Что важнее,
Сейчас у моих подруг тяжелый период в жизни - у большинства. Болеют и умирают родители. А перед тем, как умереть, они меняются, становятся странными, порой неуправляемыми, немощными. Они нуждаются в уходе, почти ничего не могут, и нет бы им радоваться, что за ними ухаживают! Так ничего подобного или не всегда. А по большей части они еще и недовольны, претензии предъявляют. То не так, это не эдак. Стонут мои подруги. Кто словами жалуется. Кто молчит, не так воспитан, чтобы даже сложного старика своего вслух критиковать. Тогда они просто изумленно смотрят, а на вопрос, как там мама или папа, машут рукой: "Ты понимаешь".
Да, я понимаю. Вернее, теперь понимаю. А раньше, когда это выпало мне на долю, только думала, что понимаю. А подруги мои в ту пору и не думали на ту тему. Их родители были еще молоды и крепки. Просто у меня многое произошло рано, а с тех пор нашлось много времени, чтобы осмыслить. И я не только свои, я разные истории вспоминаю, мало ли их было за жизнь. Я думаю, что большинство наших бед происходят оттого, что мы, оценивая ситуацию, в которую вовлечен кто-то еще, или рассматривая поступок одного человека по отношению к другому, находимся мысленно на стороне кого-то одного. А второго меряем меркой собственных представлений о том, как ему должно быть. Если вообще об этом думаем.
Помню, в деревне, где у нас дом, жили старушки местные жительницы. Когда мы купили домушко, они еще коров держали, тоже крепкими были. А потом стали как-то на глазах стареть, просто "посыпались". И вот одна из них рассказывает второй - о третьей. Берут, говорит, ее дети к себе на зиму, а та недовольна. В своем доме жить хочет, плачет, пусть кто-нибудь приедет и с ней живет. "Я ей говорю: да ты совсем покосилась крышей-то! За тобой смотрят, тебя кормят-поят, что тебе надо еще? Молчи да живи"... А она все плачет. Не то, говорит, есть дают, не в тот час. И вот они обе головами качают и возмущаются.
Помню, я тогда как-то вся передернулась. Подумала, какой ужас. Вот так ее возьмут, живи на всем готовом, ничего не захоти, ешь-пей-жуй "орбит"...Из дому не выйди, мест родных не увидь, еды и то не захоти сверх того, что дали. И будь благодарен за все детям-благодетелям... Какое-то просто крепостное право.
Это я уже была очень сильно взрослая. А вот когда я была молодой, съехались мы с бабушкой - матерью отца. И я взяла на себя полностью заботу о ней. "Бабушка, я все буду готовить, все убирать, все вас обеспечу, вы только живите и радуйтесь!". Но бабушка моя радоваться не захотела. Она сама решала, во сколько ей встать утром и не собиралась в свои 88 лет подлаживаться под мой распорядок дня. Кроме того, она могла не хотеть того борща или того жаркого, которое приготовила я, а хотеть вовсе супа-пюре и котлеты из индейки. Я первое время предлагала свое меню, потом перестала. Бабушка была очень независимой, а я дулась и обижалась, потому что искренне старалась ей угодить. Чего ей не хватало, я не понимала.
Потом, через годы, другая бабушка моя начала впадать в детство. Вот, кстати, хорошая статья о деменции, прочтите те, у кого есть старики, или у кого они будут. Или кто сам им когда-нибудь станет, если намерен. Полезно такие вещи знать. И начались у нас веселые времена. Потому что бабушка моя и буйной становилась время от времени, правда тогда я не знала, что можно накинуть на голову беспокойному старику одеяло и зафиксировать его как ребенка... Да и не посмела бы я такого сделать тогда.
В ту пору я была озабочена тем, чтобы за бабушкой хорошо следить. "Ешь-пей что дают" у нас не было, я всегда любила кормить домочадцев тем, что они любят, вкусненьким, что как раз у этой бабушки и унаследовала. Но в остальном у меня был мой строгий порядок. И я его соблюдала. Как-то "хочу-не хочу" не рассматривалось. Пришло время обедать, все пообедали и до ужина (или полдника - детям и бабушке) свободны. Бабушка у меня была чистенькая и ухоженная, я очень за этим следила. Но ...
Но я совсем не думала тогда о том, что у нее может быть гордость, например... Что ей может хотеться свободы... Что ей вообще может чего-то хотеться или не хотеться. Я знай командовала: "Мыться! Обедать! Проветривать комнату!" Мыться, кстати, это был тот еще аттракцион, бабушка изо всех сил сопротивлялась, у стариков такое часто бывает. Но я даже не разговаривала. Брала за руку вела, грузила в ванну...
Потом к нам поселился мой дедуля - отец моего мужа. И я снова вознамерилась всем его обеспечить. Но он, как и первая бабушка, не очень-то хотел подчиняться правилам. Он был еще крепок, переезд к нам был шагом, совершенным от горя и одиночества после смерти жены. Вскоре он вернулся к себе домой.
А потом как-то так случилось, что вокруг начало все подобное происходить у друзей. Некоторые старики слегли. И начались разговоры.
- Я все сделаю, если он сляжет!
- Я смогу, если вдруг...
- Я могу и вынести, и обработать...
- Нет, я все понимаю, но если придется, то я даже жаловаться не буду, все буду делать...
У меня хорошие друзья. Все были согласны ухаживать за своими стариками, если что. И это чаще были вопросы философские, "а что если", потому что, когда что-то подобное случалось, там уже было не до рассуждений. В общем, все как один говорили, что они согласны и сделают все что могут. И что, в общем, ничего страшного в том, что старик слег, нет. Я слушала и думала, что это они просто еще не проходили, не знают, вот и говорят. И что это очень даже страшно. И потом спросила однажды: "А ты? Если бы слег ты? Ты бы тоже так легко согласился, чтобы твои дети носили за тобой?"
Получилось, что все, как всегда, в одну сторону. Люди готовы быть хорошими, благородными, но не хотят попадать на место тех, кого с такой легкостью только что соглашались обслуживать "сверху и снизу". Вот тут и наступало время ужаса: Ох, нет! Все буду делать за кем угодно, только чтобы самому не лежать!
В общем, думала я на эту тему много. К сожалению, ничего никто не властен сделать с "самому чтоб не лежать". Но зато способны мы понять одну штуку, которую, может быть, все понимали, а я в свои тридцать ле, так нет. Разобралась я в ней полностью сравнительно недавно (как чудовищно коротка жизнь, как поздно мы некоторые вещи понимаем...) И с этого момента как раз дедуля наш стал больше не возражать побыть с нами. Потому что я свое "правильно" взяла под контроль,и стала нарочито проявлять уважение к его желаниям, пожертвовав распорядком дня и прочими своими заведенными вещами.
У старого человека совсем ничего не остается. И глаза видят плохо, и слух снижается, и еда уже далеко не вся подходит. Да и вкус меняется, снижаются вкусовые ощущения. Совсем старенькие люди болеют суставами, им трудно двигаться. Они и выспаться сладко не могут, чаще всего или "плывут" во сне, сидя клюют носом, или не засыпают. Или уснут и проснутся. И все, кончился сон - усталость, каек была, а отдыха нет. У них совсем ничего не остается из разряда "хочу". Даже иллюзии свободы у них нет, жизнь шаг за шагом, вещь за вещью отнимает все. Но ведь человек еще ощущает свое "я"... То самое "я", которое столько зла приносит в молодости, то самое "я", с которым так трудно держать золотую середину в реакциях и поступках, "я" этот главный мотиватор наших действий, это "я" у стариков - единственное, что их связывает с прожитой жизнью, последний мостик к странному жизненному шоу... "Я хочу" или "Я еще что-то могу"...
И вот, каждый шаг я дедулю спрашивала. Форточку открыть? А оладушки хочешь? Тебе как мясо лучше приготовить, прокрутить или отварить? А яблочко запечь? Хочешь,я тебе газету почитаю?
Или, например, любит покомандывать старик. ... Я однажды видела, как раскомандовался старый вояка. Его осадили, а он в слезы. Ничего не может больше, нет того, кто бы пощадил его гордость. И вот, когда дедуля хочет покомандовать, я левую руку прикладываю к голове как фуражку, а правой честь отдаю: Есть, товарищ полковник! И смотрю, как он улыбается...
Конечно, обиходить важно. Чтобы сыт-напоен старик, чтобы вымыт чисто - важно. Но чтобы человек заживо не умирал в теле, еще очень важно проявлять уважение. Принимая решение, как и что сделать, помнить не про "как я сделал", а про "что он почувствовал". Не про "я". А про " он".
А вот чтобы понять, каково человеку то и то, как раз надо про "я": "Мне на его месте как было бы, если бы со мной так?" Ведь чем более немощен старик, тем скрупулезнее надо делать это, тем тоньше чувствовать и острее вглядываться, получилось ли уважить. Получилось ли пощадить гордость человеческую. И если он лежачий, не дай бог. "Я смогу, я смогу!" - конечно, никто не сомневается. Но я видела глаза старика, за которым судно выносила дочь - это были мертвые глаза. Или сын за матерью - не дай бог. Бывает, конечно, когда нет средств. Но если есть хоть какая-то возможность, то лучше человек посторонний и обученный. Именно чтобы пощадить гордость.
Теперь я столько всякого прожила и передумала. Я теперь понимаю, что, может быть, лучше не допоить или не докормить. Но обязательно надо доуважать. Надо изо всех сил постараться и сберечь достоинство человеческое.
Да, я понимаю. Вернее, теперь понимаю. А раньше, когда это выпало мне на долю, только думала, что понимаю. А подруги мои в ту пору и не думали на ту тему. Их родители были еще молоды и крепки. Просто у меня многое произошло рано, а с тех пор нашлось много времени, чтобы осмыслить. И я не только свои, я разные истории вспоминаю, мало ли их было за жизнь. Я думаю, что большинство наших бед происходят оттого, что мы, оценивая ситуацию, в которую вовлечен кто-то еще, или рассматривая поступок одного человека по отношению к другому, находимся мысленно на стороне кого-то одного. А второго меряем меркой собственных представлений о том, как ему должно быть. Если вообще об этом думаем.
Помню, в деревне, где у нас дом, жили старушки местные жительницы. Когда мы купили домушко, они еще коров держали, тоже крепкими были. А потом стали как-то на глазах стареть, просто "посыпались". И вот одна из них рассказывает второй - о третьей. Берут, говорит, ее дети к себе на зиму, а та недовольна. В своем доме жить хочет, плачет, пусть кто-нибудь приедет и с ней живет. "Я ей говорю: да ты совсем покосилась крышей-то! За тобой смотрят, тебя кормят-поят, что тебе надо еще? Молчи да живи"... А она все плачет. Не то, говорит, есть дают, не в тот час. И вот они обе головами качают и возмущаются.
Помню, я тогда как-то вся передернулась. Подумала, какой ужас. Вот так ее возьмут, живи на всем готовом, ничего не захоти, ешь-пей-жуй "орбит"...Из дому не выйди, мест родных не увидь, еды и то не захоти сверх того, что дали. И будь благодарен за все детям-благодетелям... Какое-то просто крепостное право.
Это я уже была очень сильно взрослая. А вот когда я была молодой, съехались мы с бабушкой - матерью отца. И я взяла на себя полностью заботу о ней. "Бабушка, я все буду готовить, все убирать, все вас обеспечу, вы только живите и радуйтесь!". Но бабушка моя радоваться не захотела. Она сама решала, во сколько ей встать утром и не собиралась в свои 88 лет подлаживаться под мой распорядок дня. Кроме того, она могла не хотеть того борща или того жаркого, которое приготовила я, а хотеть вовсе супа-пюре и котлеты из индейки. Я первое время предлагала свое меню, потом перестала. Бабушка была очень независимой, а я дулась и обижалась, потому что искренне старалась ей угодить. Чего ей не хватало, я не понимала.
Потом, через годы, другая бабушка моя начала впадать в детство. Вот, кстати, хорошая статья о деменции, прочтите те, у кого есть старики, или у кого они будут. Или кто сам им когда-нибудь станет, если намерен. Полезно такие вещи знать. И начались у нас веселые времена. Потому что бабушка моя и буйной становилась время от времени, правда тогда я не знала, что можно накинуть на голову беспокойному старику одеяло и зафиксировать его как ребенка... Да и не посмела бы я такого сделать тогда.
В ту пору я была озабочена тем, чтобы за бабушкой хорошо следить. "Ешь-пей что дают" у нас не было, я всегда любила кормить домочадцев тем, что они любят, вкусненьким, что как раз у этой бабушки и унаследовала. Но в остальном у меня был мой строгий порядок. И я его соблюдала. Как-то "хочу-не хочу" не рассматривалось. Пришло время обедать, все пообедали и до ужина (или полдника - детям и бабушке) свободны. Бабушка у меня была чистенькая и ухоженная, я очень за этим следила. Но ...
Но я совсем не думала тогда о том, что у нее может быть гордость, например... Что ей может хотеться свободы... Что ей вообще может чего-то хотеться или не хотеться. Я знай командовала: "Мыться! Обедать! Проветривать комнату!" Мыться, кстати, это был тот еще аттракцион, бабушка изо всех сил сопротивлялась, у стариков такое часто бывает. Но я даже не разговаривала. Брала за руку вела, грузила в ванну...
Потом к нам поселился мой дедуля - отец моего мужа. И я снова вознамерилась всем его обеспечить. Но он, как и первая бабушка, не очень-то хотел подчиняться правилам. Он был еще крепок, переезд к нам был шагом, совершенным от горя и одиночества после смерти жены. Вскоре он вернулся к себе домой.
А потом как-то так случилось, что вокруг начало все подобное происходить у друзей. Некоторые старики слегли. И начались разговоры.
- Я все сделаю, если он сляжет!
- Я смогу, если вдруг...
- Я могу и вынести, и обработать...
- Нет, я все понимаю, но если придется, то я даже жаловаться не буду, все буду делать...
У меня хорошие друзья. Все были согласны ухаживать за своими стариками, если что. И это чаще были вопросы философские, "а что если", потому что, когда что-то подобное случалось, там уже было не до рассуждений. В общем, все как один говорили, что они согласны и сделают все что могут. И что, в общем, ничего страшного в том, что старик слег, нет. Я слушала и думала, что это они просто еще не проходили, не знают, вот и говорят. И что это очень даже страшно. И потом спросила однажды: "А ты? Если бы слег ты? Ты бы тоже так легко согласился, чтобы твои дети носили за тобой?"
Получилось, что все, как всегда, в одну сторону. Люди готовы быть хорошими, благородными, но не хотят попадать на место тех, кого с такой легкостью только что соглашались обслуживать "сверху и снизу". Вот тут и наступало время ужаса: Ох, нет! Все буду делать за кем угодно, только чтобы самому не лежать!
В общем, думала я на эту тему много. К сожалению, ничего никто не властен сделать с "самому чтоб не лежать". Но зато способны мы понять одну штуку, которую, может быть, все понимали, а я в свои тридцать ле, так нет. Разобралась я в ней полностью сравнительно недавно (как чудовищно коротка жизнь, как поздно мы некоторые вещи понимаем...) И с этого момента как раз дедуля наш стал больше не возражать побыть с нами. Потому что я свое "правильно" взяла под контроль,и стала нарочито проявлять уважение к его желаниям, пожертвовав распорядком дня и прочими своими заведенными вещами.
У старого человека совсем ничего не остается. И глаза видят плохо, и слух снижается, и еда уже далеко не вся подходит. Да и вкус меняется, снижаются вкусовые ощущения. Совсем старенькие люди болеют суставами, им трудно двигаться. Они и выспаться сладко не могут, чаще всего или "плывут" во сне, сидя клюют носом, или не засыпают. Или уснут и проснутся. И все, кончился сон - усталость, каек была, а отдыха нет. У них совсем ничего не остается из разряда "хочу". Даже иллюзии свободы у них нет, жизнь шаг за шагом, вещь за вещью отнимает все. Но ведь человек еще ощущает свое "я"... То самое "я", которое столько зла приносит в молодости, то самое "я", с которым так трудно держать золотую середину в реакциях и поступках, "я" этот главный мотиватор наших действий, это "я" у стариков - единственное, что их связывает с прожитой жизнью, последний мостик к странному жизненному шоу... "Я хочу" или "Я еще что-то могу"...
И вот, каждый шаг я дедулю спрашивала. Форточку открыть? А оладушки хочешь? Тебе как мясо лучше приготовить, прокрутить или отварить? А яблочко запечь? Хочешь,я тебе газету почитаю?
Или, например, любит покомандывать старик. ... Я однажды видела, как раскомандовался старый вояка. Его осадили, а он в слезы. Ничего не может больше, нет того, кто бы пощадил его гордость. И вот, когда дедуля хочет покомандовать, я левую руку прикладываю к голове как фуражку, а правой честь отдаю: Есть, товарищ полковник! И смотрю, как он улыбается...
Конечно, обиходить важно. Чтобы сыт-напоен старик, чтобы вымыт чисто - важно. Но чтобы человек заживо не умирал в теле, еще очень важно проявлять уважение. Принимая решение, как и что сделать, помнить не про "как я сделал", а про "что он почувствовал". Не про "я". А про " он".
А вот чтобы понять, каково человеку то и то, как раз надо про "я": "Мне на его месте как было бы, если бы со мной так?" Ведь чем более немощен старик, тем скрупулезнее надо делать это, тем тоньше чувствовать и острее вглядываться, получилось ли уважить. Получилось ли пощадить гордость человеческую. И если он лежачий, не дай бог. "Я смогу, я смогу!" - конечно, никто не сомневается. Но я видела глаза старика, за которым судно выносила дочь - это были мертвые глаза. Или сын за матерью - не дай бог. Бывает, конечно, когда нет средств. Но если есть хоть какая-то возможность, то лучше человек посторонний и обученный. Именно чтобы пощадить гордость.
Теперь я столько всякого прожила и передумала. Я теперь понимаю, что, может быть, лучше не допоить или не докормить. Но обязательно надо доуважать. Надо изо всех сил постараться и сберечь достоинство человеческое.