О врачевании. Ч. 2
В учительной книге читаем: "Почитай врача честью по надобности в нем, ибо Господь создал его, и от Вышнего - врачевание, и от царя получает он дар. Знание врача возвысит его голову, и между вельможами он будет в почете. Господь создал из земли врачевства, и благоразумный человек не будет пренебрегать ими. Не от дерева ли вода сделалась сладкою, чтобы познана была сила Его? Для того Он и дал людям знание, чтобы прославляли Его в чудных делах Его: ими он врачует человека и уничтожает болезнь его. Приготовляющий лекарства делает из них смесь, и занятия его не оканчиваются, и чрез него бывает благо на лице земли.Сын мой! в болезни твоей не будь небрежен, но молись Господу, и Он исцелит тебя. Оставь греховную жизнь и исправь руки твои, и от всякого греха очисти сердце" (Сирах.38, 1-10). Понятно, что здесь речь идёт о враче не всяком, но только принадлежащем к народу истинного единобожия, то есть Церкви, потому что крайне сомнительно, чтобы врачевание язычника, поклоняющегося ложным богам, было даровано от Вышнего. Далее, здесь упомянуты лекарства , что может показаться несколько расходящимся с Новым Заветом, где Христос врачевал и учил врачевать без каких бы то ни было лекарственных средств, кроме разве только имеющихся всегда под ногами и с собой: праха земли, слюны, или смеси из них, брения. Зачем же тогда нужны были врачу от Бога лекарства?
Дело может быть в том, что мироздание постепенно раскрывается перед человеком как целокупность образов и прообразов, устроенную столь же мудро, сколь многообразно, иногда прикровенно, но всегда ко благу человеческому. Поэтому лекарства, "врачевства из земли" появляются как разгадка своего рода головоломки о нахождении этой образной связи, для начала в плотском, осязаемом, предметном виде. Сам Бог помогает человеку раскрывать эти образные связи: например, мясо жертвенного пасхального агнца было предписано есть с пресным хлебом и горькими травами (Исх. 12, 8), а о прообразовательном значении ветхазаветной пасхальной трапезы сказано много. Травная горечь сама по себе была, таким образом, напоминанием о том Песахе, о горечи египетского рабства и избавлении от него, а затем и о многотрудном пути избавления. Если изготовление лекарств из трав, в том числе и особенно из трав горьких, пряных, это самая древняя и самая обычная практика, то не было ли такое лекарство напоминанием о жертве пасхальной и о всех переживаниях, связанных с ней? И если тогдашний больной, принявший такое лекарство, сердцем вспоминал с благодарностью о Боге Авраама, Исаака, Иакова и Моисея, то не от Бога ли было даровано ему выздоровление? Шло время, Церковь Ветхая взрослела, грехи членов её становились более многообразными, и множились разновидности болезней, помимо проказы. Появлялись болезни и расстройства различных органов - а органы и составляющие в человеке имеют назначение и плотское служебное, и мистическое. Так, сердце и насос, гоняющий кровь, и вместилище любви и ненависти, в крови - душа (Лев. 17, 14), и так далее, для других органов. В таком случае можем предположить, что заболевания органов могут быть связаны с их мистическим назначением, с грехами, которые отражаются именно на таких-то органах, и способ этого отражения должен быть разгадан.
Врач, о котором говорит Иисус сын Сирахов, - это человек, которому Сам Бог помогает увидеть такую образную связь и разрешить упомянутую головоломку: смесь лекарств, составляемая для данного случая, должна сообразоваться с усмотренной врачом болезнью или "букетом" болезней и грехов. (А в деятельности современных фармацевтов-составителей ядов можно, при желании, увидеть попытки найти связи образов искаженных). Но человеку ветхозаветному ещё только начинает приоткрываться Божественный замысел, поэтому это связь наглядных, как бы детских, даже игрушечных, прообразов, которые можно пощупать пальцем и попробовать на язык и которым предопределено было изветшать в своё время, когда был явлен Сын Божий. В этом отрывке (Сирах., 38, 1-10) есть также и указание, прямо ведущее к духу новозаветному: в болезни молись Господу, оставь греховную жизнь, исправь руки свои (изменив ум,. покаявшись, сотвори плод покаяния), от всякого греха очисти сердце.
В Нагорной проповеди Спаситель говорит: "Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе, тьма, то какова же тьма? (Мф. 6, 22-23, т-же Лк. 11, 34-36). Не говорится ли здесь о видении мистическом, духовном, которое мы, слепые, называем внутреннним взглядом, или, иными словами, о способности к различнию духов? Если мы, Христовой милостью и силой, вынули бревно из своего глаза, то исправление глаза не сводится, конечно, к устранению близорукости или подобных недостатков зрения плотского, ведь бревно подразумевается не только и не столько плотное - хотя, бывает, и такое тоже. Устранив демонов бесплотных, преграждающих лучу взгляда внутреннего, мы как бы освещаем даваемым свыше светом нетелесным своё вместилище, бренный сосуд. Что увидим там? Если тёмные пятна - значит, вот она, болезнь, вот где прицепился демон. И, таким образом, речь здесь идёт не об обетовании от Бога непоколебимого здоровья, - которое означало бы неразрушимый кокон безгрешности, вечной отстранённости от подобных себе, ближних и не очень, но о даре гораздо более мощном, ценном и полезном, а именно, о власти и умении возвращать утерянное, если соблазнился, согрешил и потерял. Ибо в этом Творении, где нам по всеблагости Божьей дарована свобода выбирать и соблазняться, нет и не может быть коконов, непроницаемых для искушений от сатаны и подручных его. Тело, подчинённое душе бессмертной, если та оступилась, даёт знак, затемнение, которое само является подсказкой безошибочной, и вопрос только в нашем желании и способности нелицеприятно и честно смотреть на себя при полном свете.
Но, конечно, совсем не обязательно, что страдают именно те, кто, соблазнившись, были уловлены демонами. Напротив, сплошь и рядом страдают в этой жизни люди далеко не худшие: из любви к ближнему, который согрешил или грешит незаметно для себя, и имея в груди сердце неогрубевшее, они готовы обречь тело своё на мучения только из сочувствия, только чтобы разделить мучительную ношу греха. Думаю, Бог попускает это как последнее средство, видя, что сам согрешивший толстокож и неспособен почувствовать вразумление, даваемое через его собственное тело. Так, может быть, через страдания ближних удастся раскрыть глаза его его. Тогда сочувствие к близкому человеку, который молча понёс страдания за него и вместо него, может помочь растопить это окоченение и возродиться сердечно. Но теперь часто бывает и так, что этот ближний так и болеет до смерти, и не получается достучаться до огрубевшего сердцем, и не понимает, что страдает из-за него и за него тот, кто возлюбил его. Это великая любовь, и, думаю, велика будет награда на небесах тем, кто за любимых своих сжигает тело своё (а может быть, и душу вечную полагает). Таковы, по всей видимости, младенцы и дети, которые принимают на себя болезненные опухоли и болезни, называемые теперь: онкология.
Вернёмся к медицине современной. Думаю, что именно либо умение данного врача сочувствовать больному, либо навык искушать Бога, либо оба этих качества в той или иной комбинации, является решающим, чтобы было попущено облегчение или выздоровление, и именно эти человеческие качества присущи любой нехристианской медицинской традиции, не исключая и иудейскую. Поэтому выяснения и сравнения, какие традиции и школы правильные, а какие нет, шарлатанство ли народное целительство - беспредметны, ибо их врачебные методики и средства не имеют значения для Бога Всемогущего, и равно далеки от учения Христова. При врачевании, как и везде и всегда, важны прежде всего две заповеди Евангельские: обращается ли врач к возлюбленному Богу истинному, или же к искаженному представлению о Нём, или богу ложному (так можно искушать Бога), и сумел ли хоть на толику возлюбить страждущего, посочувствовать ему.
А поскольку жить нам выпало во времена теплохладности и ожесточения, когда сочувствие человеческое встречается редко, а проявляется и того реже, и затронуто этим и врачебное сословие, то это не может не проявиться как кризис врачебного ремесла. Лечение малоуспешное (зато чем дальше, тем более дорогостоящее), не приносящее настоящего выздоровления и лишь изредка в самых лёгких случаях дающее временное облегчение, часто не столько лечение, сколько приучение к лекарствам и даже приговоры к обязательному пожизненному приёму последних - это конечно не может не вызвать разочарования среди народа, тем более не блещущего здоровьем. "...много потерпела от многих врачей, истощила все, что было у ней, и не получила никакой пользы, но пришла еще в худшее состояние..." (Мк. 5, 28) - дело совершенно обыкновенное в нашем современном здравоохранении, и казённом, и коммерческом.
Если охладевает любовь, то теряется и умение сочувствовать, и тогда от основания ремесла врачебного остаётся одна самонадеянность. Бывают, конечно случаи, и немало, когда самоуверенность врача ("всё сделал правильно!") складывается со слепой верой больного ("так надо, врачу лучше знать"), и болезнь отпускает - но это попускается, ибо много теперь умельцев искушать Бога. У таких врачей тоже имеется своя известность и востребованность и, надо думать, слабые верой члены Церкви могут соблазниться этой молвой, и пойти лечиться даже и к врачу-иудею.
Дальнейшее развитие идеи врачевания ядами связана с не так давно вошедшим в обиход воззрением о том, что многие болезни обусловлены так называемыми "микроорганизмами", невидимыми невооруженным глазом формами жизни., они же "инфекции". По замыслу самому примитивному, этих микробов следует травить, и многие усилия были потрачены на подбор ядов, убийственных для инфекций и хоть сколько-нибудь приемлемых для человека. Если никаких "микробов", "вирусов", "микобактерий", "хламидий", "инфузорий" и "палочек" просто нет, то яды эти действуют не на них, а на человека, создавая у него какие-то новые или изменённые ощущения, которые трактуются, допустим, как начавшееся выздоровление тела. Поскольку целью ставится именно поправка телесного самочувствия, не затрагивающая причин духовных, то именно она и попускается, точнее, нечто подобное, временное и однобокое, с незамеченными неизлеченными "осложнениями", и т.п., поскольку лечение такое не от Бога. Скажем, инфекция вроде бы уходит, симптомы пропадают или воспринимаются менее обременительными, болезнь отпускает, но приобретаются побочные действия этих лже-лекарств, непредусмотренная изобретателями грязь фармацевтического чародейства, которая может коварно и подло проявиться и через много-много лет, как оно и бывает, сплошь и рядом. Далее, поскольку в учение об инфекциях верят все или почти все, то неудивительно, что по этой вере и попускается ровно то, что предсказывается учением и ожидается уверовавшими в него: инфекции сами по себе блуждают, прицепляются случайным образом к людям вроде бы непричастным (тем не менее верящим в инфекции), заставляют болеть, потом снова переселяются, дают эпидемические вспышки ровно настолько малопредсказуемые, как учит наука о них, и как верят в эту науку люди, и так беспрестанно. Хотя, конечно, никаких инфекций нет, а за ними стоят демоны именно с теми свойствами (то есть именами), в которые верят люди и которые вызываются ими. Тут вступает в эту игру человеческое учение об изменчивости (мутациях) инфекций, о полирезистентных формах, которые не берут никакие лекарства-яды, так вызывается череда новых демонов, и им дают наукообразные объяснения, к учению приделывается очередная заплатка, которая логически приводит к выводу, что должны быть открыты ещё такие-то формы, они, конечно, вскорости бывают открыты, но разработка лекарственных препаратов несколько запаздывает, что даёт инфекции распространиться и видоизмениться, какие-то болезни, ранее считавшиеся незаразными, объявляются инфекционными, и наоборот, и не видно этой дьявольской чехарде ни конца, ни края. Таким образом, ложная идея, подсказанная не иначе как демоном, приводит в призыванию целых сонмов других демонов, производящих болезненные действия, как бы обусловленных этими "микробами" (и т.п.) и как бы "честно" подтверждающих реальное существование последних. Собственно, это может быть объяснением, почему раньше было так мало болезней и отчего они теперь так многообразны и многолики, до такой степени, что нет теперь врачей, способных уследить за всем этим легионом и тем более распознать. Сами врачи жалуются, что-де лечить уже диагностированную болезнь более-менее умеем, хороших же диагностов искать днём с огнём, в результате же лечение перемежается с исправлением ранее допущенных диагностических ошибок, и т.д. Впрочем во времена воцарившейся маммоны катастрофа со здоровьем народным означает своеобразное благоденствие коммерциализованного здравоохранения и связанного с ним фармацевтического бизнеса, а точнее благоденствие тех, кто намеревается и умеет извлекать свою "золотую рыбку" из такой мутной воды.
Если никаких микробов нет, а их болезнетворное действие на самом деле производится демонами, то т.наз. "прививки", "вакцинации", основанные на идее попробовать научить организм сопротивляться, введя "ослабленные" или даже мертвые микробы (вакцины) это попытка одним демоном защититься от другого. Конечно, лукавый предоставляет иллюзию подобной защиты, правдоподобную ровно настолько, чтобы иллюзия не только не мешала его разрушающей не тело, но душу деятельности, но способствовала привлечению новых адептов прививок.
В качестве примера можно рассмотреть бешенство (то есть беснование) животных. То, что в животных могут вселиться демоны, совершенно определённо утверждается в Евангелии, см. рассказ об изгнании Христом бесов из Гергесинских бесноватых и последующем вселении их в свиней. Современная же безбожная медицина, отвергая саму такую возможность, рассматривает бешенство как "инфекционную" болезнь, передаваемую, например, слюной зараженного животного, содержащей т.наз. "вирус", который и объявляется, в этой медицинской науке, заражающим агентом бешенства. В полном соответствии с такой выдуманной интерпретацией, были предприняты попытки "открыть", выявить возбудителя, в ходе каковой деятельности искушающие Бога добились-таки своей жестоковыйностью попущения опытных свидетельств, подтверждающих эту догадку. И вот, после того, как этому бесу дана такая свобода, он соединяется с тем, что уже был, и, допустим, со слюной бесноватого, переносится, "инфицирует" других встретившихся. Причём пересносящим агентом является этот вызванный демон, а вовсе не "вирус", конечно. Далее, начинают лечить, и поскольку сами себе доказали, что всё дело в "вирусе", лечить начинают от действия этого последнего. И вновь преуспевают в искушении Бога, вновь попускается Им. Получив улучшение телесного самочувствия, всё больше запутывают свою душу бессмертную в тенетах сатанинских.
Также, показательно, что подвластность этому бесу сопровождается страхом воды (отношение бесов к воде это отдельная история) и что эту болезнь, за редчайшим исключением оканчивающуюся скорой смертью, медицина лечить попросту не умеет. Последнее неудивительно, ибо материалистические методы априори безопасны для бесплотных духов.
Одной из главных вершин этой медицины является хирургическая офтальмология, когда врачи, вооруженные самыми хитроумными и изощренными инструментами, методами, материалами, берутся исправлять и иногда даже возвращать полностью утраченное зрение. Апостасийная медицина последних веков о такихх чудесах и мечтать не смела; всё же, и здесь заранее объявляется список диагнозов, при которых ничего поделать нельзя, со всем обещанным всесилием. Лечение это чаще всего дорого настолько, что отдельный человек оплатить объявленную цену, обыкновенно, не в состоянии, платит казна или деньги собирают благотворители. Излишне говорить, что врачевание это весьма несовершенно во многих отношениях, и не может идти ни в какое сравнение с тем, как Христос, практически походя, используя только слюну или жижицу, брение, смесь слюны с землёй, восстановил зрение слепорожденному. Из брения образованы наши тела целиком, глаз же, как орган водянистый и даже вытекающий при сильном повреждении, образован, надо думать, преимущественно из влаги, из весьма разжиженного брения, поэтому для восстановления глаза естественно использовать столь же разжиженную слюну. Далее от исцелённого требовалось только сходить к купальне Силоам, чтобы умыться, смыть излишнее, что не вошло в ткани исправленных глаз, и сразу после этого - прозрел. Никаких больниц, никаких изощрённых хирургических инструментов и методик, разрезов и вмешательств, лекарств и процедурных курсов, никаких периодов восстановления.
Отметим здесь связь исцеления с омовением чистой водой; символизм такого омовения как очищения, в Ветхом Завете внешнего, а в Новом - внутреннего, разобран во многих местах. С Крещения водой начинается путь человека к оставлению грехов.
Что же касается пересадки, трансплантации источенных болезнью, изношенных, утраченных или отсутствующих органов, то в Библии есть кратчайшее упоминание "Бог дал ему (Саулу) иное сердце" (1Цар.10, 9), и не имеет ни малейшего значения, откуда Бог ("есть ли что трудное для Господа?") взял плоть для восстановления: с дороги ли, или из прежнего органа, который тот же прах.. По всей видимости, этот эпизод, понимаемый буквально или аллегорически, в течение многих веков занимал внимание учёных врачей, и кажется закономерным, что именно в наш век, отвергший Бога и вознесший человека, всё-таки осмелились на первую после Саула пересадку сердца (1967 г.). Всё же, сердце для таких операций берётся от свежего трупа другого человека, "донора" - а ведь Христос учит возвращать жизнь таким. Впрочем своими почками торгуют и живые-здоровые, находясь в здравом уме.
В евангельском эпизоде, после Преображения Господня на горе Фавор, "подошел к Нему человек и, преклоняя пред Ним колени, сказал: Господи! помилуй сына моего; он в новолуния беснуется и тяжко страдает, ибо часто бросается в огонь и часто в воду, я приводил его к ученикам Твоим, и они не могли исцелить его. Иисус же, отвечая, сказал: о, род неверный и развращенный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? приведите его ко Мне сюда. И запретил ему Иисус, и бес вышел из него; и отрок исцелился в тот час. Тогда ученики, приступив к Иисусу наедине, сказали: почему мы не могли изгнать его? Иисус же сказал им: по неверию вашему; ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: "перейди отсюда туда", и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас; сей же род изгоняется только молитвою и постом." (Мф. 17, 14-21).
Не имея возможности вдаваться здесь в догадки, что же там произошло, как и почему сын этого человека оказался во власти такого беса, всё же должно отметить, вслед за Иисусом Сираховым, что надо молиться в болезни (ибо как без молитвы, без обращения к Богу можно надеяться на милость от Бога? как без молитвы можно победить непреклонность свою перед Богом?) и что без поста, то есть добровольного усмирения своевольного тела, вряд ли можно представить себе подчинение последнего духу.
Что же предлагает медицина современная в подобных ситуациях? - начать с того, что врач-психиатр первым делом устанавливает, как его научили, какая разновидность безумия у данного человека - в полном пренебрежении к словам Спасителя "кто скажет: `безумный', подлежит геенне огненной" (Мф. 5, 22). Мало того, что лечение это основано на ложных представлениях, отвергающих само существование ангелов, и отвергает тем самым саму возможность подвластности души человеческой ангелам падшим и, следовательно, возможность избавления от оных, мало того, что решающее влияние на его формирование оказали некоторые иудеи, известные своей одиозностью, мало того, что оно неумеренным применением ядов-лекарств приводит страдающего человека в состояние дёргающегося или окоченевшего растения, мало того, что оно прямо провоцирует безжалостное отношение врачей и их помощников к страждущим, да и не только к ним - так оно ещё и заставляет врача копать себе могилу погибели вечной.
* * *
О медном змее
Из книги "Числа", гл. 21:
"От горы Ор отправились они путем Чермного моря, чтобы миновать землю Едома. И стал малодушествовать народ на пути, и говорил народ против Бога и против Моисея: зачем вывели вы нас из Египта, чтоб умереть [нам] в пустыне, ибо здесь нет ни хлеба, ни воды, и душе нашей опротивела эта негодная пища. И послал Господь на народ ядовитых змеев, которые жалили народ, и умерло множество народа из [сынов] Израилевых. И пришел народ к Моисею и сказал: согрешили мы, что говорили против Господа и против тебя; помолись Господу, чтоб Он удалил от нас змеев. И помолился Моисей [Господу] о народе. И сказал Господь Моисею: сделай себе [медного] змея и выставь его на знамя, и [если ужалит змей какого-либо человека], ужаленный, взглянув на него, останется жив. И сделал Моисей медного змея и выставил его на знамя, и когда змей ужалил человека, он, взглянув на медного змея, оставался жив" (стихи 4-9).
Если придерживаться изложенного ранее взгляда на символизм змея (в главе "О первородном грехе") и яда ("О врачевании") , то может возникнуть вопрос, какие воспоминания, ассоциации могло вызвать, какие струны могло затронуть в душах согрешившего так народа это Моисеево изображение 1) змея 2) медного 3) поднятого на знамя?
Со змеем связан грех Адамов, но этот же образ, с тем же внутренним искушающим содержанием и внешней формой весьма похожий на змею с её характерной головой, знаком любому человеку, рождённому матерью, разверзавшему ложесна. Ибо грех человека рожденного от греха человека сотворённого, Адама, отличается лишь вещественной обстановкой, содержание же одинаково. И искуситель, стало быть, один и тот же, всё тот же змей древний. И этот-то змей одержал над каждым таким человеком победу (хотя бы временную), положив начало череде его дальнейших грехов, и именно его изображение было прообразовательно поднято на шест, подобно военному трофею - как обетование о том, что и над самим змеем в своё время будет одержана победа, как победный знак той битвы, которой суждено будет состояться только спустя многие столетия после служения Моисеева и Исхода из Египта.
Медь же символизирует здесь металл хотя и долговечный весьма, но нисколько не благородный и подверженный тлену, распаду, патине. Не век змею властвовать над людьми.
Как видим, это изображение змея побеждённого применялось поначалу как своего рода целебное средство - поскольку сама Божественная безошибочность образного послания, понятного без словесных объяснений давали воспринявшему связь, имеющуюся между страданием, в данном случае страданием от змеиного яда, и способом и путём к избавлению от этого страдания, обетованной и грядущей победе на древним змеем.
В нашей современности такой подход объяснялся бы внушением или самовнушением, активизаций возможностей огранизма при таком самовнушении - но это было бы данью материалистическому веку, лишь изредка, несмело и лишь отчасти допускающему связь и взаимовлияние между телом и душой. Скорее, это чудо в свидетельство о всемогуществе Творца, о полной и безусловной покорности персти Вседержителю. Чудо, даруемое тем, кто по своей воле сумел проявить толику мужества. В самом деле, человеку, только что ужаленному ядовитой змеёй, испытывающему нарастающий смертный ужас от стремительного оцепенения и остывания членов своего тела, неостановимо проваливающемуся в мрак и хлад могилы смертной, когда кажется, ничего уже нельзя успеть сделать, - человеку в этих обстоятельствах требуется определённое мужество, чтобы только прямо взглянуть на образ, объединяющий и окрестных ядовитых гадов, и древнего змея, хотя бы и символически поверженных.
Но это также и указание от Творца, что человек и создан так, что его болезни, телесная уязвимость коренятся в склонности и подверженности греху, в том числе и особенно первому из грехов, первородному, и дОлжно их исцелять, разыскивая причины не во внешнем, телесном, но во внутреннем, духовном.
Причём, это объяснение нисколько не близко к современной материалистичекой медицине.
Таким образом, этот образ змея был дан Ветхой Церкви отнюдь не для поклонения, чему и находим подтверждеие в 4-й кн. Царств, где царь Езекия, который, как особо подчёркнуто, "делал он угодное в очах Господних во всем так, как делал Давид, отец его; он отменил высоты, разбил статуи, срубил дубраву и истребил медного змея, которого сделал Моисей, потому что до самых тех дней сыны Израилевы кадили ему и называли его Нехуштан" (4Цар., 18)
В самом деле, если знамя с медным змеем это один из ранних прообразов Христова крестного распятия, если Христос, быв распят, взял на Себя наши немощи и понес наши болезни, то, тем же Крестом пронзенный, как бы незримо корчится, извиваясь, побеждённый змей, смерть, попранная смертью, и иначе быть не могло, и только такова могла быть цена победы над ним. И конечно нелепо на этом основании, что распятие Господа Бога напоминает нам о наших грехах и немощах, и они, поверженные, как бы присутствуют при том Распятии, поклоняться им.
А избавление ужаленных от действия змеиных ядов - это продолжение этого же символизма: уверовавший в Бога, в победу Бога (на то время обетованную, но ещё не произошедшую в человеческой истории) и только взглянувший на этот прообраз - получал исцеление, наградой ему было прообразовательное освобождение от нависшей смерти от змеиной слюны, символизирующей грехи наши, и ставшей ядом только в силу самого первого человеческого согрешения перед Богом.
Итак приходим к выводу, что в эпизоде с медным змеем описывается, как Сам Господь воспитывал веру и мужество в Церкви древнего Израиля, тогда ещё юного и неискушенного.
И уж конечно неизмеримо большее и более зрелое мужество нужно, чтобы не отвести трусливо-равнодушного взора, сделав вид, что ничего особенного на Голгофе не заметил, но воззреть на Того, Которого пронзили, и посмотреть прямо на себя самого, впавшего в грех и тлен, в прелесть змея древнего, в рабство к подручным его.