Трупы укладывали вместо шпал: сказки бабушки Куусинен
«Однажды охранники стали что-то строить перед самым нашим окном. Через два дня строение было готово - это оказалась небольшая башня. Выстроена она была прочно, из хорошей древесины. Окон не было, лишь очень плотная дверь. Наверху, у крыши, находилось отверстие сантиметров в пятнадцать, забранное крепкой железной решеткой. Мы каждый день следили из окна, гадая, для чего эта башня.
Когда все было готово, конвоиры ввели в нашу зону группу молодых парней, лет двадцати или моложе. На них были только рваные трусы. Их заставили войти в башню, дверь заперли. Солдаты поставили прямо перед нашим окном водяной насос, пропустили длинный шланг через решетчатое окно и стали качать в башню воду из ближайшего пруда. Они трудились изо всех сил. Мы слышали, как парни кричали: «Откройте!» Насос работал безостановочно, крики становились громче: «Перестаньте качать! Вода уже выше колена. Уже по пояс... перестаньте!.. остановитесь!.. выпустите воду! - мы по горло в воде, захлебываемся...» Но солдаты, не обращая внимания на крики, продолжали качать, пока не стало тихо. Мы с ужасом переглядывались. Прошло много времени, и дверь открыли. Из башни хлынула потоком вода, она вынесла во двор трупы. Солдаты их унесли, а вода ушла в землю»
Что это за средневековые развлечения? Зачем охранники тратят столько времени и сил (своих сил!), чтобы построить башню? Почему не утопить несчастных заключённых в том самом пруду? Или просто застрелить, если так нужно?
Не ищите разумного ответа на эти вопросы. Ибо перед вами воспоминания выдающейся сказочницы Айно Куусинен. С трогательным названием «Господь низвергает своих ангелов».
«В начале 1920-х годов меня унесло из Финляндии в Москву. Семь лет я провела в Москве, в штабе мировой революции. /…/ Более пятнадцати лет я была политическим заключенным советской власти. /…/ В тот день в 1955 году, когда я вышла на свободу, я поклялась себе сделать все, чтобы вырваться из советской страны, растоптавшей мои человеческие права. Однако прошло еще десять лет, прежде чем я достигла цели. Лишь в 1965 году, спустя почти год после смерти Отто Куусинена, я наконец-то смогла вернуться в Финляндию».
Конечно, канва её биографии весьма занимательна. Но давайте посмотрим, какой узор вышила дамочка по этой канве.
Приведённый выше рассказ относится к её пребыванию на пересылке в Котласе. Хотелось бы прочитать комментарии специалистов по поводу такой изуверской и трудозатратной казни. Интересно, что, опубликовав в 2017 г. фрагмент из воспоминаний А.Куусинен, газета «Вечерний Котлас» данный отрывок опустила.
Далее следует путь на старинном колёсном пароходе по Северной Двине. Благодаря знакомству с заключённой-врачом Элизабет фон Файт, Айно становится её помощницей - когда-то в Финляндии она получила образование медсестры.
В Архангельске, по её словам, «больных, чтобы не возиться с ними в дороге /../ расстреливали» прямо за углом какого-то здания. Начальник перевозки (?) якобы прямо отвечает ей на вопрос о немецком коммунисте Гуго Эберлейне: «Я не могу брать на свою ответственность перевозку такого больного человека. Его тело так распухло, что он наверняка бы умер в дороге. Так ему лучше: хоть не надо в дороге мучиться».
Зачем при таком раскладе нужны были врачи и медсёстры - неясно.
Да и Г.Эбелейна вроде бы расстреляли лишь в 1941 г. и вдали от этих мест - в «Коммунарке». Хотя, может быть, ошибаются те, кто это утверждает?
Пароход выходит в Белое море и плывёт на северо-восток. Нарьян-Мар в устье Печоры. Часть заключённых увозят в здешние лагеря, остальных перегружают на баржу, которую по Печоре тянет пароход.
«Начальник перевозки, младший офицер, сказал, что в трюме - тысяча девятьсот человек. Среди них один-единственный политический заключенный, все остальные - уголовники, воры, убийцы и т. д. Во все время пути они не имели права подниматься на палубу, и ни я, ни даже доктор фон Файт не должны были спускаться в трюм, чтобы оказать помощь больным. «Если вы туда спуститесь, вас обязательно убьют».
Интересно: это же разгул «большого террора»! А из почти двух тысяч заключённых политических только трое: Айно, Элизабет и этот мужчина.
В середине августа баржа прибывает в Кочмес - женский лагерь в окрестностях Инты.
«Я выполняла серьезную работу: белила известью стены только что выстроенного дома, собирала малину, растущую даже на этих северных широтах, и, наконец, сторожила продуктовый склад». В это время Куусинен узнаёт, что «Финляндия напала на Советский Союз» и делает вывод: «Сталин, значит, начал осуществлять свои планы, о которых Отто говорил мне еще в 1935 году».
Забавно, что сайт, на котором опубликованы эти мемуары, поправляет автора: «Нападение совершил Советский Союз».
В начале апреля этап из 30 женщин отправляют в Воркута-Вом (пристань и лагерь в устье реки Воркуты). Дорога долгая и трудная, но все доходят. Вещи их везёт в санях единственный конвоир, он же устраивает их на ночлег в избушках, построенных на дороге, оберегая от ночующих здесь же заключённых-мужчин. По прибытии в Воркута-Вом женщин отправляют в баню и размещают в брезентовых палатках, предоставив несколько дней отдыха.
Здесь в больнице работает доктор фон Файт, есть и другие врачи. По описанию Куусинен, в 1940 г. лагерь здесь был совсем небольшой: три группы палаток и «три небольших деревянных дома: в одном - канцелярия коменданта лагеря, в двух других - поликлиника и баня». Позже, по её словам, Воркута-Вом расширилась, там выстроили восемь больничных бараков.
Здесь Куусинен знакомится с молодым литовцем, который рассказывает ей «жуткие подробности о финской войне» и якобы говорит: «Во всех странах, на всех языках превозносят смелость и патриотизм финнов».
Тогда же в Воркута-Вом назначили нового коменданта. Это «высокий человек в кителе без знаков отличия». Он дружелюбно беседует с заключённой Куусинен и рассказывает ей: «Русские не смогли ничего с финнами поделать. /…/ Я командовал участком фронта, знаю все досконально. На меня взвалили вину за поражение. /…/ Финны - прирожденные лыжники, они стремительно проносились мимо нас и исчезали как привидения. А наши бойцы, в своих тяжелых шинелях, неуклюжих валенках, еле ковыляли. /…/ Почти все мои бойцы сильно обморозились. Что я мог сделать? Но меня судили и отправили сюда, в Воркуту».
Позднее еще один офицер «в высоком чине» якобы говорит ей: «Русские бойцы воевали без всякого воодушевления и самоотверженности. Они были обязаны воевать, обязаны выполнять приказ. /…/ Ни один даже самый тупой боец не сомневался, что войну начали мы. Все понимали, что наше правительство хотело сделать Финляндию советской. Но я,- продолжал он,- больше ни за что не стал бы участвовать в такой войне. Лучше уж сразу застрелиться».
Интересное дело! С чего бы это высокопоставленные советские офицеры раскрывают свою душу перед заключённой-финкой, получившей срок за контрреволюционную деятельность? Да ещё и высказываются в духе финской пропаганды!
Думается, что все эти душещипательные признания придуманы Айно Куусинен. Уж она-то любит свою Финляндию и гордится ею.
В сентябре 1940 г. в Воркута-Вом пригоняют «сотни финских военнопленных», но уже «на следующий день финнов отправили в бескрайнюю тундру, они исчезли навсегда».
Не хочется иронизировать по поводу людей, которые оказались в плену и на Севере, но - что значит «исчезли»? Их расстреляли? Зачем для этого нужно было везти их в такую даль? Они где-то работали? Тогда почему исчезли?
Англоязычная Википедия бесстрастно сообщает: «За всю Зимнюю войну было всего около 900 финских военнопленных, около 600 из которых были размещены в лагере Грязовец. В общей сложности 838 финских военнопленных были возвращены в Финляндию. Последняя группа финнов покинула Россию 20 апреля 1940 года».
То есть погибли в советском плену всего несколько десятков человек.
Нет, какая-то группа финнов в Воркута-Вом была. Наверное. Всё-таки Айно упоминает Вилхо Рёпелинена, Рейно (фамилию которого она не помнит) - «оба служили в погранотряде, попали в плен при внезапной атаке русских». Был какой-то Кеотакаллио, был швед Линдстрём: «Летом 1940 года он вышел с братом в море ставить сети, их остановил большой советский катер и увез, захватив сети и лодку, в Ленинград. Там их посадили в Кресты. Брата отправили куда-то в другое место, а сам он оказался в Воркуте!» Будут ещё женщины-финки, но это другая история.
Но вот начинается Великая Отечественная война. «В официальных донесениях /пишет Куусинен/ пытались скрыть факт отступления Советской Армии. Мы /кто это мы?/ считали, что причина поражений - низкий моральный уровень армии». Вот так: сидят в лагере на краю света, но всё знают и об отступлении, и о моральном духе Красной Армии. И - внимание! - «каждый надеялся теперь на освобождение».
Ещё интересная история.
«В Воркуте я познакомилась с госпожой Отт, бывшей служащей французского посольства в Москве. Одновременно она была главой московской католической церкви. Религиозная деятельность и была «тяжким преступлением», за которое она была арестована».
И тут же Куусинен рассказывает историю о том, что, оказывается, во время визита в Москву генерала де Голля в 1944 г. госпожа Отт «не только велела убрать церковь цветами и свечами, но привезла из посольства большое кресло, покрыла его дорогим покрывалом и поставила перед алтарем для де Голля. Именно из-за этого кресла она и была арестована, и не только она сама, но и ее девятнадцатилетняя дочь. Госпожа Отт показывала мне фотографию этой очаровательной девушки. Девушка на Лубянке лишилась рассудка и попала в психиатрию».
Честно говоря, я не надеялась найти в интернете следы госпожи Отт, сидевшей за стыренное кресло. Но оказывается, история эта не совсем выдумана. Кресло и генерал де Голль здесь совсем ни при чём. Госпожа Отт долгие годы собирала сведения о французских подданных в СССР и передавала в Ватикан информацию о «гонениях» на католиков. Даже какое-то «обращение» по поводу этих гонений написала.
Вот только арестована она была 6 декабря 1947 г., 28 августа 1948 приговорена к 15 годам ИТЛ. И срок отбывала не в Воркуте, а в Потьминских лагерях, куда сама Куусинен угодила в 1949-м. Так что если они и встречались, то там. То есть мемуаристка опять ошибается.
А она продолжает: «Лучшей подругой госпожи Отт была старая петербургская дама баронесса Клодт, они часто играли в шахматы. Баронесса была настоящей аристократкой. Ни разу она, ни на что не пожаловалась, была со всеми дружелюбна и внимательна. Она была арестована в Берлине в 1945 году. Единственное ее преступление состояло в том, что она покинула родину в 1917 году, во время большевистской революции. Ее отец барон Клодт - известный петербургский скульптор, автор конных фигур Аничкова моста».
У скульптора Клодта было четыре дочери: Вера умерла в 1924 г., Мария в 1922 г., Софья вообще в 1862, а вот Наталья… неизвестно. Но она родилась в 1839 г., и во время встречи с Куусинен в Воркуте ей было бы 100 лет, а в Потьме и того больше!
Конечно, «баронесса» могла быть внучкой или внучатой племянницей знаменитого скульптора - семейство Клодтов было весьма многочисленным. Или однофамилицей, сочинившей себе биографию.
Или вообще фантазией Айно Куусинен. Клодты всё-таки жили в Финляндии, и фамилия эта была на слуху.
Итак, Айно работает медсестрой в лагерной больнице. Ну, лечат там, конечно, «не из человеколюбия, а чтобы они снова как можно скорее могли приступить к работе» (это я цитирую её слова).
А вот очередная странность. «Надо, правда, признать, что доктор Семашко в министерстве здравоохранения прилагал все силы, чтобы поправить положение. Именно его стараниями мы получали некоторые лекарства и, что еще важнее, свежую кровь, молоко и мясо для больных пеллагрой».
Объясните, что значит «свежая кровь»? Кровь для переливаний? Откуда она бралась и как «свежей» доставлялась в Воркуту?
Хотя… может быть, имеется в виду оленья кровь? Её действительно пили для профилактики и лечения цинги. Но Айно не пишет «оленья» (или «коровья», или «свиная»), поэтому просто представляются какие-то жуткие вещи…
«После лечения в течение четырех или даже восьми недель многие мои пациенты выздоравливали» - так, стоп, слишком радостная картина, поэтому тут же добавляется: «Но все равно смертность среди работавших в шахте была очень высокой - у нас не хватало мест для всех нуждающихся в лечении. НКВД это не печалило: человеческая жизнь ценилась чрезвычайно низко».
«Каждое утро в маленькой комнатке складывали друг на друга голые, худые, как скелеты, трупы. Когда их как следует, прихватывал мороз, трупы вывозили на санях. Я однажды спросила возчика, где же трупы хоронят. «Бросают в тундре»,- ответил он. Вот и все похороны! На радость волкам» - неужели она не знала, что волков в окрестностях Воркуты нет?
Ах, нет волков? Ну, напишем, что трупы съедались… оленями!
«Правда, в этих северных широтах земля не оттаивала даже летом, огромного труда стоило бы вырыть могилу хотя бы в метр глубиной. Когда таяли снега, олени обгладывали разлагающиеся на солнце трупы и заболевали. Олени принадлежали зырянам, кочевому народу, и власти республики Коми писали в Москву жалобы, но советское правительство не считало нужным вмешиваться».
Зыряне так-то не кочевой народ. Оленеводами являются коми-ижемцы, но какое дело финской патриотке до родственного финно-угорского народа? Вот как она описывает быт и обычаи местного населения в другом месте:
«В районе Воркуты жили два местных племени - коми, или зыряне, и ненцы. У народа коми была автономная республика, у ненцев - национальный округ. Но существовали они только на бумаге, все решения принимались русскими чиновниками. Коми и ненцы - кочевые народы, занимались разведением оленей и промыслом рыбы в Северном Ледовитом океане. Хлеба и овощей они не знали. Оленину и рыбу ели сырыми, пили оленье молоко и оленью кровь. Жили в юртах - более первобытное существование трудно себе представить».
Милая, в твоей родной Суоми точно так же жили саами - и ничего. Только вот в СССР их в те годы лечили и учили, а у вас?.. И, кстати, хлеб северные кочевники к тому времени точно пекли, мясо и рыбу готовили (хотя и сырую едят до сих пор), а вот оленье молоко как раз не пьют.
В другом месте она называет местного жителя «самоедом»:
«Вдруг показалась едущая с севера собачья упряжка. Подъехав, сидевший в ней самоед придержал собак. Я умоляла его вернуться к избе и позвать солдата нам на помощь. Но самоед или не понимал по-русски, или сделал вид, что не понимает. Он погнал собак дальше, и снова я осталась одна с больной».
Самоедами раньше называли коренные народы Сибири: ненцев, энцев, нганасан и т.п. Могла ли Куусинен встретить на Печоре ненца на собачьей упряжке? У меня вообще были большие сомнения, но я прочитала, что собак использовали для перевозки поклажи коми-ижемцы. А в общем, не особо она вникала в различия местных народов.
«Строительство железной дороги от Кошвы /так у автора/ до Воркуты стоило жизни тысячам заключенных. Строительством ведало НКВД, руководил работами инженер Френкель. Он был осужден еще в 20-х годах по шахтинскому делу».
Нет, не был. Нафталий Аронович Френкель, одесский предприниматель, был арестован в 1923 г. по обвинению в присвоении 8 тысяч государственных долларов.
Просто Куусинен, видимо, надо рассказать зарубежному читателю о деле Промпартии (1930 г.). Вот и приплела к нему Френкеля.
Что действительно правда - это то, что заключённый Френкель сумел войти в доверие к «органам» и стал руководителем строительства Беломорканала. А в 1941-1947 гг. был 1-м руководителем Главного управления лагерей железнодорожного строительства НКВД-МВД СССР, а никаким не «инженером» ; с 15.09.1943 значится «нач.главного управления Коми АССР».
Сначала Айно рассказывает об ужасах построения Беломорканала, затем - об ужасах построения Печорской магистрали. Как говорил Задорнов, приготовились? Ну, держитесь!
«В течение нескольких лет каждый заключенный на вечерней поверке с ужасом ждал, что бригадир зачитает его фамилию в списке тех, кто утром пойдет на строительство железной дороги. /…/Кормили плохо, больными никто не занимался. Упадешь, ослабев, и не сможешь подняться - тут же пристрелят. Трупы укладывали вместо шпал - древесины не хватало, в тех широтах лесов нет».
Нет, друзья мои, это не метафора. Она всерьёз утверждает, что трупы использовали вместо шпал! «Зимой, когда земля промерзала, рельсы, положенные на трупы, выдерживали немалое движение. Но летом, когда земля в Воркуте превращается в глинистое месиво, движение прекращалось».
Железная дорога, рельсы которой укладываются на замёрзшие трупы. Трупы, которые то замерзают, то оттаивают... Что при этом происходит с рельсами?
Какой уровень знаний о жизни надо иметь, чтобы поверить в такое? Да если бы такое вдруг и было сделано, то Родина наградила бы Френкеля не Орденом Ленина, а приличным сроком, а то и расстрелом! Но, правда, Куусинен считает, что именно за зверства его и наградили…
Ну, естественно, куда же без рассказов о том, что в лагеря попадали те, «кто не застрелился, когда его брали в плен, а бежал из немецкого плена и вернулся в строй».
И в то же время утверждается, что «война принесла освобождение многим заключенным. Офицеров на фронте катастрофически не хватало, в Воркуте же их было множество, приговоренных к большим срокам. Их иногда отправляли в действующую армию».
Это только предисловие к очередной фантастической истории.
«Помню генерала, позже маршала Константина Рокоссовского, арестованного в 1937 году, когда Сталин ликвидировал в армии «ненадежные элементы». В лагере у Рокоссовского была унизительная работа: он был денщиком у совершенно необразованного, очень грубого конвоира Бучко. Он приносил Бучко еду, топил печь, убирал его небольшую квартиру. Позже до нас дошли слухи о блистательной карьере генерала. Генерал прислал бывшему своему хозяину, дураку Бучко, письмо. Я читала его собственными глазами, комендант лагеря дал почитать письмо своей жене, работавшей зубным врачом, а та показала его мне.
Письмо было лаконичным: «Гражданин начальник! Меня сделали генералом армии. Пайка здесь приличная. Ваш бывший денщик Рокоссовский».
Байки о том, что Рокоссовский сидел то ли в Воркуте, то ли в Княжпогосте, то ли на Колыме, очень живучи. Вот буквально недавно в воркутинском сообществе опубликовали фотографию маршала во время служебной поездки в Воркуту в 1961 г. - с утверждением, что прежде Рокоссовский побывал в Воркуте в 40-е.
Но дело в том, что источников такой информации два: Айно Куусинен и А.Попов, отцу которого Рокоссовский в 1961 г. якобы сказал «Да, Воркута изменилась с тех пор».
А вообще-то Рокоссовский находился под следствием в ленинградской тюрьме с 17 августа 1937 по 22 марта 1940 г., но осуждён не был! И каким образом его тогда могли отправить в лагерь?
Справедливо заметил также один краевед, что конвоир «чином (рылом - говорили в то время) не вышел, чтобы иметь денщика вообще, тем более - в генеральском звании комкора»…
Но как уверенно пишет об этом Айно: «помню», «читала своими глазами»!
Когда в 1945 году закончилась война, «в лагерь прибыло несколько тысяч власовцев, воевавших на стороне немцев. Многие из них были в кандалах. Этих несчастных поместили в дальних зонах, заставили работать в угольных шахтах».
Ну, вообще-то в кандалы заковывает кузнец, и снять их можно тоже только с его помощью. Никакие кандалы в советских лагерях не использовались (разве что как произвол какого-нибудь одного начальника), но о них упорно пишут.
А вы заметили отбор слов: «несчастные», «заставили работать»? Да, власовцы заслужили симпатию и сочувствия авторши, ведь они боролись с «советами»!
В декабре 1941 года, по словам Куусинен, «на станции Кошва только что открытой железнодорожной ветки Котлас-Воркута был сильный затор, и среди пассажиров вспыхнула эпидемия дизентерии. В поездах ехали из разных лагерей заключенные, годные к фронтовой службе, и отбывшие наказание с литерами КРТД - троцкисты. В маленькой Кошве всех поместили в карантин. Но в Кошве не было ни больницы, ни достаточно продуктов. Распространение эпидемии остановили потрясающим способом: по приказу из Москвы все больные были расстреляны».
«Кошва» - это так с финско-немецким акцентом она называет Кожву. Почему переводчик не изменил названия, не знаю. Но так даже аутентичнее.
Комментировать историю о расстрелянных больных я не буду. Хватит.
Заканчиваются эти чудесные мемуары рассуждениями о том, что советские лагеря ни в какое сравнение не идут с гуманной системой наказаний в царской России, В качестве аргумента приводится шушенская ссылка В.И.Ленина. О каторге, куда попадали в том числе и «политические», о военно-полевых судах и «столыпинских галстуках», о расстрелах рабочих демонстраций госпожа Куусинен, естественно, не вспоминает.
«Но главное различие состоит в том, что при царизме без оснований не осуждали. Обычно приговору предшествовало судебное разбирательство, где обвиняемый имел право защищаться. Исправительных лагерей тогда не было, смертные приговоры выносились редко, их осуждали в печати».
И - цифры:
«Никогда уже точно не установить, сколько народу погибло при Сталине, но ясно, что жертв - сотни тысяч. Смертные приговоры выносились без суда, не щадили ни рядовых коммунистов, ни членов ЦК. Из 139 членов ЦК в 1937-1938 годах казнено 98 человек: 70 процентов!.. Из 1966 делегатов восемнадцатого съезда было расстреляно 1008, больше половины, эти данные привел Хрущев в своем знаменитом докладе на двадцатом съезде партии».
(Имеется в виду XVII съезд ВКП(б), состоявшийся 26 января - 10 февраля 1934 г.)
Подведу промежуточный итог. Госпожа Айно Куусинен врёт как дышит. Врёт не потому, что что-то забыла или перепутала - нет, у неё есть чётко обозначенная цель. У неё есть страшная обида на Советскую власть и коммунистов, и она хочет отомстить.
Но есть, как мне кажется, и вторая цель. Мемуары эти - явный заказ, выпущены они были лишь после её смерти, в 1972 году, одновременно в ФРГ (цитадель антисоветской пропаганды в тогдашней Европе) и в Финляндии. На немецком языке. Утверждается, что на немецком они и написаны изначально.
А не странно ли это?
А может, настоящие мемуары Айно Куусинен кто-то хорошо так подредактировал?
О том, что предшествовало посадке «финской коммунистки», - в следующей статье.