Что значит: "отец родил сына"?
Во многих местах Священного Писания приведены родословия, последовательности поколений, причём в этих родословиях неизменна формула: отец родил сына.
Между тем, в нашей современной традиции, как-то принято считать, что прежде всего мать рождает дитя, а отец имеет к этому отношение только то, что за некоторое время до того оплодотворил эту женщину. В самом деле, если рождающийся причиняет своей матери родовые болезни и мучения, разверзая её ложесна, то весьма сложно из описания родового действия устранить материнское начало: если предположить, что человек появился на свет без матери, без её трудов, то его затруднительно считать рожденным; таковы Адам с Евой, человек сотворенный, но всё же и им пришлось испытать нечто, подобное рождению.
В наш же блудливый и матриархальный век нередко бывает, что мать даже не знает, не может вспомнить, кто был тот, кто сделал, сотворил ей ребёночка, кто и сам не вспомнит об этой мимолетной встрече с женщиной, и даже не предположит об этом сыне, или дочери, до конца своих дней, и умрёт в неведении. Cоитие мужчины с женщиной почитается за развлечение, наряду с выпивкой со случайными знакомыми, посещением зрелищ и ристалищ и т.п. Едва ли можно о таком оплодотворителе говорить, что он "родил сына": один факт участия мужчины в соитии с данной женщины не даёт к этому достаточных оснований.
Какой же смысл же вкладывает Священное Писание в это выражение, каковы могут быть основания, чтобы сказать: этот человек родил сына? Каково его участие в этом, каков его вклад, кроме скоротечного акта оплодотворения женщины? Женщина рождает в муках и вскармливает своим молоком младенца - и у родителя-мужчины при этом амплуа скорее зрительское. Ввиду особой связи между матерью и младенцем раннее детство человека, как говорят, принадлежит матери. Лишь через какое-то время маленький человек подмечает (и то, только в случае полной семьи), что в его ближнем круге присутствует, помимо его самого и его матери, ещё некто важный, отличающийся от матери во многом. Но и присутствие в семье, пусть даже постоянное, не даёт достаточных оснований для такой характеристики: знаем, как часто отцы, присутствуя в семье, самоустраняются от обязанностей и дел отцовских, не удосужившись вспомнить о них и даже тогда, когда позарез необходимо решение отцовское, или поступок, или хотя бы просто совет сколько-нибудь зрелого мужчины.
Итак, что должен делать и сделать человек, чтобы по отношению к нему справедливы были слова ветхозаветные: "он родил сына", коль скоро у них с женой появился сын?
Хлопоты о материальном обеспечении, это, конечно, немаловажное занятие, особенно когда человек и общество полагаются прежде всего на себя, на свои силы, на квалификацию, технологии, конкурентоспособность, экономику и прочее. В наш меркантильный век это сводится к успеху на поприще зарабатывания денег. Но у кого повернётся язык сказать: "этот человек мой отец, потому что он на протяжении 25 лет регулярно приносил в дом деньги и покупки"? - Во всяком случае, добывание хлеба насущного совершенно недостаточно, ибо превыше его пища духовная.
Участие в воспитании детей даёт намного больше оснований к тому, чтобы назвать родителя отцом - но воспитание воспитанию рознь, здесь тоже много значат тонкости и обстоятельства: расходятся ли воспитательные слова с поступками или напротив, живёт ли сам отец воспитующий сам по этим правилам, держится ли буквы и духа, которые прививает детям.
Ветхий Завет даёт нам пример высочайшей отцовской заботы: Исаак патриарх, как итог своей жизни, даёт благословение сыновьям. Сама формулировка благословения, полученного Иаковом (способом не совсем безупречным, но, видно, не иначе как с ведома Бога), говорит, что отец его проделывал огромную подготовительную работу к тому, не иначе как труд и старание жизни. Причём этот дар Исааков, оказавшийся у Иакова, исключителен, единствен, невозможно дать такое же благословение кому-то другому. Это одна из высших вершин отцовской человеческой любви - почему и сказано с большим на то основанием: Исаак родил Иакова.
Конечно, очень хорошо, когда в родительском примере правильные слова не расходятся с добрыми делами, но и в таких воспитательных трудах огрехи неизбежны, в том числе и у самых лучших и даже легендарных, прославленных отцов: ведь человек несовершенен. И из его грехов, которые он сам может расценивать как незначительные ошибки и мелкие прегрешения, могут вытекать нестерпимо горькие и даже ужасные последствия.
Бывает так, что сын попадает в положение, из которого, как кажется, нет выхода. То есть, если говорить точнее, обыкновенно располагаемых человеческих сил и средств недостаточно, и разрешить ситуацию можно только чудом, выход из тупика может быть только чудесный. Какие поступки может совершить человек, какую цену заплатить за такой чудесное избавление? - не может человек слабый заплатить чем-то иным, нежели своей немощью, не в состоянии падший выкупиться из власти греха над ним, ибо растлился и обессилел. И спастись сам не может своими усилиями, и тем более другого спасти, даже при всём желании - ведь речь идёт именно о спасении.
Впрочем есть в Святом Евангелии одна подсказка о цене человеческой, которую высоко ценит Бог, очень высоко: "Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих" (Ин. 15, 13). То есть, человек может предложить Богу свою душу бессмертную, чтобы она была в назначенный Вседержителем час отправлена в ад, в пламя вечное только для того, чтобы избавить от подобной же нависшей участи того тех, кто этому человеку любим и дорог. Поразительно здесь то, что не говорится и не требуется здесь, чтобы душа полагаемая была каких-то особых достоинств, удостоверенной праведности, засвидетельствованной святости: как будто может быть положена любая, любым человеком, независимо от его предшествующих дел и помышлений, - всё равно любовь этого человека, даже и неочистившегося перед Богом, велика в глазах Бога. Выходит, Господь может даже выше ценить душу в грехе погрязшую, но однажды в такой залог оставленную, нежели ту, что трудится и хлопочет всю жизнь о своей праведности.
Но, раз Сам Господь считает великой такую любовь, значит, очень редко она встречается, значит, далеко не каждый способен решиться на такое. Кто-то, всё видя и прекрасно понимая, всё же откажется, и не понесёт такой крест, и тогда, если говорить о подобном тупике и ловушке, за человека, туда попавшего, можно было бы оставить этот залог - но тот, кто мог бы это сделать, принимает решение другое: своя душа важнее, вот её и надо беречь. Но на это сказано: "Кто станет сберегать душу свою, тот погубит ее; а кто погубит ее, тот оживит ее" (Лк. 17, 33, см. т-же Ин. 12, 25). Итак такой отказ означает не просто "оставить всё как есть", но это отступничество, предательство, которому предуготован Суд нелицеприятный. И, раз говорится здесь о погублении, значит, вся праведность, все старания и устремления к ней, вменяются в ничто. Впрочем мiр хорошо знаком с притворной праведностью, при том, что отступничество такое или подобное не показывают, и не видно бывает оно людям. Впрочем, "нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу" (Мк. 4, 22).
И вот, родитель добропорядочный, праведный такой праведностью, всё делающий в семье как положено, - может ли он быть назван отцом среди людей? Получается, что случайный любовник, нечаянно оплодотворивший женщину против своего и её желания, и тот имеет больше оснований, чтобы слыть среди людей отцом.
Впрочем есть надежда, что это время, когда много таких лжеотцов теплохладных, предающих мелко и крупно, время преданных детей - всё же не продлится долго. Сколько теперь таких детей преданных, либо соблазнённых, либо непрощённых, либо забытых, либо то и другое вместе, детей, которых можно было бы вытащить из смертного плена, или хотя бы попытаться? - столько же, или почти столько, сколько содомитов явных и латентных и прочих извращенцев, наркоманов, алкоголиков, маньяков, убийц и самоубийц. У всех, или почти у всех, эти пагубные наклонности закладываются в детстве, в младенчестве, во внутриутробном периоде, и закладываются теми, перед кем они беззащитны и безоружны, самыми близкими людьми, любимыми родителями.
Но залог души - это последнее располагаемое средство, последний довод, который может предложить человек. Достаточно ли этого последнего средства? Поскольку душа такая неправедна (ибо один только Бог праведен) , сама по себе не способна освободиться из тенет греха, а лишь только надеющаяся на это, то итог такого завета может быть лишь вполне приемлем для сатаны с его целями: ну что ж, просто ещё один человек понял, что дорога ему в ад, но от этого понимания у него не появилось сил свернуть с этого пути, цена этого гораздо выше, чем цена заложенной души человека грешного. Достаточная цена не эта, но другая и, более того, на фоне и по сравнению с этой Ценой жертва, предлагаемая человеком, меркнет, будучи бессильна в мiре сем. Настолько несоизмерима жертва человеческая с Жертвой Божественной, что, если человеческая бессильна сама по себе, то Божественная спасительна для людей, только лишь искренне сопричастных Ней. От человека же требуется тогда лишь только воля и поступок, шаг к этой сопричастности. Хотя и этот шаг даётся большим усилием.
Только лишь Отец истинный, небесный может заплатить наивысшую Цену, чтобы вырвать из лап дьявола таких чад. Сына возлюбленного, Божественного может родить и отдать только Отец Божественный, и так познаётся человеками, Кто Отец настоящий. Потому, может быть, и сказано в Христовом учении: "отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах" (Мф. 23, 9). Даже и пожелав того, никто из людей не сможет заплатить цены, которую смог выдержать Отец, цены, которая перевешивает одной своей нечеловеческой величиной все и всяческие человеческие грехи и тем самым выкупает от смерти вечной.
Для христиан, которые признали это Отцовство, это ясно без дальних пояснений, для остальных же выяснится при Страшном Суде, каковы пределы милости Божественной, Отцовской. Остаётся уповать, что Отец не забыл, не может забыть, какими светлыми Он создал души Своим детям и вдохнул их в бренные тела, и как запутывались те в соблазнах, и как становились язычникаи и даже отступниками, но всё же хотя бы изредка в их жизни просвечивала искра любви, сочувствия, доброты.
Рождение Бога Сына от Бога Отца, Отцовство и Сыновство, непостижимое и неизъяснимое, остающееся неизменным и совершенным и прежде всех век, и в течение истории людей, и после окончания времён - вот единственное вобравшее всю полноту, все смыслы, хранящее всю нераздельность и неслиянность Отца и Сына, Рождение Бога от Бога. И, таким образом, истинный и полный смысл рождения Сына от Отца остаётся для человека недоступным - мы можем в своей жизни лишь следовать своему ограниченному и частичному пониманию различных граней этого отношения, сверяя это понимание с духом и буквой Христова учения.
Состояние мiра человеческого зависит от того, насколько отдалились мы от образа этой неслиянности и нераздельности. Если нет преемственности от отцов к сыновьям. разорвана нить преемственности - значит, раньше или позже сыны отдалятся от отцов и пойдут сын на отца, брат на брата. Если не дают отцы свободы сынам на благие и великие дела, нет отеческих благословений сыновьям, - значит, сыны вынуждены будут блуждать путаными погибельными тропами во мраке. Так оно и происходит в наше неблагополучное время. Без возвращения к Богу, без восстановления надлежащих отношений с Богом (а это возможно только через покаяние перед Богом и удостоверяется Богом через дарование Духа. Господа животворящего) невозможно воссоздание и строительство ни церкви малой, то есть правильной семьи, ни Церкви Вселенской. Без этого, как ни старайся, какие науки, меры, способы и приёмы ни применяй, как ни старайся держаться правил благочестия, всё равно в семье поползёт всё вкривь и вкось, не в этом поколении, так в следующем, через короткое время вылезут рога матриархата, и будет беспрестанно прерываться преемственность от отца к сыну, дети будут стараться отдалиться от родителей и скорее предать их забвению. И о каком рождении сына от отца можно тогда говорить? Так бывает, когда оставляется им дом их пуст.