Яна Завацкая -
blau-kraehe, недавно подняла крайне
интересную тему . Разбирая творчество братьев Стругацких, она коснулась волнующего нас всех вопроса: что же случилось в СССР такого, что он от стремительного развития 1950-1960 годов перешел к коллапсу Застоя, а затем - и к падению. По мнению Яны Завацкой, этому падению предшествовало «поражение» сознания «шестидесятников» «вирусом» XX съезда:
«Почему же это произошло? Что такого отличало "шестидесятников" от коммунистов более ранней формации? А ничего их по сути не отличало: они были воспитаны советской эпохой, они были в общем-то прекрасными, искренними людьми. Ничего - кроме тайного доклада Хрущева на ХХ съезде. Из этого доклада и выросло упомянутое поколение. Доклад, конечно, был первой ласточкой - "разрешили", а затем пошел весь комплекс того, что теперь называют "антисталинизмом"; "Один день Ивана Денисовича", лагерные мемуары, реабилитация всех подряд без разбору, осуждение целой эпохи. Вот на этой среде и выросли "шестидесятники". Помните, в "Москва слезам не верит": "Время было такое! Вот были бы вы на нашем месте!" - "Уж мы бы не молчали!" (опять, кстати, столичная интеллигенция).»
Это действительно серьезный вопрос. Сейчас стало понятным, что за 1960 гг. в истории СССР действительно произошло что-то очень важное - то, что могло изменить не что-нибудь, а направление развития огромной державы. В результате чего вместо ожидаемого взлета - социального и научно-технического - наступил период, который впоследствии был назван «Застоем», а потом - и вообще, перестроечно-постсоветская вакханалия с полным разрушением всего и вся. В итоге мы все, постсоветские люди (и не только), оказались в крайне жалком и неприятном положении.
Однако действительно ли причина всего этого лежит в указанном докладе?
Причем, докладе закрытом, сделанном для довольно ограниченной аудитории. Нет, конечно, сам этот документ вряд ли может рассматриваться в положительном плане, представляя собой сложную комбинацию правды, пропаганды и лжи - но выведение его в роли решающего фактора в истории страны представляет собой весьма неоднозначную идею. Даже если мы и рассмотрим его, как один из элементов т.н. «компании десталинизации», включающий в себя вынос тела Сталина из Мавзолей, снос памятников , переименование городов и убирание упоминания о Иосифе Виссарионовиче отовсюду, откуда только можно.
Ведь в данных действиях вряд ли было что-то новое по сравнению с недавним прошлым. Взять, к примеру, переименование городов (и прочих географических объектов), начавшееся еще в первые послереволюционные годы. К примеру, город Гатчина, переименованный в 1923 году в город Троцк (сами понимаете, в честь кого), в 1929 году был опять переименован в Красногвардейск. Город Енакиево Донецкой области с 1928 года назывался Рыково, и опять-таки, в 1935 году, неожиданно превратился в Орджоникидзе. Что же касается переименований объектов «меньшего уровня», то их было намного больше.
То же самое можно сказать и про снос памятников и вычеркивании из книг. Подобные вещи были нормой, начиная с того же Троцкого и заканчивая деятелями более мелкого масштаба. Из «недавних» по отношению к XX съезду действий можно упомянуть подобную «операцию», произведенную по отношении к образу Берии, внезапно оказавшимся британский шпионом. Правда, стоит сказать, что, в отличие от процессов 1937 года, послевоенная «переоценка» все-таки, относилась к личностям «второго порядка» (даже Берия был, по сути, «ведомым»). О важности данного момента будет сказано ниже, пока же стоит отметить, что действия Хрущева если и выглядят странно, так это потому, что он «пинал мертвого льва», тогда, когда его предшественник не боялся затрагивать вполне живых «колоссов». (Троцкий, Бухарин, Рыков, Каменев и т.д. были реальными фигурами в политике, вполне способными «сожрать» Сталина, как такового.)
Но одновременно с этим нельзя довольно сильное воздействие доклада Хрущева на слушателей. Вот тут то и возникает вопрос: почему это случилось? Почему достаточно стандартная процедура «разоблачения сакральной фигуры» вызвала если не шок, то, во всяком случае, реальное потрясение. (И почему подобного потрясения не вызывало, к примеру, уже указанное разоблачение Берии, Ежова, Тухачевского или Бухарина). А главное - какая была цель данного доклада - поскольку в настоящее время встречаются, в основном, конспирологические его интерпретации, гласящие, что он был следствием некоего «заговора троцкистов» и т.д. (причем, и со стороны «сталинистов», и со стороны «антисталинистов»).
* * *
Разумеется, конспирология, сводящая все наблюдаемое к действиям неких более или менее «всевидящих» и «всезнающих» групп заговорщиков, к реальности имеет малое отношение. Что же касается доклада, то он представлял собой довольно древнюю и широко известную «технологию», имеющую целью оправдание собственных ошибок Хрущева. Последних Никита Сергеевич к моменту XX съезда успел сделать достаточно - а значит, свести их источник не к современной власти, а к ее предшественникам, было для него достаточно логичным путем. Забавно, кстати, что он в данном докладе старательно валил все на одного Иосифа Виссарионовича - всех «здравствующих» он разумно в число виновников не включал. Более того, Хрущев даже сделал некоторый реверанс в сторону будущих участников «антипартийной группы» - Молотова и Ворошилова, упомянув их в качестве «пострадавших» от воли вождя. (Впрочем, сама «антипартийная группа» сформировалась только через год, и Никита Сергеевич на тот момент вполне мог надеяться на поддержку указанных деятелей.)
Самое главное, что тут стоит понять - так это то, что, как уже было сказано, данная «технология» являлась крайне распространенной в то время. Сам Сталин ей прекрасно владел - к примеру, известная задержка с началом массовой индустриализации (до 1928 года) и все проблемы, связанные с этим, «вешались» им на «правотроцкистский блок» и на Рыкова персонально. Сразу отмечу, что тут нет смысла разбирать указанную проблему с индустриализацией, поскольку это очень большая тема. Скажу лишь, что понимания необходимости данного процесса не было ни у кого, включая самого Сталина. Похожим образом Троцкого, после его поражения в политической борьбе и изгнания, автоматически сделали «ответственным» за все провалы времен Гражданской войны. Ну, а ссылки на слабое дореволюционное развитие, мешающее решать текущие проблемы, вообще являлось общим местом в тот период.
Так что Хрущев ничего нового не изобрел, а лишь применил хорошо знакомый ему метод. Его замысел, судя по всему, состоял в выдаче своеобразной «коллективной индульгенции» (дескать, никто не виноват, это все один нехороший Сталин устроил) для сидящих в зале в целях консолидации номенклатуры. Этим Хрущев, как достаточно слабый на тот момент лидер, показывал готовность «блокироваться» со всеми имеющимися политическими силами. (Кстати, примерно так же вел себя и сам Сталин до середины 1930 годов). Правда, в дальнейшем Хрущев поступил совершенно «по-сталински»: окрепнув, он вытурил в качестве уже указанной «антипартийной группы» из активной политики значительное число своих конкурентов. Хотя и без отдачи под суд.
Кстати, очень важным, хотя и кажущемся на первый взгляд забавным фактом выглядит то, что Хрущев копировал Иосифа Виссарионовича не только по отношении к политической борьбе. Он, к примеру, пытался использовать и иные методы, бывшие популярными в сталинское время. Этот ярый борец с «культом личности», например, пытался устроить свой, «персональный культ». Во время правления Хрущева количество его упоминаний и фотографий в прессе превысило число упоминаний Сталина в свое время. Хотя памятников при жизни ему не ставили - видимо, сам Хрущев прекрасно представлял малую эффективность данного метода при огромных затратах на него . Однако все эти попытки Никиты сделаться хоть как-то популярным в народе, превратиться в «вождя», потерпели оглушительное фиаско. Единственным результатом восхваления его персоны стало появление соответствующих анекдотов, а единственно «фундаментальной» стороной неслучившего культа стало название построенных при нем серий блочных домов - «хрущевки».
* * *
Данный факт неудачи в создании «культа» и может выступить ключом к пониманию «проблемы XX съезда». Неприятие обществом нового «вождя», выставление его скорее в комичном, нежели героическом свете (равно как и полное фиаско в создании культа пришедшего после него Л.И. Брежнева), значило только одно - то, что старые «технологии» в этом обществе больше не работали. То, что было актуальным и разумным в 1920-1930 годах, в 1950 и 1960 превратилось в пустое, а то и в откровенно вредное занятие. Вот тут и лежит корень проблем с указанным докладом. Задумав его, Хрущев думал исключительно об «аппаратных целях» - укрепить свою личную власть путем перекладывания всех ошибок на «предшественника», страховка себя от аппаратного наезда по поводу его участия в пресловутых «репрессиях» и т.д. Да, определенный шок, очевидно, планировался - но не более того, что было на тех же «процессах» 1930 годов.
И вел себя Никита Сергеевич, как типичный последователь Сталина, пуская и не такой талантливый. Но вот общество было уже другое. В отличие от прошлого, для него совершенно недостаточно было объяснение всех неприятностей наличием на высоких постах неких «нехороших» личностей. Это для вчерашних крестьян нормально было воспринимать реальность, как следствие действия начальства - дескать, плохой барин делает плохо, хороший - хорошо. Для более образованных людей, уже «схвативших» некоторое понимание общности, подобная схема не подходила. «Плохой человек» у власти вызывал массу вопросов на тему того, как он туда попал и как этого не допустить в следующий раз. И, понятное дело, наказание виновных в данном случае вовсе не значило «обнуление проблемы», скорее наоборот…
В итоге тот факт, что «оказался наш отец не отцом», а сами понимаете кем, привел вовсе не к радостному осознанию того, что это все в прошлом, и теперь-то уж можно прекрасно жить под мудрым руководством дорогого Никиты. А к совершенно иному результату. Собственно, Яна Завацкая пишет именно об этом. Но следует понимать, что именно этот шок, сам по себе, никак не мог привести к катастрофической перестройке общества - напротив, это изменение последнего и превратило довольно рядовое действие Хрущева в потрясение для людей. Впрочем, как уже было сказано, особой опасности это действие не принесло - гораздо большее негативное воздействие имели другие действия советского руководства, к примеру, необдуманная административная реформа. Однако и ее Советский Союз, по сути, смог безболезненно пережить, и наступивший кризис был связан вовсе не с ней.
Одно можно сказать однозначно - то, что кризис в СССР возник именно на фоне того, что советское общество к 1950 годам очень сильно изменилось. Это, к слову сказать, нормальное поведение любой развивающейся сложной системы - изменения, потребные для решения проблем на одной «итерации», неизбежно ведут к появлению их на другой. Однако для советского руководства данного времени подобный факт оказался не осознанным. По-сути, главная вина Хрущева и сменившего его Брежнева состоит в том, что они были уверены, что действуют в «сталинском времени», хотя на самом деле, это было уже не так. Подобное неверное представление вело к неверным же действиям - к примеру, развертыванию массового производства, ориентированного на использование дешевой низкоквалифицированной рабочей силы, в то время, как СССР имел огромное преимущество как раз в обратном. В возможности массового производства высококвалифицированных работников с крайне низкими затратами.
В результате, СССР уверенно лидировал в самых высокотехнологичных областях - авиастроении, атомной промышленности, вычислительной технике, энергетике, космической отрасли - везде, где требовалось создание сложных технических систем. И постоянно отставал в «простых отраслях», прежде всего, в сельском хозяйстве и производстве ширпотреба. Подобная «несуразность», сильно отличающаяся от того, что было до этого, приводила руководство в замешательство, однако решать данную проблему пытались прежними методами - инвестициями в «слабые» отрасли. В результате, и «сильные» стороны советского общества не развивались (за исключением «оборонки»), и со «слабыми» (к примеру, сельским хозяйством) были проблемы.
* * *
Впрочем, возвращаясь к изначальной теме, стоит отметить, что указанное непонимание состояния общества проявлялось не только в экономической сфере. Не меньшие проблемы создавало оно и в области политической, где упорно продолжались использоваться «технологии», созданные для совершенно иных условий. Политическая жизнь в СССР этого времени характеризовалась, к примеру, упорным желанием сохранить «партийную систему» (прекрасно работавшую среди слабо образованных рабочих 1920 годов, но ставшую глубокой архаикой в 1950 годы), продолжавшейся ориентацией на политическую агитацию и пропаганду вместо требующегося для общества подобного уровня обсуждения важнейших вопросов. Однако прежнее разделение на знающее начальство и исполнительную массу оказывалось малопригодным - что и вело к росту «вольнодумства» и самостоятельному поиску причин тех или иных трудностей. Пуская и очень часто неверных...
Собственно, как раз указанное изменение состояния общества и приводило к появлению столь нелюбимых Яной Завацкой «шестидесятников». Однако следует понимать, что источником данного изменения стал вовсе не пресловутый XX съезд, а сам процесс развитие СССР. И значит, указанный слой вовсе не представлял собой какое-то чужеродное и враждебное образование в рамках «советского проекта», но напротив, являлся закономерным его следствием. И уж конечно, не какая-нибудь нелюбовь к «ватникам» лежала в основе их мыслей и действий, а совершенно объективное противоречие между этим новым слоем, и «обществом предыдущей итерации», с его соответствующими прежним представлениям нормами и привычками. Собственно, ситуация практически полностью повторяла то, что было в конце 1920 годов, за исключением того, что на месте «крестьянской массы» теперь оказывались «классические рабочие», а на месте пролетариев - как раз ученые и инженеры.
Более того, происходила постепенная "интеллигезация" рабочих, как таковых. На тех же, указанных выше, высокотехнологичных производствах отличить рабочего от инженера становилось весьма непросто: с одной стороны, для инженера было нормой участвовать в физической изготовлении изделия, с другой - рабочему очень часто приходилось решать «локальные» инженерные задачи. Подобное изменение отношений наблюдалось даже в условиях массового производства, когда огромное количество рабочих старались не просто «тупо» исполнять указанное в технологической карте, но и стремились рационализировать производственный процесс. Недаром рост изобретательской и рационализаторской деятельности наблюдался весь советский период.
Единственной частью общества, которая могла как-то противопоставлять себя народным массам, являлось то, что обыкновенно называется «творческой интеллигенцией». Возможно, именно отсюда идет путаница, хотя связь между интеллигентов «обычным» (ученым, инженером, врачом, учителем), и интеллигентов «творческим» лишь «филологическая». Ранее, кстати, для них существовала более удачное название: «лица свободных профессий», но к настоящему времени она не применяется. В отличие от подавляющего числа советских людей, как раз эти самые представители «свободных профессий» были слабо включены в процесс общественного производства, ведя «классически» мелкобуржуазный образ жизни (самостоятельное производство продукта с целью его продажи). Но подобный слой был подчеркнуто мелкобуржуазным и при Сталине - несмотря на все попытки общества хоть как-то «индустриализовать» его. (Можно вспомнить, например, описание писательского быта в той же «Мастере и Маргарите», где эта «среда» показана во всей своей красе.) Однако ни к каким неприятным последствиям ее существование не вело - все эти писатели, художники, поэты и артисты неплохо отрабатывали госзаказ (а другого в советских условиях быть не могло).
* * *
В общем, можно сказать, что вряд ли появление «шестидесятников» хоть как-то привело к падению социализма. А вот то, что, как сказано выше, указанное изменение общества не было отслежено, отрефлексировано и воспринято, как раз к указанному финалу имеет прямое отношение. Не возникновение нового, а упорное стремление воспроизводить старое - вот что стало причиной гибели СССР. Антисоветским, и по сути, антисталинским, является как раз убеждение, что один раз достигнутый успех может быть «продлен» в вечность. Сам Сталин, если уж честно говорить, как раз и ценен тем, что мог изменить прежнюю систему, если видел, что она уже не удовлетворяет реальности. Да, без признания своих ошибок и через выставления себя «всезнающим гением» - но для общества, как системы, это, по сути, не важно. Для общества важно, что оно от НЭПа, столь «уютного» и удобного для всех, нашло в себе силы перейти к концепции форсированной индустриализации. А затем, в голодное послевоенное время, посреди полной разрухи и бедности, выделить силы на создание самых передовых отраслей, вроде космической, атомной, компьютерной или авиационной. (А стояла за этим «воля великого Сталина» или нет, по сути, не важно.)
И значит, истинным «сталинизмом» (если последний считать основным направлением развития страны в 1930-1940 годы) должен был считаться как раз тот путь, который бы учитывал именно сильные стороны развивающегося советского общества, который бы смог увидеть в возникших проблемах проблемы роста, требующие решения для дальнейшего движения вперед. А не пытался бы «вернуть все взад» или изо всех сил стараться остановить текущее положение (что, к сожалению, и наблюдалось). И уж конечно, не представлять тот или иной «промежуточный» этап развития советского общества, как идеал, достойный вечного существования. Даже несмотря на достигнутые на данном этапе успехи…