Обычай Чингисидов вставать на колени перед русскими государями впервые засвидетельствован в начале правления Ивана IV в связи с событиями вокруг служилого царевича Шах-Али (Шигалея) из династии ханов Большой Орды, бывшего в 1516-1519 гг. ханом в Касимове, а в 1519-1521 гг. - в Казани. В сентябре 1532 г. он получил от великого князя Василия III в кормление Серпухов и Каширу. В то же время его младший брат Джан-Али был назначен ханом Казани. Считая себя обойдённым и сам желая получить казанский престол, Шах-Али завязал самостоятельные связи с Казанью и другими татарскими государствами, на что не имел права по условиям службы. Когда в январе 1533 г. об этом стало известно Василию III, на Шах-Али обрушилась суровая кара: «Тоя же зимы, генваря, князь велики Василей Ивановичь всеа Руси положилъ опалу свою на бывшаго царя Казанского Шигалеа, что онъ правду свою порушилъ, учалъ ссылатися въ Казань и въ иные государьства безъ великого князя ведома; и за то его велелъ князь велики ж жалованиа свести съ Коширы и съ Серпухова, да поимавъ съслалъ на Белоозеро и съ царицею и посадилъ за сторожи»
[1].
Татары двора Шах-Али были арестованы вместе с ним и посажены в тюрьмы в Твери, Новгороде, Пскове, Орешке и Кореле, где часть из них умертвили: «…бысть ихъ в Новегороде 80 и боле, и пометаша ихъ въ тюрму; они же по своеи скверно[и] вере во 5 днии вси изомроша; такоже и во Пскове 70 вскоре изомроша»
[2], «Того же лета, месяца июня въ 26, посадиша Тотар царя Шигалея людеи 73 в тюрьмоу в Середнемъ городе под Боурковским костром от Великие реки, на смерть, и малых деток 7 в том же числе, и те изомроша в день и в нощь, и выкида их вон, а восмь живы остася в тюрьме ни поены ни кормлены на многи дни, а тех прибиша; а катунеи посадиша в ыноую тюрьмоу»
[3].
Всего было казнено около 200 придворных татар Шах-Али, а их жён и детей спустя некоторое время крестили: в Пскове «Тотарок крестиша; а моужеи их оуже оутушили в тюрми 72 человека»
[4], в Новгороде «онехъ преже реченныхъ Татаръ се же жены же ихъ, видевше мужеи своихъ по своеи сквернеи вере скорую нужную смерть и погибшихъ душею и теломъ, они же, яко отъ сна воспрянувше, и начаша приходяще молитися боголюбивому архиепископу Макарию и просити святаго крещения… А крестишася числомъ въ Новегороде женъ 43, а детеи 36; а крестиша ихъ месяца генваря въ 23 день. А во Пскове крестиша женъ и детеи 51, а в Орешке 12, а в Кореле 30»
[5]. Показательная жестокость этой расправы, по всей видимости, была призвана раз и навсегда отбить у служилых татар охоту к нарушению условий своей службы.
Сам Шах-Али провёл в заключении почти три года. В декабре 1535 г. он был доставлен в Москву к юному великому князю Ивану IV и его матери регентше Елене Глинской: «Декамриа 12 Шигалей царь на Москву приехалъ, и князь великий велелъ царю быти у себя, и Шигалей царь пришелъ къ великому князю на очи, палъ передъ великымъ княземъ и сталъ на коленехъ и билъ челомъ великому государю Ивану за свою преступку… И... рекъ: “…И вы, государи мои, меня, холопа своего, пожаловали, таковую мою проступку мне отдали и меня, холопа своего, въ томъ пощадили и очи свои государьскые мне, холопу своему, дали видети; а язъ, холопъ вашь, ныне какъ вамъ учинилъ правду, государемъ своимъ, и на той на своей правде и до смерти своей хочю крепко стояти и умрети за ваше государево жалование”»
[6].
Историческая в полном смысле этого слова сцена. Вспомним, что всего лишь за полстолетия до этого хан Большой Орды Ахмат ещё пытался разговаривать с Иваном III на языке угроз: «А вам ся есмя государи учинили от Саина царя сабелным концемъ. И ты б мою подать въ 40 день собралъ… а на себе бы еси носилъ Ботыево знамение, у колпока верхъ вогнув ходил»
[7]. В ответ на предложение великим князем в 1480 г. мирных переговоров он заносчиво требовал: «нолны Иван будет сам у него и у царева стремени»
[8]. Теперь же 30-летний внук Ахмата, называя себя холопом, вымаливал себе прощение, стоя на коленях перед 5-летним внуком Ивана III.
Если поведение Шах-Али было следствием нарушения им своих служебных обязанностей, то к XVII в. вставание Чингисидов на колени перед русским государем стало уже формальной частью русского придворного церемониала: «В 1622 г. в России оказался одиннадцатилетний ургенчский царевич Авган-Мухаммед б. Араб-Мухаммед. 31 декабря 1622 г. он предстал перед Михаилом Федоровичем… Михаил Федорович позвал царевича и возложил на него руку. После этого царевич Авган встал на колени и стал бить в холопство... Ответное царское слово царевич опять слушал на коленях… Когда 13 февраля 1623 г. у государя был касимовский царь Арслан б. Али… Арслана объявил окольничий Федор Леонтьевич Бутурлин, государь положил на него руку и самолично спросил о здоровье. Далее касимовский царь бил челом, стоя на коленях, после чего ему разрешили сесть… В августе 1653 г. в Москву для принесения шерти приехали сибирский царевич Алтанай б. Али б. Кучум и его племянник касимовский царевич Сеит-Бурхан б. Арслан б. Али… Алтанай при приеме у царя стоял на коленях. Появление упомянутого протокольного обряда, скорее всего, следует объяснить желанием новой династии подчеркнуть церемонией свое величие. Даже потомки ордынских царей должны вставать на колени перед государем московским. Правда, это несколько противоречило положению служилых Чингисидов в России, и русское дворянство при царской аудиенции не преклоняло колен»
[9].
[1] Воскресенская летопись. ПСРЛ. Т. 8. С. 281.
[2] Новгородская 4-я летопись. ПСРЛ. Т. 4, ч. 1. С. 571.
[3] Псковская 1-я летопись. Продолжение Погодинского списка. ПСРЛ. Т. 5, вып. 1. С. 106-108.
[4] Псковская 3-я летопись. Строевский список. ПСРЛ. Т. 5, вып. 2. С. 228.
[5] Новгородская 4-я летопись. ПСРЛ. Т. 4, ч. 1. С. 573-574.
[6] Никоновская летопись. ПСРЛ. Т. 13. С. 100-103.
[7] «Ярлык» Ахмата. Цит. по: Горский А.А. Москва и Орда. М., 2000. С. 198.
[8] Вологодско-пермская летопись. ПСРЛ. Т. 26. С. 265.
[9] Беляков А.В. Чингисиды в России XV-XVII веков. Просопографическое исследование. Рязань, 2011. С. 404-405.