О подвижности и отягощении, пленении и освобождении ума
продолжение
Итак, чтобы молитвы была чистой, необходимо до начала молитвы изгнать из сердца все, что не может быть в сердце во время молитвы. Что же такое необходимо изгнать из сердца для того, чтобы молитва стала чистой?
По природе ум чист и подвижен и стремится к свойственным себе предметам - небесным и незримым. Однако в нашем текущем состоянии ум связан тремя оковами: похотями, пороками, мирскими заботами. Эти три связывают ум и не дают ему устремляться к свойственному ему по природе, но утягивают к тому, чем они сами занимаются и принуждают вращаться в материальных вещах и мирских заботах.
Поэтому, чтобы молитва могла вознестись к Богу, чтобы она была чистой и горячей, необходимо всего лишь вернуть ум в его природное состояние, т.е. следует избавить ум от отягощающего его бремени: очистить от пороков и страстей и избавить от мирских забот.
Глава 4. О подвижности души, сравниваемой с пухом
Качество души хорошо сравнивают с легким пером или пухом. Не будучи омочен никакой посторонней жидкостью, при самом слабом дыхании ветерка он обыкновенно, по своей легкости, возносится на высоту; а если бывает отягчен какой-либо влажностью, то вместо того, чтобы подниматься на воздух, от тяжести принятой им влаги прилегает к недрам земли. Так и ум наш, если будет свободен от бремени стремящихся к нему пороков и мирских забот и чужд растления вредных похотей, то, облегчаемый силою природной чистоты своей, при самом тихом веянии духовного размышления, оставляя все суетное и земное, переносится к небесному и невидимому. Поэтому-то и заповедует нам Господь: смотрите же за собою, чтобы сердца ваши не отягчались объядением, и пьянством, и заботами житейскими (Лк 21, 34). Итак, если хотим, чтобы молитвы наши восходили не только до небес, но и превыше небес, то постараемся поставить ум наш в естественное состояние его духовности, очистив его от всех земных пороков и скверны страстей, чтобы молитва его, не отягчаясь более никаким бременем пороков, могла вознестись к Богу.
Какие же отягощения сковывают наш ум?
В первую очередь следует отличать отягощения от смертных грехов, которые не отягощают, но умерщвляют душу, таких как прелюбодеяние, блуд, убийство, богохульство, воровство. Отягощения же не смертельны и, может быть, поэтому многими почитаются безвредными. Это, конечно же, не так. Хотя они и не умерщвляют душу, как смертные грехи, но сильно препятствуют нашему спасению, особенно молитве: разлучают ум от Бога и пригибают его к земному, не дают уму вознестись к Богу в молитве.
При том отягощения бывают не только видимыми и явными, но и неявными, которые не так-то легко распознать. Явные отягощения: обжорство, пьянство, печали и заботы житейские. Неявные отягощения - духовное объядение и пьянство: чрезмерные (особенные) заботы и попечения житейские, т.е. попечения не о необходимом.
От явного отягощение монаху легко уклониться, удалившись общения с миром и соблюдая уставы монастыря. От неявного отягощения уклониться труднее, для этого надо следовать правилу отцов, относя к числу непозволительных житейских забот все, что превышает необходимость ежедневного пропитания и непременные потребности тела, т.е. все, что не является необходимым для жизни: лишняя одежда, деньги, помещения, убранство.
Глава 5. О причинах, отягощающих наш дух
Надо отметить причины, производящие отягощение в уме нашем, на которые указывает Господь. В числе этих причин Он не полагает прелюбодеяние, блуд, убийство, богохульство, воровство, которые все признают грехами смертными, гибельными; но обжорство, пьянство, печали и заботы житейские, коих не только мирские люди не берегутся и не почитают гибельными, но даже некоторые (о чем стыдно и говорить), называющие себя монахами, предаются этим занятиям, как безвредным или полезным. Хотя эти три причины, даже буквально понимаемые, отягчают душу, разлучают ее с Богом и пригибают к земле; впрочем, легко уклониться от них, особенно нам, нарочно удаленным от всякого общения с миром и не имеющим никакого повода предаваться мирским заботам, пьянству и объедению. Но есть и другое объедение и пьянство - духовное, коих труднее избежать, и есть особенные заботы и попечения житейские, в которых часто принимаем участие и мы, несмотря на то, что совершенно отреклись от всех владений наших, воздерживаемся от вина и всяких пиршеств и находимся в уединении. О них-то говорит пророк Иоиль: восстаньте упившиеся, и не от вина (Иоил. 1:5), и также другой пророк говорит: изумляйтесь и дивитесь: они ослепили других, и сами ослепли; они пьяны, но не от вина (Ис 29, 9). Из этого следует, что вино, причиняющее это пьянство, по словам пророка, есть отрава аспидов (Втор 32:33). Заметь, откуда ведет свое начало такое вино: виноград их от виноградной лозы Содомской и с полей Гоморрских. Хочешь ли также знать плод этого винограда и этого отродья? Ягоды их ягоды ядовитые, грозди их горькие (Втор 32:32). Поэтому, если мы не будем чисты от всех пороков и от упоения всех страстей, то и без употребления пьянящего вина, и без роскошных пиршеств сердце наше отягчится пьянством и объедением еще более вредным. Ибо если житейские заботы могут касаться и нас, чуждых мирских дел, то этим самым очевидно оправдывается правило отцов, которые относили к числу житейских забот все то, что превышает необходимость ежедневного пропитания нашего и непременные потребности тела. Так, например, когда мы стараемся всеми мерами приобрести два или три сольда, между тем как и одного было бы достаточно для наших нужд; когда заботимся о стяжании трех или четырех одеяний, между тем как для употребления днем и ночью довольно было бы двух; или когда, увлекаясь житейскою гордостью и пышностью, мы стараемся строить четыре или пять келий, и притом великолепнейших, хотя для жительства достаточна была бы одна или две, и вообще, когда слишком уважаем мучительные мирские пожелания.
Пример неявного отягощения - брат, который упорно трудился, разбивая твердый камень.
Глава 6. О видении одного старца касательно беспокойного труда одного брата
Очевидные опыты показывают, что это происходит не без наущения демонов. Один старец, добродетельнейшей жизни, проходя мимо кельи брата, страдавшего этим душевным недугом, о котором мы сказали (ибо он, беспокоясь об излишних постройках и починках, ежедневно изнурял себя трудом), издали увидел, что тот разбивает тяжелым молотом твердый камень. Тут еще он увидел, что при этом брате находился эфиоп, который, соединив свои руки с его руками, вместе с ним делал удары молотом и пылающими факелами побуждал его к постоянному продолжению работы. Старец долго стоял, удивляясь и жестокому нападению демона, и столь коварному обольщению. Ибо когда брат этот, ослабев от чрезмерного труда, намеревался успокоиться, оставив труд свой, то, наущением того же духа, был вынужден снова брать молот и не оставлять начатого дела, так что уже не чувствовал тяжести труда, будучи поддерживаем непрестанным подстреканием демона. Наконец тот старец, тронутый видом столь жестокого надругательства демона, подходит к келье брата и, приветствуя, говорит ему: «Над чем столько трудишься, брат?» - «Обделываем этот твердейший камень, - отвечал он, - и едва только могли мы разбить его». - «Правду говоришь ты: едва мы могли, - сказал старец. - Ибо ты был не один, когда разбивал камень, с тобою был еще некто другой, коего ты не видел, и который не столько помогал тебе в этой работе, сколько со всей жестокостью понуждал тебя к ней».
Кажется, что здесь есть некое несоответствие с тем, что мы знаем о труде. Мы знаем, что монахам необходим труд и все монахи, включая великих святых, занимались рукоделием, знаем также, что часто старцы нагружали послушников совершенно бесполезными трудами, как, например, сажать деревья корнями вверх или переносить камни с места на мест и обратно. Кажется, что и в приведенном случае этот труд брата мало чем отличается от рукоделий монахов или трудов послушников и поэтому скорее заслуживает похвалы, а не осуждения.
Но это не так, это только внешнее поверхностное сходство. Если взглянуть глубже, не на внешность, а не внутренний смысл, мы увидим, что есть труды и труды, и между кажущимися похожими внешне случаями есть существенная внутренняя разница. Разница эта в том, что одни труды и рукоделия не отягощали ум монахов, а освобождали его, а труд этого брата отягощал его ум, т.к. сердце брата увлеклось этим делом и ум вместо предстояния Богу обратил все свое внимание и все свои силы на это внешнее дело.
Следует понимать, что нам следует освободиться ото всех отягощений. Как явные так и неявные отягощения равно препятствуют чистой молитве: незначительные мелочи отягощают ум монаха не меньше великих забот мирских людей, препятствуя уму его возноситься к Богу. Поэтому для стяжания непрестанной молитвы следует избавить ум от отягощения в любом его проявлении, явном или неявном. Для чего следует позаботиться о том, чтобы наша мысль постоянно была обращена к Богу, малейшее уклонение от Которого есть настоящая смерть и бедственная гибель.
Как распознать, что ум освободился от отягощений?
Знак свободы ума - хладнокровное (т.е. без волнения) отвержение отягощающих ум дел, даже внешне непредосудительных.
Каковы следствия избавления от отягощений?
После избавления от отягощений ум придет в недвижимо мирное состояние, т.е. перестанет возмущаться входящими помышлениями и устремится к свойственному себе, т.е. к Богу, и сердце прилепится к одному только высшему благу. Поэтому сердечные помышления, будучи поглощены чистотою, сделаются из земных духовными и ангельскими, входящее в сердце помышление будет очищено; любое занятие сердца будет всегда возводимо Богу и, следовательно, молитва всегда будет чистой и искренней, независимо от того, чем занято сердце и что входит в него.
Итак, это еще не показывает, что душа наша свободна от свойственной мирским людям болезни, если мы воздерживаемся только от тех забот, которые хоть и желали бы исполнить, но не можем, и если оказываем презрение к таким вещам, домогательство которых в глазах как духовных людей, так и мирских с первого взгляда представляется предосудительным; но верный знак таковой свободы состоит в том, когда мы с хладнокровием отвергаем даже и то, что можем сделать и что имеет вид приличия. В самом деле, эти, по-видимому, незначительные мелочи не меньше отягчают ум монаха, как и те великие заботы, которые обычно омрачают чувства мирских людей. Ибо и они также не допускают, чтобы монах, отложив всякую земную нечистоту, возносился к Богу, к Которому всегда должна быть обращена мысль наша, и малейшее уклонение от Которого, как высочайшего блага, есть настоящая смерть и бедственная гибель. А чей ум, отрешившись от уз всяких плотских страстей, придет в твердое состояние спокойствия, чье сердце всей крепостью прилепится к одному верховному благу, тот в состоянии будет исполнить апостольскую заповедь: непрестанно молитесь (1Сол 5, 17), и еще: желаю, чтобы на всяком месте произносили молитвы мужи, воздевая чистые руки без гнева и сомнения (1Тим 2, 8). Ибо, коль скоро сердечные помышления будут, так сказать, поглощены чистотою и из земных сделаются духовными и ангельскими, то, что бы ни входило в них, чем бы они ни были заняты, молитва всегда будет чистейшей и искреннейшей.
Ссылка: преподобный Иоанн Кассиан Римлянин, Собеседования египетских подвижников. Писания к 10-ти посланным к епископу Леонтию и Елладию собеседованиям отцов, пребывавших в скитской пустыне. Девятое собеседование аввы Исаака Скитского (первое). О молитве (https://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Kassian_Rimljanin/pisaniya_k_desyati/9)
Итак, чтобы молитвы была чистой, необходимо до начала молитвы изгнать из сердца все, что не может быть в сердце во время молитвы. Что же такое необходимо изгнать из сердца для того, чтобы молитва стала чистой?
По природе ум чист и подвижен и стремится к свойственным себе предметам - небесным и незримым. Однако в нашем текущем состоянии ум связан тремя оковами: похотями, пороками, мирскими заботами. Эти три связывают ум и не дают ему устремляться к свойственному ему по природе, но утягивают к тому, чем они сами занимаются и принуждают вращаться в материальных вещах и мирских заботах.
Поэтому, чтобы молитва могла вознестись к Богу, чтобы она была чистой и горячей, необходимо всего лишь вернуть ум в его природное состояние, т.е. следует избавить ум от отягощающего его бремени: очистить от пороков и страстей и избавить от мирских забот.
Глава 4. О подвижности души, сравниваемой с пухом
Качество души хорошо сравнивают с легким пером или пухом. Не будучи омочен никакой посторонней жидкостью, при самом слабом дыхании ветерка он обыкновенно, по своей легкости, возносится на высоту; а если бывает отягчен какой-либо влажностью, то вместо того, чтобы подниматься на воздух, от тяжести принятой им влаги прилегает к недрам земли. Так и ум наш, если будет свободен от бремени стремящихся к нему пороков и мирских забот и чужд растления вредных похотей, то, облегчаемый силою природной чистоты своей, при самом тихом веянии духовного размышления, оставляя все суетное и земное, переносится к небесному и невидимому. Поэтому-то и заповедует нам Господь: смотрите же за собою, чтобы сердца ваши не отягчались объядением, и пьянством, и заботами житейскими (Лк 21, 34). Итак, если хотим, чтобы молитвы наши восходили не только до небес, но и превыше небес, то постараемся поставить ум наш в естественное состояние его духовности, очистив его от всех земных пороков и скверны страстей, чтобы молитва его, не отягчаясь более никаким бременем пороков, могла вознестись к Богу.
Какие же отягощения сковывают наш ум?
В первую очередь следует отличать отягощения от смертных грехов, которые не отягощают, но умерщвляют душу, таких как прелюбодеяние, блуд, убийство, богохульство, воровство. Отягощения же не смертельны и, может быть, поэтому многими почитаются безвредными. Это, конечно же, не так. Хотя они и не умерщвляют душу, как смертные грехи, но сильно препятствуют нашему спасению, особенно молитве: разлучают ум от Бога и пригибают его к земному, не дают уму вознестись к Богу в молитве.
При том отягощения бывают не только видимыми и явными, но и неявными, которые не так-то легко распознать. Явные отягощения: обжорство, пьянство, печали и заботы житейские. Неявные отягощения - духовное объядение и пьянство: чрезмерные (особенные) заботы и попечения житейские, т.е. попечения не о необходимом.
От явного отягощение монаху легко уклониться, удалившись общения с миром и соблюдая уставы монастыря. От неявного отягощения уклониться труднее, для этого надо следовать правилу отцов, относя к числу непозволительных житейских забот все, что превышает необходимость ежедневного пропитания и непременные потребности тела, т.е. все, что не является необходимым для жизни: лишняя одежда, деньги, помещения, убранство.
Глава 5. О причинах, отягощающих наш дух
Надо отметить причины, производящие отягощение в уме нашем, на которые указывает Господь. В числе этих причин Он не полагает прелюбодеяние, блуд, убийство, богохульство, воровство, которые все признают грехами смертными, гибельными; но обжорство, пьянство, печали и заботы житейские, коих не только мирские люди не берегутся и не почитают гибельными, но даже некоторые (о чем стыдно и говорить), называющие себя монахами, предаются этим занятиям, как безвредным или полезным. Хотя эти три причины, даже буквально понимаемые, отягчают душу, разлучают ее с Богом и пригибают к земле; впрочем, легко уклониться от них, особенно нам, нарочно удаленным от всякого общения с миром и не имеющим никакого повода предаваться мирским заботам, пьянству и объедению. Но есть и другое объедение и пьянство - духовное, коих труднее избежать, и есть особенные заботы и попечения житейские, в которых часто принимаем участие и мы, несмотря на то, что совершенно отреклись от всех владений наших, воздерживаемся от вина и всяких пиршеств и находимся в уединении. О них-то говорит пророк Иоиль: восстаньте упившиеся, и не от вина (Иоил. 1:5), и также другой пророк говорит: изумляйтесь и дивитесь: они ослепили других, и сами ослепли; они пьяны, но не от вина (Ис 29, 9). Из этого следует, что вино, причиняющее это пьянство, по словам пророка, есть отрава аспидов (Втор 32:33). Заметь, откуда ведет свое начало такое вино: виноград их от виноградной лозы Содомской и с полей Гоморрских. Хочешь ли также знать плод этого винограда и этого отродья? Ягоды их ягоды ядовитые, грозди их горькие (Втор 32:32). Поэтому, если мы не будем чисты от всех пороков и от упоения всех страстей, то и без употребления пьянящего вина, и без роскошных пиршеств сердце наше отягчится пьянством и объедением еще более вредным. Ибо если житейские заботы могут касаться и нас, чуждых мирских дел, то этим самым очевидно оправдывается правило отцов, которые относили к числу житейских забот все то, что превышает необходимость ежедневного пропитания нашего и непременные потребности тела. Так, например, когда мы стараемся всеми мерами приобрести два или три сольда, между тем как и одного было бы достаточно для наших нужд; когда заботимся о стяжании трех или четырех одеяний, между тем как для употребления днем и ночью довольно было бы двух; или когда, увлекаясь житейскою гордостью и пышностью, мы стараемся строить четыре или пять келий, и притом великолепнейших, хотя для жительства достаточна была бы одна или две, и вообще, когда слишком уважаем мучительные мирские пожелания.
Пример неявного отягощения - брат, который упорно трудился, разбивая твердый камень.
Глава 6. О видении одного старца касательно беспокойного труда одного брата
Очевидные опыты показывают, что это происходит не без наущения демонов. Один старец, добродетельнейшей жизни, проходя мимо кельи брата, страдавшего этим душевным недугом, о котором мы сказали (ибо он, беспокоясь об излишних постройках и починках, ежедневно изнурял себя трудом), издали увидел, что тот разбивает тяжелым молотом твердый камень. Тут еще он увидел, что при этом брате находился эфиоп, который, соединив свои руки с его руками, вместе с ним делал удары молотом и пылающими факелами побуждал его к постоянному продолжению работы. Старец долго стоял, удивляясь и жестокому нападению демона, и столь коварному обольщению. Ибо когда брат этот, ослабев от чрезмерного труда, намеревался успокоиться, оставив труд свой, то, наущением того же духа, был вынужден снова брать молот и не оставлять начатого дела, так что уже не чувствовал тяжести труда, будучи поддерживаем непрестанным подстреканием демона. Наконец тот старец, тронутый видом столь жестокого надругательства демона, подходит к келье брата и, приветствуя, говорит ему: «Над чем столько трудишься, брат?» - «Обделываем этот твердейший камень, - отвечал он, - и едва только могли мы разбить его». - «Правду говоришь ты: едва мы могли, - сказал старец. - Ибо ты был не один, когда разбивал камень, с тобою был еще некто другой, коего ты не видел, и который не столько помогал тебе в этой работе, сколько со всей жестокостью понуждал тебя к ней».
Кажется, что здесь есть некое несоответствие с тем, что мы знаем о труде. Мы знаем, что монахам необходим труд и все монахи, включая великих святых, занимались рукоделием, знаем также, что часто старцы нагружали послушников совершенно бесполезными трудами, как, например, сажать деревья корнями вверх или переносить камни с места на мест и обратно. Кажется, что и в приведенном случае этот труд брата мало чем отличается от рукоделий монахов или трудов послушников и поэтому скорее заслуживает похвалы, а не осуждения.
Но это не так, это только внешнее поверхностное сходство. Если взглянуть глубже, не на внешность, а не внутренний смысл, мы увидим, что есть труды и труды, и между кажущимися похожими внешне случаями есть существенная внутренняя разница. Разница эта в том, что одни труды и рукоделия не отягощали ум монахов, а освобождали его, а труд этого брата отягощал его ум, т.к. сердце брата увлеклось этим делом и ум вместо предстояния Богу обратил все свое внимание и все свои силы на это внешнее дело.
Следует понимать, что нам следует освободиться ото всех отягощений. Как явные так и неявные отягощения равно препятствуют чистой молитве: незначительные мелочи отягощают ум монаха не меньше великих забот мирских людей, препятствуя уму его возноситься к Богу. Поэтому для стяжания непрестанной молитвы следует избавить ум от отягощения в любом его проявлении, явном или неявном. Для чего следует позаботиться о том, чтобы наша мысль постоянно была обращена к Богу, малейшее уклонение от Которого есть настоящая смерть и бедственная гибель.
Как распознать, что ум освободился от отягощений?
Знак свободы ума - хладнокровное (т.е. без волнения) отвержение отягощающих ум дел, даже внешне непредосудительных.
Каковы следствия избавления от отягощений?
После избавления от отягощений ум придет в недвижимо мирное состояние, т.е. перестанет возмущаться входящими помышлениями и устремится к свойственному себе, т.е. к Богу, и сердце прилепится к одному только высшему благу. Поэтому сердечные помышления, будучи поглощены чистотою, сделаются из земных духовными и ангельскими, входящее в сердце помышление будет очищено; любое занятие сердца будет всегда возводимо Богу и, следовательно, молитва всегда будет чистой и искренней, независимо от того, чем занято сердце и что входит в него.
Итак, это еще не показывает, что душа наша свободна от свойственной мирским людям болезни, если мы воздерживаемся только от тех забот, которые хоть и желали бы исполнить, но не можем, и если оказываем презрение к таким вещам, домогательство которых в глазах как духовных людей, так и мирских с первого взгляда представляется предосудительным; но верный знак таковой свободы состоит в том, когда мы с хладнокровием отвергаем даже и то, что можем сделать и что имеет вид приличия. В самом деле, эти, по-видимому, незначительные мелочи не меньше отягчают ум монаха, как и те великие заботы, которые обычно омрачают чувства мирских людей. Ибо и они также не допускают, чтобы монах, отложив всякую земную нечистоту, возносился к Богу, к Которому всегда должна быть обращена мысль наша, и малейшее уклонение от Которого, как высочайшего блага, есть настоящая смерть и бедственная гибель. А чей ум, отрешившись от уз всяких плотских страстей, придет в твердое состояние спокойствия, чье сердце всей крепостью прилепится к одному верховному благу, тот в состоянии будет исполнить апостольскую заповедь: непрестанно молитесь (1Сол 5, 17), и еще: желаю, чтобы на всяком месте произносили молитвы мужи, воздевая чистые руки без гнева и сомнения (1Тим 2, 8). Ибо, коль скоро сердечные помышления будут, так сказать, поглощены чистотою и из земных сделаются духовными и ангельскими, то, что бы ни входило в них, чем бы они ни были заняты, молитва всегда будет чистейшей и искреннейшей.
Ссылка: преподобный Иоанн Кассиан Римлянин, Собеседования египетских подвижников. Писания к 10-ти посланным к епископу Леонтию и Елладию собеседованиям отцов, пребывавших в скитской пустыне. Девятое собеседование аввы Исаака Скитского (первое). О молитве (https://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Kassian_Rimljanin/pisaniya_k_desyati/9)