Революция и авторитаризм. Часть вторая.

[anlazz]

Итак, с точки зрения «троцкистов», разделяемых большинством современных левых, в СССР середины 1920 годов произошел бонапартистский переворот. Его итогом стало то, что Иосиф Виссарионович Сталин (Джугашвили), генеральный секретарь ЦК ВКП(б), возложил на свою голову наполеоновскую треуголку, объявил себя Первым Консулом и расстрелял Директорию из орудий. Правда, до Императора дело не дошло - хотя ходили слухи… Однако отсутствия формальной коронации не помешало данному правителю вести себя, подобно классическому суверену - издавать законы, объявлять войны, казнить и миловать подданных по своему желанию, да и вообще, заявлять, подобно Людовику XIV: «Государство - это я». Конечно, реально Сталин говорил о совершенно другом, делая всевозможные заявления о Советах, демократии и т.п., однако думал он примерно то же самое. И непрерывно, в течение всего времени своего правления выстраивал систему своей деспотической власти - вначале внутри страны, а затем - и вне ее.

Именно подобное представление в настоящее время является преобладающим. Даже многие из тех, кто называет себя «сталинистами», готовы подписаться под чем-то подобным. Дескать, Иосиф Виссарионович смог обрести практически самодержавную власть, и за счет этого расправиться с врагами СССР, или, (в клинических случаях), России, которые «окопались» тут после революции. Причем в качестве основных врагов "сталинистами" позиционируются именно Троцкий со своими сторонниками, хотя встречаются и «сталинисты»-антикоммунисты, у которых Сталин уничтожил не какую-то отдельную личность или группу "врагов во власти", а самих большевиков, захвативших власть в стране! Впрочем, рассматривать данную патологию нет смысле. Гораздо интереснее тут то, что «сталинисты» в подобном случае обращаются не к чему-нибудь, а к созданной Троцким модели! Вот уж ирония Истории...

Но настолько ли очевидна данная концепция, как это принято сейчас считать? Ведь понятно, что товарищ Троцкий не может рассматриваться, как «незаинтересованное лицо». Несмотря на все свои заслуги. Человек, который из второго лица в государстве за короткое время превратился в изгнанника, вряд ли может являться объективным по отношению к тому, кто стоял за его поражением. Впрочем, враждебные личные отношения между "исследователем" и "объектом исследования" - это только один момент, который вызывает сомнение в истинности предложенной модель. Но гораздо важнее другое. А именно - утверждая, что в СССР произошел бонапартистский переворот, Троцкий опирался на уже упомянутую в прошлой части марксистскую теорию. Согласно ей развитие революции неизбежно проходит через свою кульминацию (для Франции - якобинскую диктатуру) и «откатывается» назад, к реакции. Причем эта самая реакция может происходить под, якобы, революционными лозунгами - так, Наполеон выступал с идеей защиты Республики (хотя и заменил ее потом на Империю).

Троцкий применил данную модель к СССР, получив таким образом концепцию «преданной революции». По ней, Сталин пришел к власти, опираясь на бюрократию, выступившую тут в роли «реакционной буржуазии». Или, что точнее с марксистской точки зрения, реакционная бюрократия избрала Сталина инструментом реализации своих интересов. Удивительно, но тут Троцкий оказался достаточно объективным, чтобы не свалить все беды на Сталина лично, а попытался выйти за пределы этой вражды. Впрочем, это особо ничего не меняло - поскольку «сталинский термидор» был торжеством реакции, он неизбежно должен был привести к поражению революции, и к победе в ней уже однозначно буржуазных сил. При этом большая часть «бонапартистов» закономерным образом должна была перейти в разряд капиталистов. Единственным способом спасти Революцию с данной точки зрения выступала возможность нового революционного подъема, способного «снести» термидорианцев и установить уже «настоящую» рабочую демократию. В качестве таковой силы Лев Давыдович видел, естественно, своих сторонников - но, как показала практика, с очевидным преувеличением их возможностей. Итог оказался печален - разумеется, свергнуть новоявленного «Бонапарта» не удалось, а сам Троцкий вскоре оказался убит. Однако указанные идеи надолго пережили своего автора. Более того, совершившийся в конце XX века антисоветский «переворот», казалось, лучше всего доказал верность идеи «сталинского термидора». Тем более, что переворот этот был совершен той самой номенклатурой, которая обвинялась троцкистами (без кавычек) еще в 1930 годах.

* * *
Все сходится: Троцкий был пророк и марксист, предсказавший всю историю СССР, и, видимо, единственный, кто способен был ее исправить. А значит, после знаменитого нападения Меркадера в 1940 году, шансов у страны уже не было - номенклатура лишилась единственного серьезного противника.

Правда, уже тут становится непонятным, почему, если переворот произошел еще в 1920 годах, а Троцкий умер в 1940, падение страны произошло лишь в 1991 году. Разумеется, можно сказать, что все это время продолжалась «агония режима» - но, если честно, представить агонию длиной более чем в полвека тяжело. Да и называть агонией проведение индустриализации, победу в самой тяжелой войне в Истории, освоение космоса и т.п. вещи как-то язык не поворачивается. Ну, действительно - если бюрократия все это время думала, как бы перейти от бонапартистского режима к полноценному капитализму, то зачем все это делалось? Тем более, что сейчас можно сравнить «советский путь» развития с иными способами модернизации, совершенными самыми разными (несоциалистическими) странами и увидеть, насколько бедной выглядела в данном сравнении наша «номенклатура». Любой африканский «царек» (президент) легко «уделает» в роскоши даже Леонида Ильича, чье привилегированное положение в позднесоветское время стало притчей во языцех.

Зато положение рабочих масс говорит о совершенно ином. Даже если взять рабочих 1930 годов и сравнить их с тем, что было до революции, то можно понять, насколько серьезными были изменения в обществе - именно в направлении его «социализации». Даже сам Троцкий в той самой «Преданной революции» вполне признавал эти достижения. Правда, он делал акцент на значительной разнице в благах, доступных для рабочих, и для номенклатуры - однако даже в этот период (1930 годы) указанное различие было на порядки ниже того, что существовало в стране еще недавно. А так же того, что было характерно для развитых капиталистических стран. В конце концов, столь «любимые» троцкистами «наркомовские» квартиры (типа «дома на Набережной») представляли собой всего лишь подобие жилищ, доступных до революции «верхнему среднему классу» - преуспевающим адвокатам, модным художникам, чиновникам средней руки. Удивительно, что сам Лев Давыдович, прекрасно помнивший дореволюционное положение, постоянно акцентирует внимание на некоем «небывалом неравенстве» СССР. К примеру, постоянно упоминает «прислугу» - на самом деле, домработницу, которую к слугам можно отнести весьма условно - забывая о том, что еще недавно даже самый небогатый интеллигент помыслить не мог жить без кухарки или горничной.

Данное явление имело вполне объективную причину - чрезвычайно низкий уровень доходов подавляющей части населения страны, связанной с низким уровнем прибавочного продукта в сельском хозяйстве. Ну, и соответственно, было бы странным, чтоб столь «низкий старт» мог быть ликвидирован очень быстро. На самом деле, вывести сельское хозяйство до более-менее приемлемого уровня рентабельности удалось лишь к 1950 годам - когда завершили первый этап индустриализации и модернизации общества. И как раз с этого времени распространенность пресловутых домработниц пошла резко вниз - поскольку кандидатур, желающих за небольшие деньги выполнять подобную работу стало намного меньше. А платить высокую зарплату «прислуге» мало кто соглашался.

Разумеется, можно было бы сказать, что советское руководство должно было бы директивно запретить нанимать домработниц, или ограничить зарплату работникам до такого уровня, который не позволял бы этого им делать. Именно это должен был делать введенный Лениным «партмаксимум» - однако с одним «но». Партмаксимум согласовывал зарплату руководства с зарплатами в отрасли - что, в общем-то, было нормально для промышленности, но абсолютно не подходило для всего хозяйства страны. Поскольку в ней, как уже не раз указывалось, господствовал архаичный способ производства. Собственно, именно эта колоссальная разнородность общества и являлась главным препятствием для устранения неравенства в обществе: как ее свести к нулю, если большая часть населения живет чуть лучше, нежели в период «развитого неолита»? (А может - и не лучше.) Разумеется, в момент, когда введения партмаксимума указанную массу просто не принимали во внимание: речь шла о пролетариате, и больше ни о ком. Но по мере того, как Советская власть, шаг за шагом приступала к преобразованию всей страны, указанная не бедная даже, а нищая, крестьянская "Расея" неизбежно вливалась в "общий поток" государственной жизни. С соответствующими результатами.

Собственно, именно этот процесс - переход аграрного, архаичного и слабоорганизованного крестьянского мiра, от «предобщественного» состояния, в котором он пребывал веками, к единому "интегральному" индустриальному обществу и стала причиной крушения всех тех надежд, которые испытывали некоторые коммунисты по отношению к быстрому построению коммунизма. Ведь действительно, пока пролетариат был относительно небольшим и относительно грамотным - все-таки, промышленность в Российской Империи приходилось держать «на уровне» - с ним можно было разговаривать, вести дискуссии, наконец, проводить грамотную агитацию. Но стоило выйти за пределы этого ряда, стоило ввести в состав пролетариата более широкие группы, более того, стоило начать «социализацию» деревни - как эта возможность, и до того находившаяся на грани допустимого, исчезла. Его заменила та самая "партийная", "номенклатурная" система взаимодействия, что вызывала столь резкое отторжение у Троцкого и троцкистов. Собственно, то самое превращения партии из ограниченного круга единомышленников в действительно массовую организацию, о котором жалеет товарищ Троцкий ( «ленинский набор»), в реальности было неизбежно. Более того, этот процесс не только начался еще в период Гражданской войны (когда сам Лев Давыдович еще являлся одним из важнейших деятелей в стране), но и явился залогом будущих побед. Впрочем, об этом будет сказано несколько позднее.

* * *
Пока же стоит отметить, что самое удивительное во всем этом то, что Троцкий прекрасно был осведомлен о подобном, и открыто признавал, что именно слабый уровень развития страны явился причиной указанного «роста неравенства» и «торжества номенклатуры». В той же «Преданной революции» он принципиально оговаривает подобный момент - чтобы впоследствии снова и снова выступать с обвинением "сталинского режима" в бонапартизме. Достаточно странная реакция для марксиста, если честно. Впрочем, почему странная - скорее наоборот, самая обычная. Так, меньшевики (марксисты, если что) с самого российской революции говорили о недостаточной развитости российского капитализма - и на этом основании отвергали социалистическую программу, как таковую. Именно их представитель - Г.И. Церетели - летом 1917 года патетически вопрошал: может ли кто-то из делегатов назвать партию, которая бы рискнула взять в свои руки власть и принять на себя ответственность за все происходящее в России? Дескать, ни один из социалистов не рискнет выступать со своей программой в условиях, когда не социализм даже, а социал-демократические преобразования выглядят невозможными в архаичном российском обществе. Ответом на этот вопрос было знаменитое высказывание В.И.Ленина - «Есть такая партия!».

Подобная разница между позициями и обеспечила столь разную судьбу большевиков и меньшевиков. Непонимание возможности выхода из кризиса и покорность судьбе последних в конечном итоге значило схождение с арены истории и, в лучшем случае, прозябание в эмиграции. Большевики же, к которым относился и Троцкий, напротив, смогли увидеть в нарастающем суперкризисе способ перейти к построению новой реальности. И вот теперь Лев Давыдович, словно забыл про прошлое, и подобно жалким меньшевикам, перешел на сторону утверждения идеи «недостаточной развитости» страны. Неудивительно, что и его обвинения существующему советскому режиму удивительным образом оказались созвучны той самой меньшевистской - и вообще, социал-демократической критике - которую «левые» противники Советской власти предъявляли в свое время самому Троцкому. Тому, который был Наркоминделом, Наркомвоенмором и председателем Реввоенсовета, который в самых невероятных условиях выстраивал ту Красную Армию, впоследствии одолевшую и Белых, и интервентов. (Вопросы относительно эффективности Троцкого в данной должности следует отнести за пределы данной темы.)

Впрочем, как это не странно звучит, подобная схожесть позиций дает некий ключ к пониманию источника взглядов Льва Давыдовича - а вместе с ним и большинства троцкистов. (И "троцкистов".) Ведь очевидно, что меньшевистская позиция неизбежно вытекала не из чего ни будь, а из полностью формального понимания ими марксистской теории. А именно - того момента, что согласно «формальному прочтению», социалистическая революция могла произойти лишь при достижении максимального развития предыдущей формации. При этом вполне можно было допустить, что этот самый максимум реально достигнут к 1917 году - но, понятное дело, лишь в самых развитых странах. Российская Империя к данным, конечно же, отнесена быть не могла - ей до Англии и Франции надо было еще идти и идти. А значит - никакая социалистическая революция тут невозможно, следует остановиться на буржуазно-демократическом этапе и способствовать "закреплению" ее на российской земле. И уж потом, когда под ее воздействием русский капитализм сможет «дотянуться» до европейского уровня, можно будет подумать и о социализме.

Все это было формально правильно… Вот только подобная формальность для учения, построенного на диалектической основе, оказывалась подобна смерти. (Что, собственно, меньшевики с блеском и подтвердили.) Альтернативой было диалектическое восприятие марксизма Лениным и большевиками. Ленин прекрасно понимал, что основоположники лишь указали общее направление развития, поэтому не боялся выходить за рамки формальных положений, тем не менее, оставаясь в границах, указанных Марксом и Энгельсом. Так, разбирая вопрос о революционном переходе, еще в 1915 году он сформулировал т.н. «закон слабого звена». Согласно ему будущая революция обязана победить не в самых развитых капиталистических странах, где господствующий строй еще имеет немало возможностей, чтобы «парировать» любые выступления против себя. А на периферии, где таковых возможностей нет. Собственно, ключом к данному открытию для Владимира Ильича стала революция 1905 года, быстро охватившая почти всю страну, и показавшая слабость казавшегося «железобетонным» царского режима. Тогда революционеры, практически не имевшие опыта и сил, смогли на год стать грозными противниками целого государства! Правда, революция завершилась поражением - хотя отмена выкупных платежей было значительным облегчением для большей части населения. Однако общие закономерности революционного процесса она прояснила очень хорошо.

* * *
Впрочем, я не собираюсь подробно останавливаться на данной теме. Скажу только, что мы можем только удивляться прозорливости Владимира Ильича, по сути, предсказавшего один из важнейших законов эволюционного развития. (И это при том, что в его время эволюцию лишь только начинали изучать!) Гораздо важнее тут то, что «метод Ленина», состоящий в диалектическом подходе к любым общественным процессам, оказался намного действеннее, нежели "формальное применение" марксистской теории с постоянными отсылками к тому, что говорили по любому поводу Маркс и Энгельс. Собственно, именно поэтому большевики и оказались единственными марксистами (и не марксистами), что смогли преодолеть самый серьезный кризис в истории России. (А точнее - всемирноисторический Суперкризис, выходящий далеко за пределы нашей страны.)

Однако, при всем этом, владение диалектикой для человека начала XX века являлось серьезным испытанием. Слишком далеко она отстояла от всего, что изучалось и применялось в окружающей жизни. Тем более, что для большинства тогда и «формальная логика» выглядела, как вершина человеческой мысли, еще только-только выходившей за пределы «здравого смысла». А значит, не стоит удивляться, что даже те люди, которые брались за диалектический метод, постоянно испытывали искушение «формализмом». Не избежал этого и Троцкий. Прекрасно владея марксизмом, он, тем не менее, оказался в определенной «теоретической ловушке», когда потребовалось ее применить на практике. К сожалению, реальное использование ее Троцкому стало необходимым лишь после политического поражения - до того он слишком был увлечен совершенно иными «играми» (жизненно важными для члена «аппарата»). Но после проигрыша Сталину и изгнания все прошлые навыка оказались бессмысленными, что поставило данного политика перед необходимостью использовать «крайнее средство» - т.е. марксизм в его диалектической форме. И он это сделал - создав ту самую модель о «бонапартистском перевороте», что столь популярна сегодня. Формально данная модель почти безупречна - действительно, восхождение Сталина напоминает восхождение Наполеона. (Первого, с которым не стыдно быть сравненным - для сторонников Иосифа Виссарионовича, и Третьего, «жалкого» - для его противников.) Да, так же как и они, данный политик пришел на волне революционного подъема, и так же выступил «охладителем» революционного пыла, переведя эту кипучую энергию в создание мощного государства. Империи!

Но при внимательном рассмотрении эта аналогия улетучиваются. К примеру, СССР можно отнести к Империи лишь с очень большой натяжкой. Как сильное и протяженное государство - но не более того. В остальном же СССР при Сталине, так же как и при Ленине оставался не просто Республикой, но республикой Советской. Основой его государственности, так же как и раньше, оставалась не личная власть «вождя», а совершенно иные механизмы. Это видно даже потому, что СССР благополучно пережил смерть своего «Наполеона», в отличие от той же Первой и Второй Империй во Франции, оказавшихся жестко «сцепленных» с личностью лидера. Однако это лишь самые внешние различия - на самом деле, в своей «основе» «сталинский СССР» и «бонапартистские» режимы отличаются кардинально. Именно поэтому судьба нашей страны оказалась столь отличной не только от судьбы указанных «империй», но и от того, что было предсказано ей Троцким.

Подобное утверждение может показаться странным - ведь, как может показаться, Лев Давыдович оказался во всем прав. Ведь, как было уже сказано, СССР не просто распался - он был «сдан» «той самой» «сталинской номенклатурой».

* * *
Или не совсем сталинской? Все-таки Советский Союз смог просуществовать более 60 лет после «сталинского термидора» 1925 года, и каких лет! Индустриализация, коллективизация, победа в Великой Отечественной войне, освоение Севера и Космоса, вообще, достижение передовых вершин в науке и технике. Наконец, практически полное изменение социальной структуры общества, превращение из архаичной крестьянской страны в передовую научно-техническую. Наконец - опять-таки, сравнение с указанными Империями - именно СССР сумел осуществить немыслимую до того ситуацию в мире. Более полувековое отсутствие «большой войны». (Да и Великая Отечественная так же являлась с самого начала войной оборонительной.) Какой уж тут «Бонапарт» и бонапартизм…

Так значит Троцкий, а за ним и современные «троцкисты», все-таки ошибались в своей оценке СССР после 1925 года, как «термодорианского» общества? Впрочем, об этом будет сказано в следующей части…