стишке, избавится от наветов нападающего врага.
5) Наконец, молитва сходит в сердце, с внешнего уровня переходит во внутреннее души: молитва возникает уже не как некое воспоминание, сконцентрировавшись на котором, ум пытается проникнуть в смысл слов и вызвать некий отклик в душе или установить себя в некое состоянии, но слова молитвы исходят из серца или из самого ума как свои собственные. Напитанный их пищею постоянной, воспринимая все чувствования псалмов, он начинает воспевать их не как составленные пророком, а как им самим сочиненные, как собственную молитву выражает их с глубоким сокрушением сердца, или, по крайней мере, считает их относящимися к нему и сознает, что изречения их не только исполнились через пророка или на пророке, но над ним ежедневно исполняются... тогда Божественные Писания для нас становятся яснее, как бы жилы и мозги их открываются, когда опытность наша не только приобретает, но и предваряет понимание их, и смысл слов раскрывается нам не через изъяснение, а через дела. Ибо, воспринимая то же расположение сердца, с каким воспет или написан псалом, становясь как бы сочинителями его, мы больше предваряем понимание его, нежели последуем.
6) И таким образом дух наш достигает той чистоты молитвы, ... которая не только не занимается видением какого-либо образа, но и не развлекается никаким голосом, никаким произношением слов, при горячем напряжении ума, при неизреченном восторге сердца, с непобедимой живостью духа возносится; и эту молитвенную чистоту дух, ставши вне всех чувств и видимых вещей, изливает Богу неизъяснимыми стонами и воздыханиями
Псалтырь как зеркало. Как молитва проникает в сердце?
Постигая сперва силу слов, нежели знание, размышляя о них, мы некоторым образом припоминаем, что в нас произошло или происходит ежедневно, что породило в нас нашу нерадивость, или приобрело усердие, или доставило божественное провидение, или обольстило внушение врага, или похитило легкое, тонкое забвение, или причинила человеческая слабость, или ввело в обман тупое незнание; воспевая псалмы, мы это вспоминаем. Ибо мы находим все эти выраженные в псалмах состояния. Поэтому, ясно рассматривая как в чистом зеркале все, что произошло с нами, более действенно познаем, и таким образом научившись у действий, мы не как услышанное, а как совершенное нами, осязательно понимаем, не как усвоенное памятью, а как впечатанное в саму природу вещей, порождаем из внутреннего расположения сердца, так что проницаем смысл их не по чтению, а по предшествующему опыту.
Глава 11. О совершенстве молитвы, которого можно достигнуть при помощи предыдущего наставления.
Эту формулу ум должен содержать непрестанно, пока, укрепившись непрерывным употреблением ее и постоянным размышлением, не отвергнет богатство и обширное имущество всех помыслов. Таким образом, стесненный нищетою этого стишка, с большей легкостью достигнет того евангельского блаженства, которое имеет первенство между другими блаженствами: «Блаженны, - сказано, - нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Мф 5, 3). Таким образом, став отличным нищим, посредством такой нищеты он исполнит и это пророческое изречение: «нищий и убогий да восхвалят имя Твое» (Пс 73, 21). И точно, чья нищета может быть больше или святее, как не того, кто, сознавая, что он не имеет никакой помощи, никаких сил, ежедневно просит помощи от чужой щедрости и, полагая, что его жизнь и существо ежеминутно поддерживается помощью Божией, справедливо признает себя нищим Господним, с покорностью ежедневно взывает к Нему: «Аз же нищь есмь и убог, ... помощник мой и защититель мой еси Ты, Боже мой, не закосни» (Пс 39, 18). И таким образом восходя к многообразному знанию Бога при Его озарении, начинает потом насыщаться более возвышенными и сокровенными тайнами, согласно с тем, что говорится пророком: «Горы высокия еленем, камень прибежище ежам [сл. заяцем]». (Пс 103, 18). Это - довольно близко к сказанной мысли; потому что всякий, пребывающий в простоте и невинности, никому не бывает вреден или неприятен, но, довольствуясь своей простотою, только желает предохранять себя от врагов, не стать их добычею; как бы сделавшись духовным ежом, он постоянно защищается покровом евангельского камня (Иисуса Христа) (1Кор 10, 4; Пс 136, 9), т.е. будучи огражден памятью о страданиях Господа и постоянным размышлением о вышесказанном стишке, избавляется от наветов нападающего врага. Об этих духовных ежах и в книге Притчей говорится: «ежи [сл. горные мыши] - народ слабый - жилища свои сделали в скалах» (Притч 30, 26). И точно, что слабее христианина? Что немощнее монаха, которому не только не предоставляется никакого мщения за обиды, но не позволено даже легкое молчаливое возмущение внутри? А всякий, преуспевающий в этом состоянии, не только приобретает простоту безвредности, но и, огражденный силою рассудительности, становится истребителем ядовитых змей, имея сокрушенного сатану под своими ногами, и по образу разумного оленя, быстротою духа восходит и пасется на пророческих и апостольских горах, т.е. возвышенных и превосходных тайнах их. Напитанный их пищею постоянной, воспринимая все чувствования псалмов, он начинает воспевать их не как составленные пророком, а как им самим сочиненные, как собственную молитву выражает их с глубоким сокрушением сердца, или, по крайней мере, считает их относящимися к нему и сознает, что изречения их не только исполнились через пророка или на пророке, но над ним ежедневно исполняются. Ибо тогда Божественные Писания для нас становятся яснее, как бы жилы и мозги их открываются, когда опытность наша не только приобретает, но и предваряет понимание их, и смысл слов раскрывается нам не через изъяснение, а через дела. Ибо, воспринимая то же расположение сердца, с каким воспет или написан псалом, становясь как бы сочинителями его, мы больше предваряем понимание его, нежели последуем. Постигая сперва силу слов, нежели знание, размышляя о них, мы некоторым образом припоминаем, что в нас произошло или происходит ежедневно, что породило в нас нашу нерадивость, или приобрело усердие, или доставило божественное провидение, или обольстило внушение врага, или похитило легкое, тонкое забвение, или причинила человеческая слабость, или ввело в обман тупое незнание; воспевая псалмы, мы это вспоминаем. Ибо мы находим все эти выраженные в псалмах состояния. Поэтому, ясно рассматривая как в чистом зеркале все, что произошло с нами, более действенно познаем, и таким образом научившись у действий, мы не как услышанное, а как совершенное нами, осязательно понимаем, не как усвоенное памятью, а как впечатанное в саму природу вещей, порождаем из внутреннего расположения сердца, так что проницаем смысл их не по чтению, а по предшествующему опыту. И таким образом дух наш достигает той чистоты молитвы, о которой сказано в предыдущем собеседовании, и которая не только не занимается видением какого-либо образа, но и не развлекается никаким голосом, никаким произношением слов, при горячем напряжении ума, при неизреченном восторге сердца, с непобедимой живостью духа возносится; и эту молитвенную чистоту дух, ставши вне всех чувств и видимых вещей, изливает Богу неизъяснимыми стонами и воздыханиями.
(преподобный Иоанн Кассиан Римлянин, Собеседования египетских подвижников. Писания к 10-ти посланным к епископу Леонтию и Елладию собеседованиям отцов, пребывавших в скитской пустыне. Десятое собеседование аввы Исаака Скитского (второе). О молитве. (https://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Kassian_Rimljanin/pisaniya_k_desyati/10_10))
Таким образом, авва Исаак указывает нам следующий порядок возрастания в молитве.
Непрестанное повторение формулы молитвы в любом месте и по любому поводу
1) укрепит ум и он сможет отвергнуть богатство и обширное имущество всех помыслов;
2) позволит достичь нищеты духа, т.к. постоянно обращаясь к Богу за помощью, сознавая, что вся жизнь и существо ежеминутно поддерживается помощью Божией, в конце концов и внутри себя, наконец, действительно осознаешь свою нищету.
3) Нищета духа - есть первый этап просвещения ума, избавления его от неведения. Далее, восходя к многообразному знанию Бога при Его озарении, начинает потом насыщаться более возвышенными и сокровенными тайнами.
4) Будучи же огражден памятью о страданиях Господа и постоянным размышлением о вышесказанном стишке, избавится от наветов нападающего врага.
5) Наконец, молитва сходит в сердце, с внешнего уровня переходит во внутреннее души: молитва возникает уже не как некое воспоминание, сконцентрировавшись на котором, ум пытается проникнуть в смысл слов и вызвать некий отклик в душе или установить себя в некое состоянии, но слова молитвы исходят из серца или из самого ума как свои собственные. Напитанный их пищею постоянной, воспринимая все чувствования псалмов, он начинает воспевать их не как составленные пророком, а как им самим сочиненные, как собственную молитву выражает их с глубоким сокрушением сердца, или, по крайней мере, считает их относящимися к нему и сознает, что изречения их не только исполнились через пророка или на пророке, но над ним ежедневно исполняются... тогда Божественные Писания для нас становятся яснее, как бы жилы и мозги их открываются, когда опытность наша не только приобретает, но и предваряет понимание их, и смысл слов раскрывается нам не через изъяснение, а через дела. Ибо, воспринимая то же расположение сердца, с каким воспет или написан псалом, становясь как бы сочинителями его, мы больше предваряем понимание его, нежели последуем.
6) И таким образом дух наш достигает той чистоты молитвы, ... которая не только не занимается видением какого-либо образа, но и не развлекается никаким голосом, никаким произношением слов, при горячем напряжении ума, при неизреченном восторге сердца, с непобедимой живостью духа возносится; и эту молитвенную чистоту дух, ставши вне всех чувств и видимых вещей, изливает Богу неизъяснимыми стонами и воздыханиями
Псалтырь как зеркало. Как молитва проникает в сердце?
Постигая сперва силу слов, нежели знание, размышляя о них, мы некоторым образом припоминаем, что в нас произошло или происходит ежедневно, что породило в нас нашу нерадивость, или приобрело усердие, или доставило божественное провидение, или обольстило внушение врага, или похитило легкое, тонкое забвение, или причинила человеческая слабость, или ввело в обман тупое незнание; воспевая псалмы, мы это вспоминаем. Ибо мы находим все эти выраженные в псалмах состояния. Поэтому, ясно рассматривая как в чистом зеркале все, что произошло с нами, более действенно познаем, и таким образом научившись у действий, мы не как услышанное, а как совершенное нами, осязательно понимаем, не как усвоенное памятью, а как впечатанное в саму природу вещей, порождаем из внутреннего расположения сердца, так что проницаем смысл их не по чтению, а по предшествующему опыту.