...В любом из [языков] отыщутся чужие вкрапления. Исследователь с нормальным научным подходом всячески избегает роли судьи, делящего языковое имущество на "свое" и "чужое" [как то "Индо-Европейское" - не "Индо-Европейское"], уклоняется от спекулятивных рассуждений на эту тему, неизбежно выливающихся в политические дрязги о том, какой народ величественнее.
Человеческий язык в любой точке планеты - это мой язык. Языки разных народов - всего лишь грани единого бриллианта. Отблески Божественной истины сверкают в каждой его грани, какой бы народ ни выступал в роли главного гранильщика. Языки разных народов - общее достояние, как воздух, как воды Мирового океана.
Шрамы на теле Земли, называемые государственными границами, нанесены не Природой, а людьми, еще не научившимися жить по законам Природы, единой человеческой семьей. "Межи да грани - ссоры да брани" - гласит поговорка. Условность государственных границ понимает даже птица: "Журавль межи не знает, а через ступает".
Объективный, непредвзятый исследователь, сравнивающий между собой разные языки, на деле сравнивает свое со своим. Выявляя различия, он ни на мгновение не забывает о том общем, что сделало возможным само сопоставление.
Трудно поверить, что русский и китайский, арабский и индонезийский, японский и суахили могут быть местными формами, отражениями одного и того же общечеловеческого языка. Уж очень мало общего между ними на первый взгляд. Тем не менее это такой же факт, как и то, что новорожденный младенец на пожелтевшей фотографии и старец преклонного возраста, в которого превратился этот младенец через "каких-то" 80 лет, - один и тот же человек.
Вычленяя "разные", "самостоятельные" языки, мы игнорируем постепенность перетекания языка в язык, одного языкового состояния в другое.
...Ряд исследователей (из благих побуждений, разумеется) пытаются выпятить достижения собственного народа, опираясь на приоритет родных слов. Для этих целей отбирается группа слов, означающих центральные понятия какой-либо сферы человеческой культуры.
Доказывается, что все эти слова родные, а ни в коем случае не заимствованные, а уж на этой базе они переходят к более широким обобщениям о превосходстве одного народа над другим, одной расы над другой. Один народ объявляется "народом-учителем", а другой - "народом-учеником". Уязвимость таких построений состоит в том, что они основываются на отборе горсточки слов, обозначающих так называемые ключевые понятия. Одновременно игнорируется общий словесный фон. Примеры выуживаются, выдергиваются из общей массы, как отдельные овощи с грядки.
... Я употребляю слово "от" скорее как сокращение длинной фразы "происходит от того же самого корня, что и слово...".
* * *
...Все слова одного языка так или иначе родственны словам другого. Это родство-сродство (а точнее, сходство) то и дело просвечивается сквозь частокол чужих звуков и букв. И все же мало кто верит, что межсловесные связи языка с языком (любым!) носят сплошной, тотальный характер. И это потому, что огромное число параллелей так и остаются непознанными, как бы "за кадром". Тому есть несколько причин.
Причина первая. Количественные и качественные границы любого национального словаря размыты и неопределенны. Сколько слов в современном развитом языке? Сотни тысяч, даже если не брать в расчет личные имена, фамилии, географические названия и прочую мелкую номенклатуру. А сколькими единицами словаря реально владеет исследователь? В лучшем случае парой десятков. Он не может вместить в своей голове всю громаду национального словаря, а потому оперирует ограниченным количеством единиц, которые относятся к так называемому основному фонду языка.
Проще говоря, сравнивает самые обычные, самые расхожие слова своего языка с их аналогами в другом языке и делает ошибочный вывод: различий больше, чем сходств. Между тем кроме словарного ядра существует и словарная периферия, кроме центра - окраины. Это слова из местных говоров, диалектов, жаргонов, специальные термины и т. д.
Существует в каждом языке и пласт слов "на пенсии", "ушедших на покой", то есть состарившихся и устаревших, ставших ненужными в повседневном обиходе. Так вот, родство, не обнаруженное между ядрами двух национальных словарей, наверняка обнаружится, если сравнивать ядро одного словаря с периферией другого. Явление смещения слова, изменения им своего статуса при переходе от языка к языку общеизвестно. Не обнаруженное прямое, "кровное" родство не исключает свойства, родства сводного, не столь уж близкого. Если хорошенько проследить всю цепочку человеческой генеалогии, то наверняка окажется, что все люди на земле родственники, близкие, дальние и очень дальние. Если восстановить все звенья межсловесных связей (а это задача непосильная), то окажется, что все слова одного языка связаны "родственными узами" со словами другого. Кто ищет, тот и находит.
Причина вторая. Исследователю не всегда хватает "зоркости глаза", иначе говоря, подготовленности к сравнительным исследованиям. Слова и корни, похожие на те, что имеются в родном языке, остаются неузнанными в другом, где они предстают в несколько ином ракурсе. Можно провести такую аналогию.
Перед вами схематический чертеж хорошо известных каждому предметов, причем данный в двух ракурсах. Попробуйте догадаться, что изображено на этих двух рисунках, что это за предметы (рис. 19)1
Небольшая подсказка: на рисунках 19а и б изображен гвоздь. На рис. 19а он дан со стороны острия, а на рис. 196 - шляпки.
Теперь, когда вы приобрели уже некоторый опыт в узнавании обычных предметов под необычным углом зрения, можно и дальше попробовать свои силы. Дам небольшую подсказку: на рисунках 19в и г изображена канцелярская (нет, не крыса!) кнопка, а на рисунках 19д и е - спичка (вид со стороны головки и со стороны основания палочки).
Примерно такой же навык узнавания неплохо было бы приобрести и в языкознании, на материале слов из разных языков. И тогда исследователь стал бы обращаться со словами без излишнего трепета, "как повар с картошкой". Он увидел бы суть и перестал придавать большое значение мелочам. Узнаем же мы знакомых, родных и близких в различной одежде. Труднее, правда, узнать приятеля под маской или под зонтом. Но это уже иная история, правда, тоже имеющая отношение к сдо-воведению.
Причина третья. Узость рассматриваемого языкового материала. В мире около 6000 языков (цифра довольно условная, примерная). В самом обычном случае исследователь сопоставляет родной язык с другим языком, который ему удалось изучить. На основании такого сравнения он делает вывод о существовании двух различных языков (они же так не похожи друг на друга!). Вдумайтесь только: из 6000 языков в исследовании приняли участие только два. Разве этого достаточно, чтобы судить о всех языках и делать вывод о наличии различных, самостоятельных языков?
Если привлечь для сравнения материалы из нескольких десятков (не сотен и даже не тысяч) языков, то вывод о разделенности языкового массива на отдельные языки-лоскутки уже не покажется таким уж очевидным. Сходств между языками будет все больше, они будут появляться с каждым новым языком, привлеченным для исследования. Иначе говоря, тот, кто всматривается в языковую действительность сквозь узкий прищур, равный по величине знаний владению двумя языками, рискует увидеть совсем иную действительность, чем тот, прищур которого достигает ширины в десяток-другой иностранных языков. В окно видно больше, чем в замочную скважину.
Кстати, полиглоты утверждают, что трудно изучить только первые семь языков. Дальше становится проще. Изучающий научается видеть общее между языками, то, что их объединяет. Он лишь чуточку "причесывает" свои старые языковые знания, но "языковые парики" не меняет.
* * *
Способ распознавания пищевых продуктов по вкусу никто не называет лженаучным только за то, что в нем нет математического аппарата, цепочки строгих логических построений и умозаключений, ссылок на письменные источники и на авторитеты, прочей научной и околонаучной атрибутики. Человек может отличить соль от сахара, обходясь без фундаментальных теорий и научных категорий, без гипотез и теорий, а лишь лизнув продукт языком. Органолептический метод познания пока еще никто не отменял.
А потому не стоит обвинять в лженаучности такой способ установления межъязыковой близости, когда исследователь исследует ее "на глазок", поддаваясь внутренним ощущениям, идя на поводу у "языкового чутья". Ведь доверяем же мы нюху собаки-ищейки, так почему же отказывать в доверии интуиции человека-исследователя? Интуитивная наука имеет такое же право на жизнь, как и наука строго формализованная. "Догадка не хуже знания". Пусть оба вида науки идут бок о бок, уточняют и дополняют друг друга. Неважно, как нас назовут, профессионалами или любителями, были бы рекорды. Неважно, как мы мыслим, дедуктивно или индуктивно, главное, чтобы мы мыслили продуктивно.
Ориентиром, путеводной звездой для этимолога служит языковой закон, который можно сформулировать так: "созвучное созначно". Близкое по звучанию обнаруживает близость по значению, смыслу. Формальное сходство влечет за собой сходство по содержанию.
https://www.e-reading.club/book.php?book=1018511 Осипов Валерий Данилович. Единый язык человечества. Москва. Концептуал. 2016.
-----
Язык и Кровь.
Мне кажется, что в языкознании не преодолена одна очень вредная иллюзия. А именно: связь языка и народа считается как бы постоянной, непрерывной. Явным образом эта иллюзия проявляется в русском слове ЯЗЫК, которое объединяет понятия «средство общения» и «народ». И это весьма странно, поскольку для всех очевидна изменчивость любого языка во времени. Никто не может отрицать фактов перехода с языка на язык отдельных лиц, целых народов и даже целых континентов. Несомненно, что в истории человечества существуют и существовали ранее гибридные формы языков. Если сегодняшний исследователь не может понять текст, написанный 3 тысячи лет тому назад, то что уж тут говорить о языках, которыми люди пользовались десятки тысячелетий тому назад. Эта тема - мутная вода для ловли рыбок в виде голословных предположений, для упражнений в остроумии. Такое фантазирование ещё очень далёко от науки.
Язык - это одно, а кровь - это совершенно иное. Странно, что порою об этом забывают.
Валерий Осипов. 2019
https://www.facebook.com/profile.php?id=100000059031095