Сверхэкстрактивное государство
Очень люблю и уважаю простые и понятные модели, которые качественно объясняют сложные вещи.
Оригинал взят у andreysemenov в Сверхэкстрактивное государство
Статья понравилась: население - предмет досуговой заботы нашей элиты. Собственно говоря, не очень нужная часть страны. Что-то вроде домашних питомцев. Идея не новая, но здесь хорошо подана.
"Сырье и общество: Добыть любой ценой
Александр ЭткиндВ книгах Дарона Асемоглу и Джеймса Робинсона, которые формируют новый канон постинституциональной экономики, проводится различие между экстрактивными и инклюзивными государствами (см. их книгу Why Nations Fail). В экстрактивном государстве военная элита и трудовое население разделены культурными барьерами. Элита собирает свои доходы с трудового населения, рутинно применяя насилие, и с помощью того же насилия охраняет себя от смешения с собственным населением. Примером является российская экономика середины XIX в., основанная на крепостном праве: элита и крестьяне разделены сословными границами, но при этом зависят друг от друга, потому что без крестьян не было бы частных благ - таких, как еда и доход, а без элиты не было бы общественных благ - таких, как безопасность.
В инклюзивном государстве подобных расовых или сословных границ нет. Элита формируется на основе принципов меритократии и непрерывно меняет свой состав так, чтобы обеспечивать творческий труд всего общества. Это две разные системы жизни; как демонстрируют авторы, только одна из них, инклюзивная, обеспечивает долговременный экономический рост.
Я предполагаю, что сырьевая зависимость формирует третий тип государства, который остался у Асемоглу и Робинсона неописанным, - я называю его суперэкстрактивным. В таком государстве элита оказывается способной эксплуатировать ресурсы, например меха или нефть, почти без участия населения. С помощью своих сверхдоходов и тоже при минимальном участии населения эта же элита обеспечивает внешнюю и внутреннюю безопасность. Суперэкстрактивное государство собирает свои средства не в виде налогов с населения, а в виде прямой ренты, поступающей от добычи и торговли естественным ресурсом. Важно понять отличие этих поступлений от налогов, которые производятся творческим трудом всего общества и, соответственно, подлежат контролю со стороны этого общества. А что же население? В суперэкстрактивном государстве население становится избыточным. В этом кардинальное отличие от обычного экстрактивного государства - такого, как крепостная экономика имперской России, где элита жила другой жизнью, чем население, но при этом всецело зависела от его эксплуатации. Избыточность населения не означает, что элита непременно уничтожает население или что последнее вымирает за ненадобностью. Напротив, государство делает из населения предмет своей неусыпной заботы, опеки, поддержки… и контроля.
Так как государство извлекает свое богатство не из налогов, налогоплательщики не могут контролировать правительство. Асемоглу и Робинсон построили интересную теорию, согласно которой элита, собирающая налоги, находится в непрерывном торге с налогоплательщиками, которые всегда требуют более справедливого перераспределения общественного богатства. Элите всегда грозит революция; чтобы избежать ее, элита уменьшает свои требования, рационализирует расходы, производит больше общественных благ и т. д. Так вместо революции происходит модернизация. Важно, что революция - это игра с нулевой или даже отрицательной суммой, а модернизация производит новые ценности, от которых может быть лучше всем - и элите, и народу.
Но в суперэкстрактивном государстве, которое не зависит от налогов и налогоплательщиков, эта теория, возможно, не работает. Здесь элита зависит не от труда населения, а от цены на продаваемый ресурс, которая определяется внешними силами. Такое ресурсозависимое государство формирует сословное общество, в котором права и обязанности человека определяются его отношением к основному ресурсу. Принадлежность к военнo-торговой элите становится наследственной, как в сословии или касте. Хуже того, она натурализуется, представляется как традиционная и неизменная часть природы, как это свойственно расовому обществу. Из источника благосостояния государства население превращается в предмет его благотворительности. В таком обществе формируется особого рода сословный, моральный и культурный тип, который успешно осуществляет гегемонию над другими группами людей. Иван Грозный назвал этих людей опричниками, потом они назывались как-то иначе, например чекистами.
Во всех суперэкстрактивных случаях народ зависит не от собственного труда, а от благотворительности, оказываемой или не оказываемой ему элитой. Обе стороны в таких обществах зависят от внешних сил, и торгуются они не между собой, а с кем-то другим - может быть, с Богом. Ведя к возрождению разных видов экстатической религиозности, например ислама или православия, эта ситуация оказывается активным врагом современности. Только религиозно-националистический язык может объяснить судьбоносную случайность, которая наделила одни страны избыточными ресурсами и обделила ими другие страны. Не понимая источников своего необычайного благосостояния, но чувствуя свои отличия от всех остальных, соотечественников и иноземцев, суперэкстрактивная элита непременно вырабатывает мистико-националистическую идеологию избранного народа. Сырьевой национализм нужен и для того, чтобы различать своих, на которых распространяется государственная благотворительность, и чужих, которые не должны ее получить (но при этом подвергаются прямой эксплуатации, как мигранты в России). Два мистических элемента суперэкстрактивной элиты - необъяснимое богатство и невыразимая доброта (по отношению к населению) - еще дальше уводят ее от современности.
Полный текст статьи опубликован в журнале «Неприкосновенный запас», № 2, 2013."
Оригинал взят у andreysemenov в Сверхэкстрактивное государство
Статья понравилась: население - предмет досуговой заботы нашей элиты. Собственно говоря, не очень нужная часть страны. Что-то вроде домашних питомцев. Идея не новая, но здесь хорошо подана.
"Сырье и общество: Добыть любой ценой
Александр ЭткиндВ книгах Дарона Асемоглу и Джеймса Робинсона, которые формируют новый канон постинституциональной экономики, проводится различие между экстрактивными и инклюзивными государствами (см. их книгу Why Nations Fail). В экстрактивном государстве военная элита и трудовое население разделены культурными барьерами. Элита собирает свои доходы с трудового населения, рутинно применяя насилие, и с помощью того же насилия охраняет себя от смешения с собственным населением. Примером является российская экономика середины XIX в., основанная на крепостном праве: элита и крестьяне разделены сословными границами, но при этом зависят друг от друга, потому что без крестьян не было бы частных благ - таких, как еда и доход, а без элиты не было бы общественных благ - таких, как безопасность.
В инклюзивном государстве подобных расовых или сословных границ нет. Элита формируется на основе принципов меритократии и непрерывно меняет свой состав так, чтобы обеспечивать творческий труд всего общества. Это две разные системы жизни; как демонстрируют авторы, только одна из них, инклюзивная, обеспечивает долговременный экономический рост.
Я предполагаю, что сырьевая зависимость формирует третий тип государства, который остался у Асемоглу и Робинсона неописанным, - я называю его суперэкстрактивным. В таком государстве элита оказывается способной эксплуатировать ресурсы, например меха или нефть, почти без участия населения. С помощью своих сверхдоходов и тоже при минимальном участии населения эта же элита обеспечивает внешнюю и внутреннюю безопасность. Суперэкстрактивное государство собирает свои средства не в виде налогов с населения, а в виде прямой ренты, поступающей от добычи и торговли естественным ресурсом. Важно понять отличие этих поступлений от налогов, которые производятся творческим трудом всего общества и, соответственно, подлежат контролю со стороны этого общества. А что же население? В суперэкстрактивном государстве население становится избыточным. В этом кардинальное отличие от обычного экстрактивного государства - такого, как крепостная экономика имперской России, где элита жила другой жизнью, чем население, но при этом всецело зависела от его эксплуатации. Избыточность населения не означает, что элита непременно уничтожает население или что последнее вымирает за ненадобностью. Напротив, государство делает из населения предмет своей неусыпной заботы, опеки, поддержки… и контроля.
Так как государство извлекает свое богатство не из налогов, налогоплательщики не могут контролировать правительство. Асемоглу и Робинсон построили интересную теорию, согласно которой элита, собирающая налоги, находится в непрерывном торге с налогоплательщиками, которые всегда требуют более справедливого перераспределения общественного богатства. Элите всегда грозит революция; чтобы избежать ее, элита уменьшает свои требования, рационализирует расходы, производит больше общественных благ и т. д. Так вместо революции происходит модернизация. Важно, что революция - это игра с нулевой или даже отрицательной суммой, а модернизация производит новые ценности, от которых может быть лучше всем - и элите, и народу.
Но в суперэкстрактивном государстве, которое не зависит от налогов и налогоплательщиков, эта теория, возможно, не работает. Здесь элита зависит не от труда населения, а от цены на продаваемый ресурс, которая определяется внешними силами. Такое ресурсозависимое государство формирует сословное общество, в котором права и обязанности человека определяются его отношением к основному ресурсу. Принадлежность к военнo-торговой элите становится наследственной, как в сословии или касте. Хуже того, она натурализуется, представляется как традиционная и неизменная часть природы, как это свойственно расовому обществу. Из источника благосостояния государства население превращается в предмет его благотворительности. В таком обществе формируется особого рода сословный, моральный и культурный тип, который успешно осуществляет гегемонию над другими группами людей. Иван Грозный назвал этих людей опричниками, потом они назывались как-то иначе, например чекистами.
Во всех суперэкстрактивных случаях народ зависит не от собственного труда, а от благотворительности, оказываемой или не оказываемой ему элитой. Обе стороны в таких обществах зависят от внешних сил, и торгуются они не между собой, а с кем-то другим - может быть, с Богом. Ведя к возрождению разных видов экстатической религиозности, например ислама или православия, эта ситуация оказывается активным врагом современности. Только религиозно-националистический язык может объяснить судьбоносную случайность, которая наделила одни страны избыточными ресурсами и обделила ими другие страны. Не понимая источников своего необычайного благосостояния, но чувствуя свои отличия от всех остальных, соотечественников и иноземцев, суперэкстрактивная элита непременно вырабатывает мистико-националистическую идеологию избранного народа. Сырьевой национализм нужен и для того, чтобы различать своих, на которых распространяется государственная благотворительность, и чужих, которые не должны ее получить (но при этом подвергаются прямой эксплуатации, как мигранты в России). Два мистических элемента суперэкстрактивной элиты - необъяснимое богатство и невыразимая доброта (по отношению к населению) - еще дальше уводят ее от современности.
Полный текст статьи опубликован в журнале «Неприкосновенный запас», № 2, 2013."