слишком вольготно
Услышал сегодня по телеку про Чаплина:
«Он понимал, что если его герой заговорит, то образ будет уничтожен».
Как все-таки интересно. Есть непреодолимое ограничение - отсутствие звука. И художник начинает приспосабливать своих героев к этому миру. Они уже почти говорят, но только почти - немота становится их неотъемлемой частью, стержнем образа. Появляется звук, кажется что появилось больше свободы, рамки раздвинулись, а они тебя убивают.
Ограничение свободы - больше облегчение. Вот взять хокку. Жесткая структура, почти ничего не впихнешь, но слова находятся, всё упихивается. А разреши говорить что угодно, ничем не ограничивать тут-то и наступает настоящий ступор. Или словесный понос. Не напрасно танка редуцировалась до хокку, 31 слог это уже слишком вольготно.
«Он понимал, что если его герой заговорит, то образ будет уничтожен».
Как все-таки интересно. Есть непреодолимое ограничение - отсутствие звука. И художник начинает приспосабливать своих героев к этому миру. Они уже почти говорят, но только почти - немота становится их неотъемлемой частью, стержнем образа. Появляется звук, кажется что появилось больше свободы, рамки раздвинулись, а они тебя убивают.
Ограничение свободы - больше облегчение. Вот взять хокку. Жесткая структура, почти ничего не впихнешь, но слова находятся, всё упихивается. А разреши говорить что угодно, ничем не ограничивать тут-то и наступает настоящий ступор. Или словесный понос. Не напрасно танка редуцировалась до хокку, 31 слог это уже слишком вольготно.