Экономика пола: ужасающая правда ("Письма из зоны военных действий", Андреа Дворкин)
Огромная благодарность юзеркам shaumaenigma и void_hours за неоценимую помощь в редактировании.
Sexual economics: the terrible truth (“Letters from a war zone”, Andrea Dworkin)
Экономика пола: ужасающая правда ("Письма из зоны военных действий", Андреа Дворкин)
Это текст речи, произнесенной перед женщинами в Harper & Row, издательстве, которое первым опубликовало книгу "Наша кровь". Она упоминается в этой книге в предисловии к "Нашей крови": мужчины в костюмах сделали пометки, и моя песенка была спета. Позже журнал Ms. опубликовал "отредактированную" версию. Это оригинальный текст. Я очень обрадовалась, когда сотрудницы Harper & Row пригласили меня выступить с речью по случаю дня, посвященного защите интересов женщин-работниц. Harper & Row было в то время единственным издательством в Нью-Йорке, в котором был не только профсоюз, но и женская группа.
Большинство работающих в издательском деле - женщины, с низкой зарплатой и лишённые влияния. Издатели, которые для защиты свободы слова производителей порнографии вооружились штатом юристов и деньгами, не позволяют своим служащим объединяться как работникам, или как женщинам; также они не уделяют никакого внимания правам писателей на достойную оплату или на творческую независимость. Издательское дело - это дурно пахнущая, насквозь прогнившая индустрия в США. У слушавших эту речь низкооплачиваемых редакторов и мелких служащих оказалось много общего с женщиной, написавшей эту речь: данное эссе посвящено именно этому.
Я благодарю женщин Harper & Row за то, что пригласили меня.
В книге "Женщины и экономика" (впервые опубликованной в 1898 году), Шарлотта Перкинс Гилман написала: "Самка человека экономически зависима от самца. Он обеспечивает ее продовольствием."1 Мужчины обеспечивают нас продовольствием, будь мы матерями, домохозяйками, проститутками, работницами на производстве, служащими или специалистками. Мужчины обеспечивают нас продовольствием, будь мы гетеросексуальными или лесбиянками, неразборчивыми в связях или давшими обет безбрачия, независимо от нашей расовой, этнической или классовой принадлежности. Мужчины обеспечивают нас продовольствием независимо от того, работаем ли мы ради удовольствия или за деньги. Мужчины обеспечивают нас продовольствием, живём ли мы в капиталистических странах, где мужчины контролируют промышленность, сельское хозяйство и государственную власть, или в социалистических странах, где мужчины контролируют промышленность, сельское хозяйство и государственную власть. Женщины знают, что их физическое выживание и благосостояние напрямую исходит от мужчин, будь то отцы, мужья, клиенты проституток, начальники, работодатели или государственные чиновники. Говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, но именно женщинам приходится отдавать сердца, чтобы избежать голода.
В системе мужского господства, которая сейчас губит нашу планету, женщины в первую очередь определены нашими репродуктивными способностями. Мы производим детей. Мы - первые производительницы продукта. Продукт - это то, что было создано человеческим трудом. Когда мы рожаем - это первичный труд, а сами мы - первичные рабочие. И хотя в действительности не все женщины могут производить детей, всех женщин определяют как производительниц детей. Вот почему радикальные феминистки определяют женщин как класс лиц, объединенных общим отношением к производству (воспроизводству).
Мы трудимся и производим детей.
Исходный материал, из которого формируются дети, - это материнские плоть и кровь, питающие её вещества, сама суть её собственного физического существования. Эмбрион в буквальном смысле питается и формируется из тела матери, как если бы он был связан, петля за петлей, из её плоти и крови.
После рождения ребенка этот продукт материнского труда, созданный из исходного материала её тела, больше ей не принадлежит. Он принадлежит мужчине. Он принадлежит тому, кто не произвел и не мог произвести его. Это владение определено законом, теологией и народными обычаями; оно санкционировано государством, освящено искусством и философией, и одобрено мужчинами всех политических убеждений. Ребёнок, не принадлежащий мужчине, не имеет законного гражданского права на существование
Отношения между женщиной, которая трудится и производит, и мужчиной, который владеет продуктом, являются одновременно сексуальными и экономическими. В воспроизводстве пол и экономика принципиально неотделимы и неотличимы друг от друга. Женская физическая реальность определяется ее половой характеристикой - способностью к репродукции. Мужчина присваивает тело, которое ему не принадлежит, сеет своё так называемое семя, собирает урожай - колонизирует женское тело, отнимает его природные ресурсы, контролирует его, использует его, истощает его как может, лишает его свободы и самоопределения для того, чтобы иметь возможность продолжать разграблять его и, когда ему заблагорассудится, отправляется дальше, покорять другие земли, которые кажутся ему зеленее и привлекательнее. Радикальные феминистки называют это исключительно мужское поведение "фаллическим империализмом" и видят в нём истоки всех прочих форм империализма.
Совокупление - это то средство, при помощи которого самец покоряет самку независимо от того, является или нет оплодотворение (размножение) конечной целью. Совокупление заверяет подлинность брака, и, в браке или вне его, считается актом обладания. Собственник - это тот, у кого есть фаллос; собственность - та, у кого фаллоса нет. Общество, как в капиталистических, так и в социалистических странах (включая Китай) организовано так, чтобы гарантировать верховное право каждого мужчины иметь и трахать хотя бы одну женщину.
В совокуплении, как и в воспроизводстве, пол и экономика неразрывно связаны. В культуре мужского господства женщины считаются воплощением телесности, женщины и есть секс. Мужчина хочет то, чем обладает женщина - секс. Он может украсть его (изнасилование), убедить женщину отдать его (соблазнение), арендовать его (проституция), взять в аренду на долгое время (брак в США), или владеть им напрямую (брак в большинстве обществ). Мужчина может делать что-то или всё из вышеперечисленного, опять и опять.
Как писали Филлис Честер и Эмили Джейн Гудман в книге "Женщины, деньги и власть": «Это древняя драма, чудесное свойство денег - покупка женщины... Быть купленной, особенно за высокую цену или на всю жизнь, - это то, как большинство женщин узнают свою стоимость. В культуре денег их знание о себе может быть исключительно точным».2
Акт изнасилования лишает женщину всякой ценности. Изнасилование означает, что эта конкретная жертва и все женщины вообще не имеют достоинства, силы, индивидуальности, реальной безопасности. Изнасилование означает, что эта конкретная жертва и все женщины вообще взаимозаменяемы, "в темноте все одинаковы". Изнасилование означает, что любая женщина, что бы она о себе не думала, при помощи силы или запугивания может быть приведена к наименьшему общему знаменателю - бесплатной дырке", которая существует, чтобы ею пользовались.
Очень часто соблазнение мало отличается от изнасилования. При соблазнении насильник дает себе труд купить бутылку вина. Для того, чтобы подтолкнуть женщину к сексуальной капитуляции, на нее тратится некоторое количество денег, хотя в соблазнении обычно также задействуют разные виды принуждения, гарантирующие, что любая трата времени или денег не пропадет впустую. Для жещины соблазнение часто означает, что она хоть чего-то стоит, поскольку её ценность для мужчины (единственный реальный критерий женской ценности в культуре мужского господства) может быть измерена в вине, еде и других материальных знаках внимания.
В проституции сексуальные услуги женщины оплачиваются в открытую. В культурах мужского господства (кроме некоторых социалистических стран, где были предприняты серьёзные усилия для того, чтобы положить конец эксплуатации женщин в рамках сексуальной торговли), проституция - это единственная профессия, которая на самом деле полностью открыта для женщин. Наиболее трудоспособные проститутки зарабатывают просто огромные суммы денег (по сравнению с деньгами, которые обычно получают другие женщины), но это не дает им возможности сменить род деятельности и стать предпринимательницами или основать университет. Вместо этого их деньги забирают мужчины, поскольку именно мужчины контролируют женскую проституцию, получают с неё прибыль и сохраняют её навеки. Мужчины, забирающие их деньги - это сутенёры, рэкетиры, адвокаты, полицейские, и тому подобные. И поскольку они мужчины, а не женщины, каждый из них обладает возможностью превратить деньги в ещё большее количество денег, в социальный статус и влияние. Сама же проститутка маркируется алой буквой "Ш" - клеймом шлюхи. Общество изгоняет ее как шлюху, и как шлюха она обрекается на жизнь в мире организованной преступности, наркотиков и печально известной жестокости сутенёров. Предельно низкий социальный статус проститутки служит ей наказанием за то, что она вообще осмеливается зарабатывать деньги. Выпадающее на ее долю насилие не позволяет ей обратить деньги в чувство собственного достоинства или самоопределение; оно служит для того чтобы держать её на отведенном ей месте - самки, дырки, отданной на милость мужчин, наживающихся на ее плоти. Также, как писала Кейт Миллет в "Исследованиях проституции", "шлюха нужна для того, чтобы показать всем нам, как же нам повезло, как добры к нам наши повелители, насколько хуже для нас всё могло бы быть".3 И для того, чтобы урок стал более наглядным, деньгам проститутки не позволено приносить с собой чувство собственного достоинства, уважение или власть.
В браке право мужчины на женское тело и труд (репродуктивный, сексуальный и домашний) освящено богом и/или государством. В браке мужчина приобретает легальное, эксклюзивное право сексуального доступа к женщине, которая отныне известна как "его жена". "Его жена" - это высшее воплощение женской ценности в обществе мужского господства. "Его жена" - это женский пример для подражания, и на это есть веская причина: в мире, где женщины лишены реального выбора в рамках экономики пола, "его жена" заключила самую удачную сделку из всех возможных. Она продала себя (или, как это всё ещё принято во многих странах, была продана) только одному мужчине не только за финансовое содержание (которое может поступить, а может и нет) но также и за защиту - защиту от изнасилования, соблазнения или принуждения к проституции другим мужчиной, защиту от опасности быть женщиной-жертвой в мире мужчин-хищников. Как правило, эта защита не имеет большой ценности, поскольку домашнее и сексуальное насилие в браке - совершенно обычное дело.
В браке женщина не только обеспечивает мужчину сексом; она также убирает его дом. Она выполняет домашнюю работу независимо от того, работает ли она по найму вне дома или нет. Она выполняет домашнюю работу независимо от того, живёт ли она в капиталистической стране или в социалистической. Она выполняет домашнюю работу потому, что она женщина, и домашняя работа стигматизирована как женская. Не случайно это ещё и самая низкоквалифицированная, изолирующая, однообразная и незаметная работа изо всех возможных. (Если мужчина богат, его жена не убирает дом. Вместо этого она превращается в украшение и используется как символ достатка. Положение леди - это причудливая вариация на неизменно жестокую тему.)
Согласно современной теории социализма, домашнее заключение женщины в качестве неоплачиваемой домашней работницы является отличительной чертой угнетённого положения женщины при капитализме. Когда в капиталистическом обществе женщина занимается продуктивным трудом за заработную плату вне дома, она, по мнению социалистов, подвергается двойной эксплуатации: во-первых, капиталистами - как работница, и во-вторых дома - как неоплачиваемая прислуга. Согласно социалистическому анализу, женщин дома эксплуатирует "капиталистическая система", а не мужчины, которым выгоден бесплатный домашний труд женщин.
Сам Маркс признавал, что при капитализме женщины, в отличие от мужчин, подвергаются жесточайшей эксплуатации, неся обязанности домашней прислуги. А потому он выступал за законодательную защиту труда, которая оградила бы женщин от наиболее пагубных крайностей индустриальной эксплуатации с тем, чтобы они могли лучше выполнять работу по дому. Результатом такой социалистической галантности стала потеря женщинами возможности конкурировать за рабочие места на тех же условиях, что и мужчины, или сравняться с мужчинами в способности зарабатывать. Таким образом, за женщинами была закреплена роль неоплачиваемой домашней прислуги, а мужчины были обеспечены достаточным запасом репродуктивной и сексуальной обслуги.
Такое "решение" "женского вопроса", служащее только сохранению доминирования мужчин над женщинами, является типичным для социалистической теории и практики. В России, Чехословакии, Китае работа по дому - это женская работа, и женщин по-прежнему эксплуатируют как домашнюю прислугу. Эта идеология, оправдывающая исторически сложившеся угнетение, принята за самоочевидную истину как социалистическими, так и капиталистическими странами: женщин в первую очередь определяют как класс лиц, занятых воспроизводством, и таким образом, "естественное разделение труда в семье" принимается за аксиому. Вот почему "мужчина более увлеченно посвящает себя работе, и, возможно, общественной деятельности или повышению квалификации, связанному с его профессией или должностными обязанностями, в то время как женщина сосредотачивается на детях и домашнем хозяйстве."4 Это убеждение, что капитализм, а не системное мужское господство, выгодное всем мужчинам, является источником женских страданий - даже если страдания определены чрезвычайно узко, как эксплуатируемый домашний труд, без какого бы то ни было упоминания жестокого сексуального насилия, характерного для угнетенного положения женщин - не находит подтверждения в истории, этом конечном критерии истинности.
Таким образом, женщина повсюду находится в плену у мужчины. Ей отказано в самоопределении - с тем, чтобы он мог контролировать ее репродуктивные функции, трахать ее, когда вздумается и получать чистый (или декорированный) дом. И повсюду, когда женщина покидает дом ради работы по найму, то обнаруживает, что ее подчиненный статус обслуживающего персонала остается при ней.
Как в капиталистических, так и в социалистических странах низкий статус женщины на рынке труда закрепляется при помощи четырех взаимоподдерживающих способов:
1) За ту же самую работу женщинам платят меньше, чем мужчинам.
В США за последние десять лет разница между зарплатами мужчины и женщины фактически увеличилась несмотря на то, что равная оплата за равный труд закреплена на законодательном уровне.
В индустриализованных коммунистических странах разница между мужской и женской зарплатами была огромной вплоть до конца 1970х - факт соврешенно поразительный, учитывая, что закон требовал равной оплаты за равный труд в Советском Союзе с 1936 года и в странах Восточного блока - с конца 1940-х.
2) Женщинам повсеместно ограничивают доступ к работам, связанным с высоким статусом, реальной властью и высоким финансовым вознаграждением.
Удивительно, но в Китае, где женщины якобы держат половину неба, правительство представлено практически одними мужчинами; то же самое же верно и для Советского Союза, Венгрии, Алжира.
Во всех социалистических странах женщины выполняют большую часть низкоквалифицированной и низкооплачиваемой работы; в высших же эшелонах (а там есть высшие эшелоны) индустрии, сельского хозяйства, образования или культуры сколько-нибудь значительного числа женщин не наблюдается.
Магдалена Соколовска, польская экспертка по женскому трудоустройству в этой стране, так описывает типичное положение женщин в социалистических странах: «Пока женщины работали на фабриках и в поле, никого это особенно не волновало. Как только они стали получать квалификацию и требовать равной оплаты за равный труд, мужчины тут же забеспокоились о [женском] здоровье, их нервах и стали утверждать, что работа по найму не подходит для женщин, и что они начали пренебрегать семьёй.»5 Разумеется, при капитализме мужчин беспокоят те же опасения, а потому в капиталистических странах женщинам также отказано в доступе к высокому рангу, статусу и власти.
3) Женщины обречены работать на самых низких позициях в любой сфере.
В США, например, доктора, юристы и профессора - мужчины, в то время как медсёстры, секретари суда и лаборанты - женщины. Даже если профессия представлена практически одними женщинами, как, например, библиотечное дело в США или медицина в Советском Союзе, верхние позиции в этих областях все равно заняты мужчинами.
4) Когда большое количество женщин начинает работать в какой-то отрасли промышленности, на какой-то работе или профессии, эта область феминизируется или, иными словами, перенимает низкий статус, присущий женщинам.
Большее количество женщин получает возможность найти работу в какой-то отрасли, если работа в ней оплачивается ниже по сравнению с другими отраслями, куда могут устроиться мужчины.
Например, В США, конторская работа недавно стала феминизированной. Офисные работники-мужчины, которые в 1949 году в среднем зарабатывали 3213 долларов в год по сравнению с женской зарплатой в 2255 долларов, покидали эту область по мере того, как женщины прибывали - на более низкие женские зарплаты, которые составляли 70 процентов от мужских. С притоком женщин, выполняющих низкоквалифицированную работу за низкую оплату, конторская работа становится женской - низкооплачиваемой и бесперспективной. В 1962 женщины-клерки зарабатывали 69 процентов от мужской зарплаты, в 1970 они зарабатывали 64 процента от мужской зарплаты, а в 1973 они заработали только 61 процент от мужской зарплаты.
В Советском союзе и Чехословакии врачебная практика, эта уважаемая на Западе профессия, феминизировалась. Женщины в этих странах становились врачами потому, что эта работа оплачивалась хуже по сравнению с физическим трудом, доступным мужчинам. Сегодня в этих странах женщины-врачи - это заурядные работники сферы обслуживания, низкая зарплата которых совершенно естественна - поскольку женщинам ведь не нужно много платить. Медики-мужчины обладают высоким статусом и являются высокооплачиваемыми учёными-исследователями и хирургами.
Таким образом, женщины, как правило, выполняют в обществе самую непрестижную работу, что бы таковой не считалось, а когда женщины становятся основными работниками в какой-либо сфере, эта сфера перенимает низкий женский статус. Поэтому было бы ошибкой полагать, что более низкий статус женщин исчезнет, как только женщины займутся производительным трудом или начнут беспрепятственно трудоустраиваться в профессии с высоким статусом. Когда большое количество женщин приходит в любую отрасль, статус этой отрасли понижается. Работающие в ней мужчины уходят; ищущие работу мужчины не пойдут в неё. Когда мужчины покидают отрасль, они забирают с собой её престиж; когда мужчины приходят в отрасль, они приносят престиж в неё. Следовательно, подчинение женщин мужчинам сохраняется даже тогда, когда женщина работает за зарплату и независимо от того, какую работу она выполняет.6
Когда мы решаемся взглянуть на эту горькую реальность экономики пола, мы как будто смотрим в глаза Медузе Горгоне. Мы смотрим на неё и видим себя; мы видим наше положение и оно ужасно; в ее безобразном лице мы видим нашу ярость и отчаяние, и, придя в ужас от мысли, что мы можем превратиться в нее, просто каменеем. Затем, в поисках утешения и из страха мы обращаем свои взгляды куда-то ещё - куда угодно - на демократов, социалистов, профсоюзных лидеров, мужчин- рабочих, геев или на сонм авторитарных отцов, которые обещают нам свободу в послушании и покой в самообмане.
Но не будет нам ни свободы, ни покоя, пока мы, женщины, не будем вольны определять для себя неприкосновенность и границы наших тел, а также то, что мы будем делать с ними, - то есть, до тех пор, пока у нас не будет полной репродуктивной свободы и до тех пор, пока не будет положен конец сексуальному насилию - преступлениям, совершаемым мужчинами против нас.
Если эти революционные требования не станут нашими первостепенными задачами, то до конца наших дней нас будут обманывать соблазнители и сутенёры всех убеждений и мастей, которые будут продолжать делать то, что делали всегда - разграблять наши тела, красть наш труд, и хоронить нас в безымянных могилах, поросших сорной травой векового презрения.
1. Charlotte Perkins Gilman, Women and Economics, ed. Carl Degler (New York: Harper Torchbooks, 1966), p. 22.
2. Phyllis Chesler and Emily Jane Goodman , Women, Money, and Power (New York: William Morrow and Company , Inc., 1976), p. 19.
3. Kate Milett, The Prostitution Papers: A Candid Dialogue (New York: AvonBooks, 1973), p. 87.
4. Radoslav Selucky, "Emancipation or Equality? " Literarni noviny, March 6,1965, cited by Hilda Scott in Does Socialism Liberate Women? Experiences from Eastern Europe (Boston: Beacon Press, 1974), p. 123.
5. Scott, Does Socialism liberate Women?, p. 5.
6. For data on these same processes in underdeveloped and developing countries, see Ester Boserup, Women's Role in Economic Development (New York: St. Martins Press, 1970).
Sexual economics: the terrible truth (“Letters from a war zone”, Andrea Dworkin)
Экономика пола: ужасающая правда ("Письма из зоны военных действий", Андреа Дворкин)
Это текст речи, произнесенной перед женщинами в Harper & Row, издательстве, которое первым опубликовало книгу "Наша кровь". Она упоминается в этой книге в предисловии к "Нашей крови": мужчины в костюмах сделали пометки, и моя песенка была спета. Позже журнал Ms. опубликовал "отредактированную" версию. Это оригинальный текст. Я очень обрадовалась, когда сотрудницы Harper & Row пригласили меня выступить с речью по случаю дня, посвященного защите интересов женщин-работниц. Harper & Row было в то время единственным издательством в Нью-Йорке, в котором был не только профсоюз, но и женская группа.
Большинство работающих в издательском деле - женщины, с низкой зарплатой и лишённые влияния. Издатели, которые для защиты свободы слова производителей порнографии вооружились штатом юристов и деньгами, не позволяют своим служащим объединяться как работникам, или как женщинам; также они не уделяют никакого внимания правам писателей на достойную оплату или на творческую независимость. Издательское дело - это дурно пахнущая, насквозь прогнившая индустрия в США. У слушавших эту речь низкооплачиваемых редакторов и мелких служащих оказалось много общего с женщиной, написавшей эту речь: данное эссе посвящено именно этому.
Я благодарю женщин Harper & Row за то, что пригласили меня.
В книге "Женщины и экономика" (впервые опубликованной в 1898 году), Шарлотта Перкинс Гилман написала: "Самка человека экономически зависима от самца. Он обеспечивает ее продовольствием."1 Мужчины обеспечивают нас продовольствием, будь мы матерями, домохозяйками, проститутками, работницами на производстве, служащими или специалистками. Мужчины обеспечивают нас продовольствием, будь мы гетеросексуальными или лесбиянками, неразборчивыми в связях или давшими обет безбрачия, независимо от нашей расовой, этнической или классовой принадлежности. Мужчины обеспечивают нас продовольствием независимо от того, работаем ли мы ради удовольствия или за деньги. Мужчины обеспечивают нас продовольствием, живём ли мы в капиталистических странах, где мужчины контролируют промышленность, сельское хозяйство и государственную власть, или в социалистических странах, где мужчины контролируют промышленность, сельское хозяйство и государственную власть. Женщины знают, что их физическое выживание и благосостояние напрямую исходит от мужчин, будь то отцы, мужья, клиенты проституток, начальники, работодатели или государственные чиновники. Говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, но именно женщинам приходится отдавать сердца, чтобы избежать голода.
В системе мужского господства, которая сейчас губит нашу планету, женщины в первую очередь определены нашими репродуктивными способностями. Мы производим детей. Мы - первые производительницы продукта. Продукт - это то, что было создано человеческим трудом. Когда мы рожаем - это первичный труд, а сами мы - первичные рабочие. И хотя в действительности не все женщины могут производить детей, всех женщин определяют как производительниц детей. Вот почему радикальные феминистки определяют женщин как класс лиц, объединенных общим отношением к производству (воспроизводству).
Мы трудимся и производим детей.
Исходный материал, из которого формируются дети, - это материнские плоть и кровь, питающие её вещества, сама суть её собственного физического существования. Эмбрион в буквальном смысле питается и формируется из тела матери, как если бы он был связан, петля за петлей, из её плоти и крови.
После рождения ребенка этот продукт материнского труда, созданный из исходного материала её тела, больше ей не принадлежит. Он принадлежит мужчине. Он принадлежит тому, кто не произвел и не мог произвести его. Это владение определено законом, теологией и народными обычаями; оно санкционировано государством, освящено искусством и философией, и одобрено мужчинами всех политических убеждений. Ребёнок, не принадлежащий мужчине, не имеет законного гражданского права на существование
Отношения между женщиной, которая трудится и производит, и мужчиной, который владеет продуктом, являются одновременно сексуальными и экономическими. В воспроизводстве пол и экономика принципиально неотделимы и неотличимы друг от друга. Женская физическая реальность определяется ее половой характеристикой - способностью к репродукции. Мужчина присваивает тело, которое ему не принадлежит, сеет своё так называемое семя, собирает урожай - колонизирует женское тело, отнимает его природные ресурсы, контролирует его, использует его, истощает его как может, лишает его свободы и самоопределения для того, чтобы иметь возможность продолжать разграблять его и, когда ему заблагорассудится, отправляется дальше, покорять другие земли, которые кажутся ему зеленее и привлекательнее. Радикальные феминистки называют это исключительно мужское поведение "фаллическим империализмом" и видят в нём истоки всех прочих форм империализма.
Совокупление - это то средство, при помощи которого самец покоряет самку независимо от того, является или нет оплодотворение (размножение) конечной целью. Совокупление заверяет подлинность брака, и, в браке или вне его, считается актом обладания. Собственник - это тот, у кого есть фаллос; собственность - та, у кого фаллоса нет. Общество, как в капиталистических, так и в социалистических странах (включая Китай) организовано так, чтобы гарантировать верховное право каждого мужчины иметь и трахать хотя бы одну женщину.
В совокуплении, как и в воспроизводстве, пол и экономика неразрывно связаны. В культуре мужского господства женщины считаются воплощением телесности, женщины и есть секс. Мужчина хочет то, чем обладает женщина - секс. Он может украсть его (изнасилование), убедить женщину отдать его (соблазнение), арендовать его (проституция), взять в аренду на долгое время (брак в США), или владеть им напрямую (брак в большинстве обществ). Мужчина может делать что-то или всё из вышеперечисленного, опять и опять.
Как писали Филлис Честер и Эмили Джейн Гудман в книге "Женщины, деньги и власть": «Это древняя драма, чудесное свойство денег - покупка женщины... Быть купленной, особенно за высокую цену или на всю жизнь, - это то, как большинство женщин узнают свою стоимость. В культуре денег их знание о себе может быть исключительно точным».2
Акт изнасилования лишает женщину всякой ценности. Изнасилование означает, что эта конкретная жертва и все женщины вообще не имеют достоинства, силы, индивидуальности, реальной безопасности. Изнасилование означает, что эта конкретная жертва и все женщины вообще взаимозаменяемы, "в темноте все одинаковы". Изнасилование означает, что любая женщина, что бы она о себе не думала, при помощи силы или запугивания может быть приведена к наименьшему общему знаменателю - бесплатной дырке", которая существует, чтобы ею пользовались.
Очень часто соблазнение мало отличается от изнасилования. При соблазнении насильник дает себе труд купить бутылку вина. Для того, чтобы подтолкнуть женщину к сексуальной капитуляции, на нее тратится некоторое количество денег, хотя в соблазнении обычно также задействуют разные виды принуждения, гарантирующие, что любая трата времени или денег не пропадет впустую. Для жещины соблазнение часто означает, что она хоть чего-то стоит, поскольку её ценность для мужчины (единственный реальный критерий женской ценности в культуре мужского господства) может быть измерена в вине, еде и других материальных знаках внимания.
В проституции сексуальные услуги женщины оплачиваются в открытую. В культурах мужского господства (кроме некоторых социалистических стран, где были предприняты серьёзные усилия для того, чтобы положить конец эксплуатации женщин в рамках сексуальной торговли), проституция - это единственная профессия, которая на самом деле полностью открыта для женщин. Наиболее трудоспособные проститутки зарабатывают просто огромные суммы денег (по сравнению с деньгами, которые обычно получают другие женщины), но это не дает им возможности сменить род деятельности и стать предпринимательницами или основать университет. Вместо этого их деньги забирают мужчины, поскольку именно мужчины контролируют женскую проституцию, получают с неё прибыль и сохраняют её навеки. Мужчины, забирающие их деньги - это сутенёры, рэкетиры, адвокаты, полицейские, и тому подобные. И поскольку они мужчины, а не женщины, каждый из них обладает возможностью превратить деньги в ещё большее количество денег, в социальный статус и влияние. Сама же проститутка маркируется алой буквой "Ш" - клеймом шлюхи. Общество изгоняет ее как шлюху, и как шлюха она обрекается на жизнь в мире организованной преступности, наркотиков и печально известной жестокости сутенёров. Предельно низкий социальный статус проститутки служит ей наказанием за то, что она вообще осмеливается зарабатывать деньги. Выпадающее на ее долю насилие не позволяет ей обратить деньги в чувство собственного достоинства или самоопределение; оно служит для того чтобы держать её на отведенном ей месте - самки, дырки, отданной на милость мужчин, наживающихся на ее плоти. Также, как писала Кейт Миллет в "Исследованиях проституции", "шлюха нужна для того, чтобы показать всем нам, как же нам повезло, как добры к нам наши повелители, насколько хуже для нас всё могло бы быть".3 И для того, чтобы урок стал более наглядным, деньгам проститутки не позволено приносить с собой чувство собственного достоинства, уважение или власть.
В браке право мужчины на женское тело и труд (репродуктивный, сексуальный и домашний) освящено богом и/или государством. В браке мужчина приобретает легальное, эксклюзивное право сексуального доступа к женщине, которая отныне известна как "его жена". "Его жена" - это высшее воплощение женской ценности в обществе мужского господства. "Его жена" - это женский пример для подражания, и на это есть веская причина: в мире, где женщины лишены реального выбора в рамках экономики пола, "его жена" заключила самую удачную сделку из всех возможных. Она продала себя (или, как это всё ещё принято во многих странах, была продана) только одному мужчине не только за финансовое содержание (которое может поступить, а может и нет) но также и за защиту - защиту от изнасилования, соблазнения или принуждения к проституции другим мужчиной, защиту от опасности быть женщиной-жертвой в мире мужчин-хищников. Как правило, эта защита не имеет большой ценности, поскольку домашнее и сексуальное насилие в браке - совершенно обычное дело.
В браке женщина не только обеспечивает мужчину сексом; она также убирает его дом. Она выполняет домашнюю работу независимо от того, работает ли она по найму вне дома или нет. Она выполняет домашнюю работу независимо от того, живёт ли она в капиталистической стране или в социалистической. Она выполняет домашнюю работу потому, что она женщина, и домашняя работа стигматизирована как женская. Не случайно это ещё и самая низкоквалифицированная, изолирующая, однообразная и незаметная работа изо всех возможных. (Если мужчина богат, его жена не убирает дом. Вместо этого она превращается в украшение и используется как символ достатка. Положение леди - это причудливая вариация на неизменно жестокую тему.)
Согласно современной теории социализма, домашнее заключение женщины в качестве неоплачиваемой домашней работницы является отличительной чертой угнетённого положения женщины при капитализме. Когда в капиталистическом обществе женщина занимается продуктивным трудом за заработную плату вне дома, она, по мнению социалистов, подвергается двойной эксплуатации: во-первых, капиталистами - как работница, и во-вторых дома - как неоплачиваемая прислуга. Согласно социалистическому анализу, женщин дома эксплуатирует "капиталистическая система", а не мужчины, которым выгоден бесплатный домашний труд женщин.
Сам Маркс признавал, что при капитализме женщины, в отличие от мужчин, подвергаются жесточайшей эксплуатации, неся обязанности домашней прислуги. А потому он выступал за законодательную защиту труда, которая оградила бы женщин от наиболее пагубных крайностей индустриальной эксплуатации с тем, чтобы они могли лучше выполнять работу по дому. Результатом такой социалистической галантности стала потеря женщинами возможности конкурировать за рабочие места на тех же условиях, что и мужчины, или сравняться с мужчинами в способности зарабатывать. Таким образом, за женщинами была закреплена роль неоплачиваемой домашней прислуги, а мужчины были обеспечены достаточным запасом репродуктивной и сексуальной обслуги.
Такое "решение" "женского вопроса", служащее только сохранению доминирования мужчин над женщинами, является типичным для социалистической теории и практики. В России, Чехословакии, Китае работа по дому - это женская работа, и женщин по-прежнему эксплуатируют как домашнюю прислугу. Эта идеология, оправдывающая исторически сложившеся угнетение, принята за самоочевидную истину как социалистическими, так и капиталистическими странами: женщин в первую очередь определяют как класс лиц, занятых воспроизводством, и таким образом, "естественное разделение труда в семье" принимается за аксиому. Вот почему "мужчина более увлеченно посвящает себя работе, и, возможно, общественной деятельности или повышению квалификации, связанному с его профессией или должностными обязанностями, в то время как женщина сосредотачивается на детях и домашнем хозяйстве."4 Это убеждение, что капитализм, а не системное мужское господство, выгодное всем мужчинам, является источником женских страданий - даже если страдания определены чрезвычайно узко, как эксплуатируемый домашний труд, без какого бы то ни было упоминания жестокого сексуального насилия, характерного для угнетенного положения женщин - не находит подтверждения в истории, этом конечном критерии истинности.
Таким образом, женщина повсюду находится в плену у мужчины. Ей отказано в самоопределении - с тем, чтобы он мог контролировать ее репродуктивные функции, трахать ее, когда вздумается и получать чистый (или декорированный) дом. И повсюду, когда женщина покидает дом ради работы по найму, то обнаруживает, что ее подчиненный статус обслуживающего персонала остается при ней.
Как в капиталистических, так и в социалистических странах низкий статус женщины на рынке труда закрепляется при помощи четырех взаимоподдерживающих способов:
1) За ту же самую работу женщинам платят меньше, чем мужчинам.
В США за последние десять лет разница между зарплатами мужчины и женщины фактически увеличилась несмотря на то, что равная оплата за равный труд закреплена на законодательном уровне.
В индустриализованных коммунистических странах разница между мужской и женской зарплатами была огромной вплоть до конца 1970х - факт соврешенно поразительный, учитывая, что закон требовал равной оплаты за равный труд в Советском Союзе с 1936 года и в странах Восточного блока - с конца 1940-х.
2) Женщинам повсеместно ограничивают доступ к работам, связанным с высоким статусом, реальной властью и высоким финансовым вознаграждением.
Удивительно, но в Китае, где женщины якобы держат половину неба, правительство представлено практически одними мужчинами; то же самое же верно и для Советского Союза, Венгрии, Алжира.
Во всех социалистических странах женщины выполняют большую часть низкоквалифицированной и низкооплачиваемой работы; в высших же эшелонах (а там есть высшие эшелоны) индустрии, сельского хозяйства, образования или культуры сколько-нибудь значительного числа женщин не наблюдается.
Магдалена Соколовска, польская экспертка по женскому трудоустройству в этой стране, так описывает типичное положение женщин в социалистических странах: «Пока женщины работали на фабриках и в поле, никого это особенно не волновало. Как только они стали получать квалификацию и требовать равной оплаты за равный труд, мужчины тут же забеспокоились о [женском] здоровье, их нервах и стали утверждать, что работа по найму не подходит для женщин, и что они начали пренебрегать семьёй.»5 Разумеется, при капитализме мужчин беспокоят те же опасения, а потому в капиталистических странах женщинам также отказано в доступе к высокому рангу, статусу и власти.
3) Женщины обречены работать на самых низких позициях в любой сфере.
В США, например, доктора, юристы и профессора - мужчины, в то время как медсёстры, секретари суда и лаборанты - женщины. Даже если профессия представлена практически одними женщинами, как, например, библиотечное дело в США или медицина в Советском Союзе, верхние позиции в этих областях все равно заняты мужчинами.
4) Когда большое количество женщин начинает работать в какой-то отрасли промышленности, на какой-то работе или профессии, эта область феминизируется или, иными словами, перенимает низкий статус, присущий женщинам.
Большее количество женщин получает возможность найти работу в какой-то отрасли, если работа в ней оплачивается ниже по сравнению с другими отраслями, куда могут устроиться мужчины.
Например, В США, конторская работа недавно стала феминизированной. Офисные работники-мужчины, которые в 1949 году в среднем зарабатывали 3213 долларов в год по сравнению с женской зарплатой в 2255 долларов, покидали эту область по мере того, как женщины прибывали - на более низкие женские зарплаты, которые составляли 70 процентов от мужских. С притоком женщин, выполняющих низкоквалифицированную работу за низкую оплату, конторская работа становится женской - низкооплачиваемой и бесперспективной. В 1962 женщины-клерки зарабатывали 69 процентов от мужской зарплаты, в 1970 они зарабатывали 64 процента от мужской зарплаты, а в 1973 они заработали только 61 процент от мужской зарплаты.
В Советском союзе и Чехословакии врачебная практика, эта уважаемая на Западе профессия, феминизировалась. Женщины в этих странах становились врачами потому, что эта работа оплачивалась хуже по сравнению с физическим трудом, доступным мужчинам. Сегодня в этих странах женщины-врачи - это заурядные работники сферы обслуживания, низкая зарплата которых совершенно естественна - поскольку женщинам ведь не нужно много платить. Медики-мужчины обладают высоким статусом и являются высокооплачиваемыми учёными-исследователями и хирургами.
Таким образом, женщины, как правило, выполняют в обществе самую непрестижную работу, что бы таковой не считалось, а когда женщины становятся основными работниками в какой-либо сфере, эта сфера перенимает низкий женский статус. Поэтому было бы ошибкой полагать, что более низкий статус женщин исчезнет, как только женщины займутся производительным трудом или начнут беспрепятственно трудоустраиваться в профессии с высоким статусом. Когда большое количество женщин приходит в любую отрасль, статус этой отрасли понижается. Работающие в ней мужчины уходят; ищущие работу мужчины не пойдут в неё. Когда мужчины покидают отрасль, они забирают с собой её престиж; когда мужчины приходят в отрасль, они приносят престиж в неё. Следовательно, подчинение женщин мужчинам сохраняется даже тогда, когда женщина работает за зарплату и независимо от того, какую работу она выполняет.6
Когда мы решаемся взглянуть на эту горькую реальность экономики пола, мы как будто смотрим в глаза Медузе Горгоне. Мы смотрим на неё и видим себя; мы видим наше положение и оно ужасно; в ее безобразном лице мы видим нашу ярость и отчаяние, и, придя в ужас от мысли, что мы можем превратиться в нее, просто каменеем. Затем, в поисках утешения и из страха мы обращаем свои взгляды куда-то ещё - куда угодно - на демократов, социалистов, профсоюзных лидеров, мужчин- рабочих, геев или на сонм авторитарных отцов, которые обещают нам свободу в послушании и покой в самообмане.
Но не будет нам ни свободы, ни покоя, пока мы, женщины, не будем вольны определять для себя неприкосновенность и границы наших тел, а также то, что мы будем делать с ними, - то есть, до тех пор, пока у нас не будет полной репродуктивной свободы и до тех пор, пока не будет положен конец сексуальному насилию - преступлениям, совершаемым мужчинами против нас.
Если эти революционные требования не станут нашими первостепенными задачами, то до конца наших дней нас будут обманывать соблазнители и сутенёры всех убеждений и мастей, которые будут продолжать делать то, что делали всегда - разграблять наши тела, красть наш труд, и хоронить нас в безымянных могилах, поросших сорной травой векового презрения.
1. Charlotte Perkins Gilman, Women and Economics, ed. Carl Degler (New York: Harper Torchbooks, 1966), p. 22.
2. Phyllis Chesler and Emily Jane Goodman , Women, Money, and Power (New York: William Morrow and Company , Inc., 1976), p. 19.
3. Kate Milett, The Prostitution Papers: A Candid Dialogue (New York: AvonBooks, 1973), p. 87.
4. Radoslav Selucky, "Emancipation or Equality? " Literarni noviny, March 6,1965, cited by Hilda Scott in Does Socialism Liberate Women? Experiences from Eastern Europe (Boston: Beacon Press, 1974), p. 123.
5. Scott, Does Socialism liberate Women?, p. 5.
6. For data on these same processes in underdeveloped and developing countries, see Ester Boserup, Women's Role in Economic Development (New York: St. Martins Press, 1970).