Подари мне свои крылья…
Обычно Он приходил вечером. Знал Он или не знал, как Она любит в одиночестве любоваться закатом, но он всегда приходил лишь тогда, когда последний луч уже скрывался за горизонтом.
Они никогда не стучал в дверь, а просто входил. Тихо и безмолвно. Первое слово должна была сказать Она. Так сложилось, такая была игра. Она тоже встречала его молчанием, словно не замечая высокой фигуры, переступившей порог.
Молчание. Взгляд. Короткий, как судорожный выдох. И пронзительный, как удар копья. Глаза в глаза. Молчание.
«Ты снова принес мне «письмо»?» - не слова - молчание. Режущее душу осколками чувств, трепещущее обрывками слез.
Молчание. Тишина. Чуть слышно позвякивает ложечка в чашке. Еще один взгляд. Такая игра. Они так привыкли.
Просто Он - ангел, а Она - женщина.
«Проходи, - тесная кухонька, стол, вокруг которого с трудом помещается пара табуреток. - Чая хочешь? У меня есть черный, с бергамотом».
Молчание. В глазах бессмертного печаль. Она отворачивается, отходя к окну.
- Сколько осталось? - не боль, не горечь - болезненное любопытство вопроса. - Три, пять месяцев?
- Две недели, - Он сам слышит свой голос, будто со стороны. Слова рассыпаются бессмысленными брызгами, пятная молчание. Тишина.
- Хорошо… я успею встретить Новый Год, - тихая обреченность в голосе. Покорность и смирение. Так получилось. Таковы правила игры. - Это будет хороший Новый Год. Я наряжу красивую ёлку. Ты придешь?
- Да, - звуки царапают горло.
- Хорошо, - Она оборачивается. На щеках подсохшие дорожки слез. Боль наконец ушла, вылилась соленой влагой, застыла искрящимися полосками на коже. - Я буду рада тебя видеть.
- Не бойся, я буду с тобой до самого конца, - Он делает шаг вперед. - Прости меня.
- Не стоит. Ты лишь посланник. Почтальон не виноват в содержании писем, - Она разливает чай в чашки. Струйка горячей заварки чуть подрагивает в такт словам.
Он делает еще шаг. Обжигающее нежностью прикосновение. Его пальцы накрывают ее запястья, останавливая движение.
- Прости.
- Не надо. Не извиняйся. Все так и должно было произойти, - Она ежится, словно от сквозняка, чуть подрагивая в Его объятиях. Тишина. Она прикрывает глаза и чуть слышно произносит. - Все правильно. Я свое дело сделала. Я старалась, я работала, я была успешна, я хорошо заработала, я обеспечила своей семье безбедную жизнь. Теперь я могу спокойно уйти. Все правильно. Так все и должно было быть. Мне не за что тебя прощать.
- Но…
- Никаких «но», - в голосе внезапная настойчивость и резкость. - Это все очень правильно. Я жила, пока я была нужна другим, теперь пришла моя очередь. Ведь кто-то же должен уйти, чтобы другие продолжали идти. Пей, а то чай остынет.
Горячий чай в фарфоровых чашечках. Хрупких, как и жизнь человека. Сожми покрепче в кулаке - и она хрустнет, рассыпаясь острыми осколками. Молчание.
- Обними меня, - просьба. Такая неожиданная и такая… искренняя. Словно лучик, прорвавшийся через броню самообладания. - Будь со мной. Стань моим. В последний раз. Навсегда…
- Не могу. Ты же знаешь, ангелы бесполы. Я не могу быть с тобой. Пока у меня есть крылья, - просто слова. Но как же больно произносить их. Обрекая себя и не-себя. Во имя чего? За что?
- Тогда подари мне свои крылья, - смешинки в усталых глазах. Она смотрит прямо и открыто. Ей не нужны бессмертие или власть, Она просто хочет в последний раз быть с ним. Показать ему, что это такое - любить и быть любимым. Быть человеком.
- Я не могу… - Он наклоняется к ней. Ее губы горьковато-соленые от сигарет и слез, кажется, что этому поцелую не будет конца, пока горят в небе звезды. Отчаяние и надежда, боль и радость, любовь, прощение и прощание - все в нем.
- Чай уже остыл, - Она отстраняется, вставая с табуретки. - Уходи. Пока не стало поздно. Уходи и возвращайся на Новый Год. Я наряжу красивую ёлку. Это будет хороший праздник.
- Я хочу остаться с тобой.
- Не надо. Мне еще надо успеть устроить все дела, - Она деловито собирает чашки в посудомойку. - Приходи тридцать первого, мы вместе встретим Новый Год. Если ты, конечно, не против.
- Нет. Я приду.
- Хорошо. А теперь иди. Есть в этом мире вещи, которые не стоит видеть не только смертным, но и бессмертным, - ложки раздосадованно брякают о железные ограничители посудомоечной машинки.
-До свидания, - Он делает шаг в сторону двери, медленно и несмело, словно надеясь, что Она его остановит.
- Прощай, - быстро-пронзительный взгляд из-за раковины. - Пусть будет легким твой полет.
Тишина. Молчание. Пустота.
«И когда пойду долиной смертной тени, не убоюсь ни трудностей, ни зла.
Я чувствую, - Судьба моя взошла, лелея душу в теплой синей сени у тихих вод покоя доброты…» (Псалом 22)