Забавно (на самом деле - печально). Начала читать серьёзную вроде бы научную работу Морозова Н.А. ГУЛАГ в Коми крае. 1929-1956. Сыктывкар: Сыктывкарский университет, 1997. Между прочим, автор впоследствии стал профессором. И что же я там встречаю? А все сказки бабушки Куусинен. Во-первых, про госпожу Отт и её подругу госпожу Клодт. Но с интересными дополнениями: к приезду де Голля, оказывается, «в Москве, "кагэбисты" срочно привели в порядок загаженный ими храм, откопали в каком-то лагере пастора»... Госпожу Клодт «в 1945-м в поверженном Берлине бдительные органы достали» именно потому, что она была подругой госпожи Отт. Есть в этой монографии и рассказ о том, как мёртвые тела укладывали вместо шпал - и этим на серьёзных щах объясняется плохая работа Воркутинской узкоколейки. И история о том, как во время войны в Кожве якобы расстреляли множество больных, освобождённых из лагерей...
С другой стороны, что ожидать от человека, который вырос в семье убеждённых антисоветчиков - что, кстати, не помешало ему окончить советский пединститут и годами там преподавать! От человека с членским билетом «Мемориала» за №7!
И этот человек получил звание профессора и работал в Академии Государственной службы! В настоящее время я его в списке преподавателей не нашла, да и последнее упоминание о нём в интернете относится к 2012 г. Но дело его, безусловно, живёт!
Но вернёмся к воспоминаниям самой сказочницы.
***
Я думаю, уже ясно, что мемуары Айно Куусинен с пафосным названием «Господь низвергает своих ангелов» совершенно лишены достоверности.
Здесь я хочу рассказать о том, что предшествовало её посадке.
Напомню: в 1922 г. 36-летняя замужняя финка вдруг сорвалась с места, бросила благополучную и любимую Финляндию и рванула в коммунистическую Москву. Её посетила такая большая и безумная любовь?
Да, в 1919 г. они с мужем ненадолго приютили у себя скрывавшегося от властей коммуниста Отто Куусинена. Но сама она пишет о другом:
«Я страстно мечтала о более насыщенной жизни, чем жизнь домашней хозяйки. Решила взять в банке ссуду и основать в Хельсинки частную больницу. Чтобы приобрести опыт в управлении больницей, я поехала в начале 1922 года в Стокгольм. Однако там мне посоветовали ехать в Берлин». И вот в Берлине она почему-то не по больницам ходит, а общается с коммунистами. И, вновь встретив там Отто, отправляется к нему в Москву.
Может быть, на неё произвело впечатление вот это: «Из разговора стало ясно, что Салме Пеккала собирается в Лондон по секретному заданию коммунистической партии. Куусинен вынул из жилетного кармана четыре больших бриллианта и, показав их нам, сказал: «Каждый стоит четыре тысячи». Не знаю, правда, по сей день, в какой валюте. «На дорожные расходы»,- пояснил Куусинен, протянув бриллианты госпоже Пеккала».
Романтично же? Бриллианты, загадочные дела по всему миру…
Москва Айно сразу не понравилась: «это был очень грязный город, все в нем, казалось, было вверх дном». Ну, ладно хоть поначалу поселили в богатом доме родителей Троцкого, в Нескучном саду. Это, по воспоминаниям Куусинен, были «высокий, худой, аккуратно одетый пожилой господин», адвокат, и «изысканная старая госпожа», с которыми она общалась по-немецки.
Вообще-то мать Троцкого умерла в 1912 г., а отец был не адвокатом, а зажиточным арендатором, то есть занимался сельским хозяйством. И даже не был особо образованным: выучился читать по слогам лишь под конец жизни
Но... почему-то Айно Куусинен надо изобразить родителей Троцкого вот так. Кстати, я заметила, что ни одного дурного слова о Льве Давыдовиче мемуаристка не пишет. Интересно, почему?
И сразу же дамочку знакомят с работой Коминтерна.
«Я будто попала на шумный оживленный вокзал: люди сновали туда-сюда, носили из комнаты в комнату бумаги и говорили, по меньшей мере, на двенадцати языках. Возле стрекочущих пишущих машинок ели бутерброды и готовили чай. Никогда в жизни мне еще не приходилось видеть столько странных существ одновременно в одном и том же месте! Трудно представить, заметила я Сирола, что кто-нибудь здесь может работать. В ответ он только усмехнулся, а я про себя подумала: «И это, значит, штаб мировой революции...»
Мысль о том, что в Коминтерне царил страшный бардак, прозвучит в мемуарах не раз. И характеристики его деятелям Куусинен даст ой какие нелестные.
Из неприятной Москвы Айно потянуло на родину, но вот беда: «законным путем из Советского Союза выехать почти невозможно». Въехать можно, а выехать нельзя? Иностранной подданной? С чего бы это? А почему не обратилась в финскую дипломатическую миссию?
А может, и не было у неё цели покинуть Советскую Россию?
Тут, правда, впервые говорится о её чувствах к Отто: «Куусинен вернулся в Москву. Он тут же приехал ко мне. О возвращении я забыла. Теперь я знала, что приехала ради него».
«Приехав в Москву, я скоро поняла, как безрадостна и тяжела стала жизнь народа после большевистской революции. Между уровнем жизни советской элиты и рабочего класса была пропасть, заставившая меня утратить веру в преимущества бесклассового общества». Вот те на! А почему же тогда столь быстро разуверившаяся в бесклассовом обществе дамочка в 1924 г. вступила в РКП(б)?
Ну, наверное, чтобы работать в Коммунистическом Интернационале. С осени 1922 г. Айно, по её словам, уже «участвовала в вечерних обсуждениях дел Коминтерна».
Дамочка, до недавнего времени вообще ничего не знавшая о Коминтерне, сыплет громкими именами и пишет свою «историю» этого движения. Постоянно подчёркивается ничтожество деятелей Коминтерна и их зависимость от «Москвы» - то есть от Советского правительства и коммунистического руководства.
«Сеть уполномоченных ОМС (Отдела международных связей) охватывала весь мир. Через этих агентов руководителям компартий отдавались приказы Коминтерна. Кроме того. уполномоченные передавали партиям средства, выделенные Коминтерном на партийную деятельность и пропаганду.
/…/ Кроме того, ОМС был связующим звеном между Коминтерном и разведслужбой Генерального штаба, а также между Коминтерном и тайной полицией, название которой постоянно менялось: Чека, ГПУ, НКВД, МВД, сейчас же она называется - КГБ».
Страшно? Ну ещё бы… Но вы не особо верьте. Вот, например, Айно пишет, что «со времени основания Коминтерна ОМСом руководил Миров-Абрамов», а это, оказывается, были два разных человека: Александр Лазаревич Абрамов и Яков Цодикович Миров-Розкин. Упс…
Вообще Айно пишет целый очерк истории Коминтерна. У меня нет желания анализировать, насколько сообщаемые ею сведения достоверны. Обращу внимание только на следующее.
Во-первых, Коминтерн предстаёт в мемуарах Куусинен одновременно как грозная организация, охватившая своими щупальцами множество стран Европы, Азии и Америки, - и в то же время организация бестолковая, полная лишних и бездарных людей.
Талантливыми, по её мнению, там был Отто Куусинен и ещё парочка финнов. «В начале 1921 года Ленин отозвал Отто Куусинена из Стокгольма и дал задание подготовить устав, который будет представлен на утверждение третьего конгресса Коминтерна в июле 1921 года. /…/ До сих пор помню письмо Ленина, которое сейчас хранится в Москве, в его музее. В письме говорится, что никто кроме Куусинена не смог бы так удачно сформулировать устав. Отто писал устав по-немецки».
При этом «у Отто не было абсолютно никаких организационных способностей, он был в восхищении от таланта Хеймо». Приехавший в СССР по его вызову финский коммунист Мауно Хеймо лихо разобрался в том бардаке, который царил в Коминтерне и нашёл аж 1000 лишних работников.
В 1923 г. в Германии происходят неудачные выступления коммунистов. Ну, конечно, они не имели никакой иной причины, кроме желания зловещего Коминтерна произвести коммунистические перевороты по всему миру!
К этому периоду относится воспоминание Айно о том, как у них на квартире сцепились Тельман и Бела Кун. «Они обвиняли друг друга в том, что каждый не подчинился указаниям руководства, предал пролетариат. /…/ Сначала Радек был спокоен, но вдруг тоже включился в спор. Теперь все трое орали друг на друга. Я с нетерпением ждала Отто: ситуация становилась всё более угрожающей. Вдруг женщина вскочила, вклинилась между Радеком и Тельманом, погрозила Тельману кулаком и обозвала его идиотом, который надеется только на свои мышцы».
«Женщина как раз вцепилась в Тельмана, дёргала его за лацканы пиджака и била кулаком в грудь. Бой шёл двое на двое: Радек и женщина по одну, а Тельман с Куном по другую сторону. Радек был худосочен против Тельмана, тот не шелохнулся, стоял крепко, расставив ноги, сунув руки в карманы брюк, - настоящий портовый грузчик.
Радек был уже готов броситься на Бела Куна, но Тельман вынул одну руку из кармана, взял Радека за лацканы пиджака, подержал так на вытянутой руке и сказал:
- Слушай, Радек, с чего это галицийский еврей взял, что может избить венгерского еврея?
После этого замечания все немного опомнились и послышались неловкие смешки».
Но тут пришёл лесник… в смысле Отто Куусинен... и всех разогнал.
Женщина, кстати, оказывается Ларисой Рейснер.
Кого могла встретить жена финского коммуниста в Москве, кроме родителей Троцкого? Ну конечно, Ленина. Правда, Куусинен признаёт: видела его лишь несколько раз осенью 1922 года в Коминтерне. Ничего интересного: общались по-немецки, был всегда вежлив, часто шутил. Например так: «Клара Цеткин предложила прислать Ленину из Берлина отличного специалиста по сердечно-сосудистым заболеваниям. На что Ленин ответил:
- Меня уже обследовала целая гвардия специалистов, но, по-моему, без толку. Но, тем не менее, спасибо.
- Поверьте, это лучший специалист в мире, он, кроме того, прекрасный коммунист, член партии.
- Ну, тогда я ему не позволю и пальцем ко мне прикоснуться: разве прекрасный коммунист может быть еще и хорошим врачом!»
Ну и как же отказаться от воспроизведения старой антикоммунистической байки: «Спустя три недели после похорон Ленина Отто мне под большим секретом рассказал: вскрытие обнаружило, что причиной кровоизлияний был запущенный сифилис».
Особую ненависть Айно вызывает Георгий Димитров - обличитель фашизма. Во-первых, по её словам, болгарские коммунисты получили из Москвы «приказ убить царскую семью и членов правительства» и на торжественном богослужении в Софийском соборе в апреле 1925 года устроили взрыв, убивший 200 человек. «Главным инициатором этого тайного предприятия был Георгий Димитров, коминтерновец».
Это ложь. Ни Г.Димитров, ни Коминтерн к этому теракту отношения не имели.
Арест болгарских коммунистов по обвинению в пожоге рейхстага в Германии - это якобы часть «пропагандистской войны», которую вёл Коминтерн и лично Отто Куусинен. Свою знаменитую речь на суде Георгий Димитров, оказывается, не в состоянии был сам написать, её написал Отто, а его младшая дочь отвезла текст в Берлин.
Враньё. Сохранились тезисы и варианты первой речи Г. Димитрова, с которой он выступил на процессе 23 сентября 1933 г., а также проект заключительной речи, с которой он выступил 16 декабря.
И вообще Георгия Димитрова, по словам дамочки, «интересовали только выпивки и женщины».
А вы поспорьте! Ведь к вашему мужу не прибегали жаловаться на коварного соблазнителя!
Неточности? Подумаешь! «Танев был расстрелян, а Попов сгинул в одном из лагерей», - пишет Айно. На самом деле Васил Танев погиб в 1941 г. в бою с фашистами в Болгарии, а Благой Попов, хоть и был репрессирован, в 1954 г. вернулся на родину и дожил до 1968 г.
Сплетничает дамочка с удовольствием и по любому поводу. Например, рассказывает две похожих истории о том, как в СССР обокрали болгарского коммуниста Коларова (спавшего в закрытом купе) и семью итальянца П.Тольятти (в закрытом номере), причём, чудесным образом пробравшись в запертые помещения, украли всё, вплоть до штанов.
Но, конечно, самая потрясающая характеристика здесь у Сталина.
В 1926 г. супруги Куусинен проводят отпуск в Сочи. Рядом, в Мацесте, отдыхает Сталин. Он приезжает к Куусиненам и предлагает показать им Грузию.
«Я опрометчиво заметила, что и в прошлом году отдыхала на Кавказе и Грузию знаю неплохо. Отто испуганно на меня посмотрел, но Сталин, кажется, не обиделся». Уф, пронесло, а то бы сразу репрессировал…
Затем они отправляются со Сталиным в «круиз по Чёрному морю» на «невзрачном коричневом катерке». Следует шокирующая сцена: перепившийся Сталин без конца ставит пластинку с любимой песней (да, это, конечно, «Сулико»), а потом пускается в пляс.
«Зрелище это было ужасающее. Чем больше он пил, тем страшнее становился его взгляд. Это было как дурной сон. Сталин выл от смеха, его мотало, он спотыкался, его танец был просто пародией. Все это было грубо, низко и не предвещало ничего хорошего. Самое кошмарное, что, совершенно пьяный, он внимательно наблюдал, какое впечатление на меня производит. Весь тот день мы пробыли на море с пьяным диктатором. Он был чудовищен. Когда мы, в конце концов, вернулись к себе на дачу, я твердо сказала Отто, что никогда в жизни никуда со Сталиным не поеду.
В тот страшный день я поняла, каков Сталин в действительности. А позже Отто рассказывал мне о страхе Сталина за свою жизнь, граничащем с сумасшествием».
Да, историй об алкоголизме Сталина, в антисоветском информационном пространстве полно. Но насколько они достоверны? И не сочинены ли они с определённой целью? Этот образ пьяного дикаря - не создан ли он белоэмигрантской и европейской пропагандой 20-х годов и не развит ли пропагандой гитлеровской?
Приводит Айно и потрясающую версию «убийства» Надежды Аллилуевой. При том, что сама она в то время находилась в США. Но нашлась у неё в Москве какая-то «старая подруга», врач Муромцева (до сих пор исследователями не идентифицированная), работавшая в Академии медицинских наук. Коммунистка, муж которой «занимал высокие посты». И вот она якобы рассказала, что однажды утром её вызвали в Кремль, где она вместе с кремлевским комендантом и ещё двумя женщинами-врачами обрядила тело Аллилуевой. При этом заметила на её шее большие тёмные пятна: Надежда Аллилуева была задушена! «Пока мы стояли, ошеломленные, пятна все увеличивались и становились четче, ясно вырисовывался след каждого пальца левой руки убийцы».
Айно утверждает, что «слух об убийстве Аллилуевой распространился довольно широко. Думали, что диктатор накинулся в ярости на жену, когда она стала выговаривать ему за жестокости коллективизации, в результате которой пострадали миллионы крестьян. Слух о преступлении Сталина подтверждался еще и тем, что после смерти Аллилуевой таинственным образом исчезли ее близкие родственники». И это несмотря на то, что за один только вопрос: «От какой же это болезни умерла жена Сталина?» - якобы посадили какую-то старушку-уборщицу…
Рыдали всей Бутыркой… Ну, или Лубянкой…
Другая неназванная подруга Айно, «тоже член партии» (они что, больше всех знают или лгать не могут?), слышала от персонала Кремля о том, что Ворошилов, живший за стенкой, слышал «гневный голос Сталина и Надины крики о помощи. Он бросился в пижаме на помощь, но опоздал - Аллилуева была мертва». И «многие годы он, единственный свидетель убийства, ощущал нависшую над ним угрозу. В своей знаменитой речи на двадцатом съезде Хрущев сказал о планах Сталина объявить Ворошилова британским шпионом».
Да-да, подтверждает Айно, «об этих планах я знала еще в 1938 году!»
Что-то долго коварный Сталин собирался убрать опасного свидетеля! В результате Ворошилов благополучно его пережил...
Ну, и ещё одна сказочная история
«Когда я в 1938 году была на Лубянке /пишет Айно Куусинен/, в камеру привели молодую женщину, назовем ее Ольга Петровна. /…/ Ольга Петровна служила у Сталина. Сталин, по ее рассказам, обычно пил чай в течение всего дня. Она заваривала и подавала его - это была единственная ее работа. Взяли ее на эту должность потому, что она была членом партии, надежным человеком.
Порядок приготовления чая был разработан до мельчайших подробностей. Запечатанные сургучом пачки чая хранились в специальном шкафу под замком, ключ был только у Ольги. Открывать шкаф она имела право лишь в присутствии часового. Он должен был осмотреть пачку и убедиться, что сургучная печать цела. Потом пачку вскрывали, брали из нее сколько нужно. Часовой должен был выбросить весь оставшийся чай. Из одной пачки ни в коем случае нельзя было брать чай дважды.
Однажды Ольга как всегда открыла шкаф в присутствии часового и к ужасу своему увидела, что на одной пачке печать немного отошла. Чай сразу исследовали в кремлевской лаборатории - яда не оказалось, но Ольга угодила на Лубянку. Еще она рассказывала нам об электромонтере, который чинил электроприборы в квартире Сталина. Его арестовали из-за короткого замыкания. Благодаря Ольге пожара не случилось, но она обвинялась и в попытке отравить Сталина и в пожаре. Не знаю, что с Ольгой было дальше. Удивительно, эта женщина и в тюрьме не переставала восхищаться тираном».
И опять - ну как поспоришь? Как вы разыщете эту Ольгу Петровну, которая и не Ольга Петровна вообще? Если её единственной работой было заваривать чай Сталину?
А всё-таки сомнительно. Ведь у Сталина была кухня, повара, экономка… Одно время ему еду приносили из кремлёвской столовой. А отравить, получается, могли только чаем?
Конечно, страдала от коммунистического режима вся семья мемуаристки. Дочь Отто от первого брака Хертта приехала в 1922 г. в Москву. И - о ужас! - «по советским законам каждый, достигший восемнадцати лет, был обязан устроиться на работу».
Странно, а как же многочисленные домохозяйки? В те времена очень многие женщины как раз не работали. Но, кажется, Куусинен надо создать страшный образ несвободной страны. Пришлось дочку устроить в библиотеку Коминтерна. А учиться её отец не пустил: «он был невысокого мнения о русских учебных заведениях».
Брата рассказчицы якобы похитили прямо из финской армии. Оцените, как поэтично это описано: «Его отряд стоял в карауле перед одной из крепостей на Свеаборге, острове около Хельсинки. Вяйнё вышел проверить посты. Была темная осенняя ночь, волны хлестали о скалы. Вдруг к берегу подошел большой катер. «Кто там?»- крикнул брат сквозь вой ветра. На берег молча выскочили пятеро, схватили его и отнесли в катер. Скоро они были в открытом море. Брат не успел опомниться, как оказался в Ленинграде, в «Крестах». Там узнали, что он мой брат /а до этого не знали? А зачем похищали?/, и отвезли к Сирола, в Коммунистический университет народов Запада. Сирола ему объяснил, что в Финляндию ему дорога закрыта - там его задержат как дезертира».
Создаётся впечатление, что несчастному Вяйне (вступившему, кстати в коммунистическую партию Финляндии ещё на родине) - что несчастному Вяйне просто деваться было некуда, пришлось против воли учиться в Ленинградском отделении Коммунистического университета национальных меньшинств Запада, а затем работать в Петрозаводске ректором и преподавателем Высшей коммунистической сельскохозяйственной школы... (В 1937 г. он был арестован и расстрелян, в 1960 г. реабилитирован, но эту историю Айно особо не комментирует).
А в 1931 г. Айно Куусинен становится таким выдающимся деятелем, что её под именем Элизабет Петтерсон отправляют на работу в США. Там она должна была вести коммунистическую агитацию среди рабочих финского происхождения. А она не хочет! Ведь рабочие живут прекрасно: почти у каждого дом и машина! (Отметим это «почти». А уж какие дома и машины были и американских трудящихся в 30-е гг., хорошо рассказано у Джона Стейнбека).
Муж требует, чтобы она призывала американских финнов переселяться в советскую Карелию. «Но я-то знала, что все это переселение кончится страшной трагедией. Я бывала дома у многих из американских финнов, видела, как хорошо и ладно они живут. Что могла им предложить Восточная Карелия? Какая страшная судьба ждала эти семьи, сколько горя пришлось потом испытать их детям! Я знала, что в Карелии голод, что даже в Петрозаводске не найдется для этих людей ни жилья, ни продуктов вдоволь».
«…я все же попыталась предостеречь моих друзей, старалась разъяснить им, какой нищий, убогий край - Карелия. Там они не получат ни квартир, ни тех удобств, к которым здесь так привыкли. Но предостережения мои наталкивались на глухую стену непонимания. Один из моих друзей холодно ответил: «Приспособимся к условиям не хуже карел. Мы едем строить социализм!» Одна женщина накупила всякой электротехники и сказала мне с гордостью: «В Карелии я полностью электрифицирую свою кухню». Я же подумала: «Вряд ли у тебя там будет своя кухня».
Я пыталась узнать о переселенцах побольше, но увы: все пути ведут к мемуарам Айно Куусинен. Она утверждает, что практически все они погибли от голода или репрессий - я не очень верю, но другой информации нет.
Тут надо пояснить. Советскую Карелию (которую Куусинен стабильно называет «Восточной») Финляндия считала и считает своей территорией. В 1921-22 гг. было произведено очередное вторжение финских войск на эту территорию, в 30-е гг. велись постоянные переговоры о её судьбе.
В дальнейшем Куусинен постоянно возвращается к теме «Восточной Карелии». Вот в 1943 году в зону прибывают сорок три женщины, все финки. «Лет за десять до этого они переехали в Восточную Карелию строить социализм». Ну и, натурально, всех сразу в тюрьму вместе с детьми. «…Потом отвезли под Челябинск и там, в сибирских лесах, заставили строить кирпичный завод и бараки. Когда работа была окончена, мужчин расстреляли, а женщины кочевали из тюрьмы в тюрьму и, в конце концов, оказались в Воркуте».
Вот «финн Хейккинен, простой рабочий», который «поехал не прямо, обычным путем, а через Печенгу, там с компасом перешел границу».
«Помню, как у него блестели глаза, когда он говорил об этой сосне на земле его родины. Но когда я ему заметила, что в Печенгу будет не так-то просто попасть - она принадлежит теперь Советскому Союзу, Хейккинен тяжело вздохнул:
- Вон как, они отняли у меня даже сосну!»
Как хотите, но мне здесь видится просто определённый заказ. Надо же убедить читателя, что злые «советы» отобрали у финнов кусок родины и устроили там ад!
Но вернёмся в 1933 г., когда Куусинен возвращается в Советскую Россию. Кстати, интересный момент: зачем, если, по её словам, к тому времени в коммунистической идее она разуверилась, а с мужем наступило взаимное охлаждение?
«…В Нью-Йорке я купила кое-какую обувь и одежду, зная, как с этим трудно в СССР. Везти все это я имела право, но таможня отобрала все мои лучшие вещи. Мне, правда, выдали квитанцию и заверили, что в Москве я получу свое имущество обратно, но в таможенном управлении в Москве мне лишь с ехидством ответили: «Вы ведь, наверное, можете здесь купить все, что вам надо».
У жены видного коммунистического деятеля отбирают шмотки! А остальных бесчисленных «агентов Коминтерна» тоже так шмонали? Между прочим, в то время советские служащие постоянно ездили в командировки за границу, и что - даже пары чулок привезти не могли? А Маяковский вон Лиле Брик и платья, и духи, и даже целый автомобиль привёз… И ни разу на таможню не жаловался…
Думается, лишку везла с собой дамочка. А может, и вообще сочинила это для западного читателя.
И вот тут ей становится ясно: пора валить!
«… Как выехать, и побыстрее, из СССР? С каждым днем становилось все яснее - надо торопиться».
Развода муж почему-то не даёт. Может, он что-то стал подозревать?
Ну, например, что прицепилась к нему Айно со своими целями, а теперь то ли отработала своё, то ли почувствовала, что пахнет жареным? Что, благодаря его доверчивости, знает она многовато?
Айно обращается к Яну Карловичу Берзину, одному из создателей и руководителей советской военной разведки (такие вот у неё были знакомства) и в том же 1933 г. отправляется на нелегальную работу в Японию. Своего задания она пока не знает: ей надо там поселиться, учить язык, осваиваться, заводить знакомства.
В Японии Айно якобы знакомится с Рихардом Зорге. Напомню, что долгое время в СССР не упоминали об этом разведчике - славу ему создал Хрущёв в 1964 г.; мемуары же Айно Куусинен написаны после 1965 г., а вышли в 1972 г. - какое совпадение!
Зорге в её описании - алкоголик, боящийся возвращения в СССР и не доверяющий никому. Но он сражён умом новой знакомой и пытается спасти её, намекая на то, что и ей возвращаться нельзя. Тем не менее Айно сначала едет в Москву по вызову начальства в 1935 г. (об этом отдельно), а затем в 1938 г.
А что в Москве? Здесь она знакомится с офицером четвертого управления майором Сироткиным (потом они встретятся на Воркуте). «Я удивленно спросила, где генерал Берзин. Сироткин ответил уклончиво и заговорил о Зорге. Сведения Зорге якобы неточны, часто не соответствуют истине. Еще Сироткин сказал:
- Между нами, в отделе полный хаос, даже командование не знает, чего хочет».
Ах, эти несчастные «комми», везде-то у них хаос!
Потом Куусинен встретила Сироткина на Воркуте. «Вопросов мы друг другу не задавали, но я не сомневалась, что он был арестован как иностранный шпион. Удивительно, что его не расстреляли. По профессии Сироткин был инженер-строитель, под его руководством в Воркуте выстроено много домов. Освободившись из лагеря в Потьме, я в 1955 году случайно узнала в Москве, что Сироткин все еще в Воркуте, но его должны были скоро освободить».
Сироткин, конечно, личность интересная. Был ли он инженером-строителем? Известно, что окончил один курс архитектурно-строительного техникума, а потом ступил совсем на иную стезю. В Воркуте он действительно сидел. Надо почитать у О.Боровского, который с гордостью называет себя его другом, чем он у нас занимался. Освобождён и реабилитирован в 1955. По заданию руководства ГРУ написал работу о деятельности группы И.Р. Зорге в Японии.
Но вернёсся к Айно Куусинен. Она обнаруживает, что в Москву её вызвал муж.
«На следующий вечер, не скрывая гнева, я сразу спросила:
- Зачем ты меня вызвал в Москву? Я ведь только что завела важные знакомства в высших кругах Японии».
Точнее, не муж, а сам Сталин. Оказывается, он решил отозвать из Швеции «ненадёжную» Александру Коллонтай и назначить послом… Айно Куусинен!
Ух ты! Значимость фигуры мемуаристки растёт прямо на глазах!
Но ещё интересней откровения, в которые пускается перед Айно муж (напомню, они к тому времени совсем не близки). Куусинен, по её словам, пришёл к выводу о том, что коммунистические режимы надо насаждать путём военного вторжения. И убедил в этом Сталина!
Ну, тут Айно всё становится ясно:
«-СССР начнет войну против Финляндии, а я как посол в Стокгольме должна помогать авантюре, должна идти против моей родины и ее народа. Нет, спасибо, я с этим не хочу иметь ничего общего. Объясняй это Сталину, как хочешь».
И, гордо хлопнув дверью, возвращается в Японию.
И Сталина не боится, и советские бюрократы ей уже не преграда!
А в Японии опять начинаются метания: вернуться в СССР или нет?
«…что будет, если я откажусь вернуться? Удастся ли мне избежать мести советского правительства? Где мне жить? Или, может, раскрыть японским властям тайну Элизабет Ханссон? Опасаться мне в этом случае нечего, ничего противозаконного я не совершила, наоборот, всячески выражала дружелюбие к японскому народу. Но мысль эту пришлось отбросить, из-за меня подверглись бы опасности Зорге и другие агенты, знавшие мою тайну. Или бежать в Америку? Паспорт в порядке, деньги есть. Но как объяснить, что приехала на этот раз под другим именем, с чужим паспортом? Пришлось бы доказывать, что теперь я против коммунистов, и я подвергла бы опасности людей, которые раньше меня так хорошо принимали».
В общем, деваться некуда, и она возвращается. А там сплошные аресты; попадает в тюрьму и сама Айно.
***
Подведу ещё один промежуточный итог.
В своих мемуарах Айно Куусинен предстаёт не просто лгуньей, но ещё и авантюристкой. Соблазнённая отнюдь не романтикой революционной борьбы, а сверканием «бриллиантов для диктатуры пролетариата», она едет в СССР и выходит замуж за главу страшной и таинственной международной организации - Коммунистического Интернационала. Оказывается посвящена во все тайны этой организации - ведь коммунисты разных стран получают приказы советской разведки, а также пьют, развратничают и хватают друг друга за грудки прямо у неё на глазах! Она выполняет некие «задания» советской военной разведки в США и Японии. Даже сам Зорге преклонялся перед нею, а Сталин хотел сделать её послом в Швеции!
И при этом она ненавидела коммунизм и «советы». Вот в это я верю.