Новый текст. "О художественной ценности советской архитектуры". Часть 1.
Статья вышла в журнале "Современная архитектура" №4, Новосибирск, 2012.
http://zkapitel.ru/doc/sa/Arhiv_SA_etc.
Часть 1 - http://dmitrij-sergeev.livejournal.com/502819.html
Часть 2 - http://dmitrij-sergeev.livejournal.com/503219.html
Дмитрий Хмельницкий
О художественной ценности советской архитектуры
Через пару десятков лет после развала СССР в российской архитектурной прессе стало встречаться трудно представимое ранее словосочетание «шедевры советского модернизма». Под «советским модернизмом»[1] подразумевается архитектура послесталинской эпохи.
Это выражение представляется мне абсурдным. Природа советской архитектуры того времени такова, что ни шедевров, ни просто нормальной архитектурной среды и зданий среднего (по мировым меркам) уровня она породить не могла. Происходило это
ни в коем случае не из-за недостатка талантов - творческие способности всегда распределяются более или менее равномерно. Проблема в советской специфике.
Система архитектурного проектирования в СССР была устроена так, чтобы исключить возможность свободного индивидуального творчества, и, следовательно, возможность реализации талантов. В то время это осознавалось далеко не всеми участниками процесса. Люди тратили годы и десятилетия - всю профессиональную жизнь - на попытки преодолеть сознательно выстроенные препоны, найти лазейки в строительных нормах и правилах, продавить утверждающие инстанции и добиться того, чтобы в выстроенных зданиях имелся хотя бы намек на отклонение от общих установок, виднелись хотя бы следы личного творчества.
Иногда это удавалось, что создавало иллюзию творческой победы. Хотя относительной победой это могло быть только на общесоветском фоне, и никак не по большому счету. Да и называть творческой деятельностью усилия по преодолению не личных творческих проблем, а внешних мешающих факторов не приходится.
Многие уходили из профессии в другие области, где личное творчество было возможно даже при советской власти; бывшие архитекторы образуют небольшую, но колоритную группу в советской «оттепельной» культуре.[2] Большинство тянули лямку и делали карьеры, уверенные, что иного способа заниматься архитектурой не существует. В СССР его действительно не существовало.
Обязательное условие для успеха любого художественного творчества - отсутствие государственной цензуры в любом виде. Для успеха архитектурного проектирования необходимы еще два фактора - заинтересованный в результате, лояльный к архитектору заказчик и разумная, направленная на удовлетворение потребностей общества, программа. Причем «общество» может быть любого размера - от одной семьи или отдельного индивидуума до населения города или страны. В идеальном случае архитектор сам составляет программу и не зависит от заказчика, но такое случается редко.
При этом автоматически подразумевается, что архитектура - свободная профессия. У архитектора, берущего заказ, нет начальников, а сам он свободен в выборе заказов, заказчиков и способов выполнения заказов. Кроме того, государственное регулирование строительства и градостроительства не имеет вкусового характера. Все обязательные условия и требования к проекту известны заранее. Нет художественных советов, а утверждение проектов не обусловлено вкусами чиновников утверждающих инстанций.
Если архитектурная профессия не свободна, а государство регулирует стиль, архитектура становится подцензурной и никакими усилиями цензоров хорошей ее не сделать.
История советской архитектуры делится на три отрицающих друг друга периода, причем сочетанием всех благоприятных факторов не может похвалиться ни один из них.
***
Самым (и единственным) художественно полноценным периодом в истории советской архитектуры был первый - приблизительно с 1923 года (когда возобновилась строительная деятельность в СССР) по 1931 год.
В этот короткий промежуток времени - неполные семь лет - архитекторы еще пользовались личной художественной свободой в сочетании (где-то до 1929 г.) со свободой профессиональных мнений.
Политическая несвобода - необходимость для всех демонстрировать верность советской идеологии - до поры до времени личное творчество не подавляла, хотя и сильно ограничивала профессиональные возможности.
Советская диктатура была ориентирована резко антисоциально. Политбюро пыталось решать с помощью доступных ему средств в первую очередь внешнеполитические проблемы, причем сугубо военными методами; во вторую - проблемы жизнеобеспечения привилегированных слоев общества - партийно-государственного аппарата, начальственного состава армии и ОГПУ, в третью - пропагандистские задачи внутри страны.
Не существовало государственных программ по строительству массового жилья. Частное предпринимательство, было во время НЭПА в силу жизненной необходимости в определенных рамках разрешено, но никаких планов способствовать созданию сильной частной экономики и нормальной инфраструктуры жизнеобеспечения советская власть не имела, наоборот, изо всех сил пыталась этому препятствовать.
Частное предпринимательство так и не успело до запрета НЭПа окрепнуть настолько, чтобы начать всерьез инвестировать в строительство и начать заказывать архитектурные проекты.
Государство оставалось основным заказчиком архитектуры, а оно преследовало партийные интересы. Поэтому типология реального строительства того времени крайне невелика. В основном строились государственные учреждения, военные заводы, исследовательские институты военной направленности и жилые комплексы для сотрудников государственных органов и предприятий. Свободная жилищная кооперация и индивидуальное строительство жилья начали развиваться, но не смогли достичь особых успехов до запрета НЭПа.
Насколько неприятной была такая ситуация для архитекторов, тем более с опытом дореволюционной работы, можно понять, если сравнить ее с довоенным временем: «...Основными заказчиками в то время были банки, страховые общества, владевшие большими средствами, и отдельные частные лица, находившие выгодным для себя постройку доходных домов. Правительственные заказы считались «казенными» и их не любили. Не желая служить, лучшие зодчие часто оставались без заказов, но выдерживали «марку», несмотря на трудности, не опускались до уровня обывательщины».[3]
В СССР архитекторам пришлось полюбить казенные заказы, несмотря на то, что культурный уровень царских чиновников был несоизмерим с уровнем партийных функционеров большевистского режима. Но выбора не было.
***
В то же самое время, архитектура 20-х годов (эпохи «советского авангарда» по выражению С.О. Хан-Магомедова) заслуженно считается чрезвычайно богатой художественными достижениями.
В первую очередь эти достижения связаны с архитектурным образованием эпохи НЭПа, когда большой группе талантливых преподавателей удалось подготовить на удивление много способных архитекторов. Судить об этом мы можем почти исключительно по студенческим и конкурсным, нереализованным проектам. С реализацией дело обстояло плохо.
Думаю, что один Эрих Мендельсон построил за свою жизнь больше первоклассной архитектуры, чем все советские архитекторы 20-х годов вместе взятые.
Действительные «шедевры советского авангарда» можно пересчитать по пальцам.
Художественный и технический уровень немногочисленной рядовой застройки того времени достаточно низок. В случае жилья это объясняется в первую очередь нищим финансированием и примитивными программами проектирования. Позднее, в начале 30-х, нищета «коробочной архитектуры» стала официальным и полностью лицемерным объяснением официального запрета современной архитектуры и введения декорированной под исторические стили эклектики.
Очень немногим архитекторам того времени удалось построить не то что несколько зданий, а хотя бы одно, но полноценное.
Из небольшой группы самых известных советских архитекторов больше всех повезло Мельникову с его серией знаменитых построек.
Щусев, чрезвычайно близкий к советскому руководству, тоже реализовал в 20-е годы несколько хороших проектов.
Гинзбург был обязан возможностью построить знаменитый дом Наркомфина редчайшей удаче. Его заказчик, нарком финансов РСФСР Милютин, сам был архитектором-любителем, единомышленником и фактически учеником Гинзбурга.
Веснины, занимавшие высочайшее положение в советском промышленном строительстве построили уже на самом излете эпохи конструктивизма только одно известное и значительное здание - клуб им. Лихачева в Москве.
Их самый талантливый ученик Леонидов не построил ничего.
***
В 1931 г. относительная художественная свобода закончилась. Наступила эпоха полной творческой несвободы - эпоха сталинской архитектуры. Введенная в 1932 году государственная художественная цензура очень быстро адаптировала всю новую, проектируемую и частично уже построенную архитектуру в СССР к требованиям Сталина и его ближайших сотрудников.
Некоторое стилистическое разнообразие сталинской архитектуры середины 30-х годов объясняется исключительно временной нечеткостью цензурных установок. Как следствие, на первых порах допускался относительно широкий диапазон способов декорирования фасадов зданий.[4] Но сама установка на декорирование фасадов вместо профессиональной работы со структурой здания и поиска пространственных решений оставалась незыблемой. Это было принципиальное сталинское нововведение, сыгравшее фатальную роль в советской архитектуре.
О личном свободном творчестве советских архитекторов начиная с весны 1932 года говорить не приходится. А несвободное творчество - уродливое явление совершенно особого порядка, требующее и особых методов изучения. В подцензурном искусстве понятие «авторства» теряет конкретность (персонифицированность), поскольку формальный автор лишен права отвечать за результат работы. Фактическим автором всех сооружений сталинской эпохи следует считать утверждающие инстанции (в ключевых случаях - лично Сталина), а не архитекторов - исполнителей проектов.
С началом индустриализации в конце 20-х годов резко усилился антисоциальный характер государственной политики, и, следовательно, архитектуры.
Запрет НЭПа повлек за собой экспроприацию практически всего личного имущества граждан страны. В сочетании с введением массового принудительного труда в разных формах это привело к резкому падению уровня жизни и обнищанию населения, значительная часть которого оказалась на грани (или за гранью) голодной смерти.
Искусственное выдавливание и депортации сельского населения на «стройки пятилетки» привели к тому, что норма жилой площади в городах уменьшилась с 5,5 кв. метров в конце 20-х годов до 2,5-4 кв. метров на человека в 30-е годы, после чего стабилизировалась на этом уровне.
Государство не планировало менять положение. Все, даже сугубо теоретические, обсуждения проблем выхода из жилищной катастрофы (обычные для 20-х годов) были заблокированы. Жилая архитектура приняла характер строительства государственных казарм с резкой классовой дифференциацией. Для низших социальных слоев строились барачные поселки без каких либо удобств, для элиты разного уровня - комфортабельные квартирные дома с полным благоустройством и обслуживанием, иногда богато декорированные. Последние подавались в прессе, как единственный официально признанный в СССР тип жилья.
Существовали промежуточные уровни обеспечения жильем - комнатные и квартирные бараки для низших начальственных слоев, коммунальные комфортабельные квартиры для более высоких. Но в целом не более нескольких процентов населения СССР могли рассчитывать на расселение в новых квартирных благоустроенных домах по нормам близким к тогдашней официальной санитарной норме (восемь квадратных метров на человека).
После 1932 г. резко упал уровень архитектурного образования. Студентов-архитекторов обучали рисовать стилизованные под исторические образцы фасады и унифицированные (практически - типовые) планировочные схемы. Обучение пространственному осмыслению функции здания, составлявшее суть и смысл современной архитектуры и достигшее высокого уровня в 20-е годы, прекратилось.[5]
Искусство градостроительства свелось фактически к проектированию парадных ансамблей в центрах городов, составленных из партийных резиденций, административных зданий и жилых домов для советской знати.
Уже к 1930 г. архитектурная профессия де юре перестала быть свободной. Архитекторы лишились права брать частные заказы и оказались вынужденными стать госслужащими. Все работали в государственных проектных институтах и бюро со сложной иерархической системой подчиненности. Архитектурные чиновники, находившиеся на вершине иерархии, контролировались соответствующими партийными органами. Общую художественную цензуру осуществляли Союз архитекторов, подчиненный соответствующему отделу ЦК ВКП(б), и партийные функционеры, выступавшие в качестве жюри архитектурных конкурсов.
Архитектурная иерархия сталинской эпохи устанавливалась вне зависимости от реальных профессиональных заслуг. Критерием отбора были послушание, исполнительность и организационные способности. Собственно творческие способности учитывались в последнюю очередь, да и возможностей для их применения практически не существовало. Впрочем, само понятие «творческие способности» изменило в сталинское время смысл. Оно стало означать умение угадать и выразить желание Хозяина.
Поэтому список «крупных советских зодчих» сталинского времени, закрепленный официально в тогдашней истории архитектуры, представляет собой странную смесь из хороших (в прошлом) архитекторов, сделавших себе профессиональное имя в относительно свободные 20-е годы и позднее вынужденных забыть то, чем они тогда занимались, и бездарных сталинских аппаратчиков-функционеров. В 30-40-е годы особой профессиональной разницы между ними уже не наблюдалось.
В 40-е годы эта иерархия в основном фиксировалась и корректировалась раздачей сталинских премий.[6]
Продолжение - http://dmitrij-sergeev.livejournal.com/503219.html
http://zkapitel.ru/doc/sa/Arhiv_SA_etc.
Часть 1 - http://dmitrij-sergeev.livejournal.com/502819.html
Часть 2 - http://dmitrij-sergeev.livejournal.com/503219.html
Дмитрий Хмельницкий
О художественной ценности советской архитектуры
Через пару десятков лет после развала СССР в российской архитектурной прессе стало встречаться трудно представимое ранее словосочетание «шедевры советского модернизма». Под «советским модернизмом»[1] подразумевается архитектура послесталинской эпохи.
Это выражение представляется мне абсурдным. Природа советской архитектуры того времени такова, что ни шедевров, ни просто нормальной архитектурной среды и зданий среднего (по мировым меркам) уровня она породить не могла. Происходило это
ни в коем случае не из-за недостатка талантов - творческие способности всегда распределяются более или менее равномерно. Проблема в советской специфике.
Система архитектурного проектирования в СССР была устроена так, чтобы исключить возможность свободного индивидуального творчества, и, следовательно, возможность реализации талантов. В то время это осознавалось далеко не всеми участниками процесса. Люди тратили годы и десятилетия - всю профессиональную жизнь - на попытки преодолеть сознательно выстроенные препоны, найти лазейки в строительных нормах и правилах, продавить утверждающие инстанции и добиться того, чтобы в выстроенных зданиях имелся хотя бы намек на отклонение от общих установок, виднелись хотя бы следы личного творчества.
Иногда это удавалось, что создавало иллюзию творческой победы. Хотя относительной победой это могло быть только на общесоветском фоне, и никак не по большому счету. Да и называть творческой деятельностью усилия по преодолению не личных творческих проблем, а внешних мешающих факторов не приходится.
Многие уходили из профессии в другие области, где личное творчество было возможно даже при советской власти; бывшие архитекторы образуют небольшую, но колоритную группу в советской «оттепельной» культуре.[2] Большинство тянули лямку и делали карьеры, уверенные, что иного способа заниматься архитектурой не существует. В СССР его действительно не существовало.
Обязательное условие для успеха любого художественного творчества - отсутствие государственной цензуры в любом виде. Для успеха архитектурного проектирования необходимы еще два фактора - заинтересованный в результате, лояльный к архитектору заказчик и разумная, направленная на удовлетворение потребностей общества, программа. Причем «общество» может быть любого размера - от одной семьи или отдельного индивидуума до населения города или страны. В идеальном случае архитектор сам составляет программу и не зависит от заказчика, но такое случается редко.
При этом автоматически подразумевается, что архитектура - свободная профессия. У архитектора, берущего заказ, нет начальников, а сам он свободен в выборе заказов, заказчиков и способов выполнения заказов. Кроме того, государственное регулирование строительства и градостроительства не имеет вкусового характера. Все обязательные условия и требования к проекту известны заранее. Нет художественных советов, а утверждение проектов не обусловлено вкусами чиновников утверждающих инстанций.
Если архитектурная профессия не свободна, а государство регулирует стиль, архитектура становится подцензурной и никакими усилиями цензоров хорошей ее не сделать.
История советской архитектуры делится на три отрицающих друг друга периода, причем сочетанием всех благоприятных факторов не может похвалиться ни один из них.
***
Самым (и единственным) художественно полноценным периодом в истории советской архитектуры был первый - приблизительно с 1923 года (когда возобновилась строительная деятельность в СССР) по 1931 год.
В этот короткий промежуток времени - неполные семь лет - архитекторы еще пользовались личной художественной свободой в сочетании (где-то до 1929 г.) со свободой профессиональных мнений.
Политическая несвобода - необходимость для всех демонстрировать верность советской идеологии - до поры до времени личное творчество не подавляла, хотя и сильно ограничивала профессиональные возможности.
Советская диктатура была ориентирована резко антисоциально. Политбюро пыталось решать с помощью доступных ему средств в первую очередь внешнеполитические проблемы, причем сугубо военными методами; во вторую - проблемы жизнеобеспечения привилегированных слоев общества - партийно-государственного аппарата, начальственного состава армии и ОГПУ, в третью - пропагандистские задачи внутри страны.
Не существовало государственных программ по строительству массового жилья. Частное предпринимательство, было во время НЭПА в силу жизненной необходимости в определенных рамках разрешено, но никаких планов способствовать созданию сильной частной экономики и нормальной инфраструктуры жизнеобеспечения советская власть не имела, наоборот, изо всех сил пыталась этому препятствовать.
Частное предпринимательство так и не успело до запрета НЭПа окрепнуть настолько, чтобы начать всерьез инвестировать в строительство и начать заказывать архитектурные проекты.
Государство оставалось основным заказчиком архитектуры, а оно преследовало партийные интересы. Поэтому типология реального строительства того времени крайне невелика. В основном строились государственные учреждения, военные заводы, исследовательские институты военной направленности и жилые комплексы для сотрудников государственных органов и предприятий. Свободная жилищная кооперация и индивидуальное строительство жилья начали развиваться, но не смогли достичь особых успехов до запрета НЭПа.
Насколько неприятной была такая ситуация для архитекторов, тем более с опытом дореволюционной работы, можно понять, если сравнить ее с довоенным временем: «...Основными заказчиками в то время были банки, страховые общества, владевшие большими средствами, и отдельные частные лица, находившие выгодным для себя постройку доходных домов. Правительственные заказы считались «казенными» и их не любили. Не желая служить, лучшие зодчие часто оставались без заказов, но выдерживали «марку», несмотря на трудности, не опускались до уровня обывательщины».[3]
В СССР архитекторам пришлось полюбить казенные заказы, несмотря на то, что культурный уровень царских чиновников был несоизмерим с уровнем партийных функционеров большевистского режима. Но выбора не было.
***
В то же самое время, архитектура 20-х годов (эпохи «советского авангарда» по выражению С.О. Хан-Магомедова) заслуженно считается чрезвычайно богатой художественными достижениями.
В первую очередь эти достижения связаны с архитектурным образованием эпохи НЭПа, когда большой группе талантливых преподавателей удалось подготовить на удивление много способных архитекторов. Судить об этом мы можем почти исключительно по студенческим и конкурсным, нереализованным проектам. С реализацией дело обстояло плохо.
Думаю, что один Эрих Мендельсон построил за свою жизнь больше первоклассной архитектуры, чем все советские архитекторы 20-х годов вместе взятые.
Действительные «шедевры советского авангарда» можно пересчитать по пальцам.
Художественный и технический уровень немногочисленной рядовой застройки того времени достаточно низок. В случае жилья это объясняется в первую очередь нищим финансированием и примитивными программами проектирования. Позднее, в начале 30-х, нищета «коробочной архитектуры» стала официальным и полностью лицемерным объяснением официального запрета современной архитектуры и введения декорированной под исторические стили эклектики.
Очень немногим архитекторам того времени удалось построить не то что несколько зданий, а хотя бы одно, но полноценное.
Из небольшой группы самых известных советских архитекторов больше всех повезло Мельникову с его серией знаменитых построек.
Щусев, чрезвычайно близкий к советскому руководству, тоже реализовал в 20-е годы несколько хороших проектов.
Гинзбург был обязан возможностью построить знаменитый дом Наркомфина редчайшей удаче. Его заказчик, нарком финансов РСФСР Милютин, сам был архитектором-любителем, единомышленником и фактически учеником Гинзбурга.
Веснины, занимавшие высочайшее положение в советском промышленном строительстве построили уже на самом излете эпохи конструктивизма только одно известное и значительное здание - клуб им. Лихачева в Москве.
Их самый талантливый ученик Леонидов не построил ничего.
***
В 1931 г. относительная художественная свобода закончилась. Наступила эпоха полной творческой несвободы - эпоха сталинской архитектуры. Введенная в 1932 году государственная художественная цензура очень быстро адаптировала всю новую, проектируемую и частично уже построенную архитектуру в СССР к требованиям Сталина и его ближайших сотрудников.
Некоторое стилистическое разнообразие сталинской архитектуры середины 30-х годов объясняется исключительно временной нечеткостью цензурных установок. Как следствие, на первых порах допускался относительно широкий диапазон способов декорирования фасадов зданий.[4] Но сама установка на декорирование фасадов вместо профессиональной работы со структурой здания и поиска пространственных решений оставалась незыблемой. Это было принципиальное сталинское нововведение, сыгравшее фатальную роль в советской архитектуре.
О личном свободном творчестве советских архитекторов начиная с весны 1932 года говорить не приходится. А несвободное творчество - уродливое явление совершенно особого порядка, требующее и особых методов изучения. В подцензурном искусстве понятие «авторства» теряет конкретность (персонифицированность), поскольку формальный автор лишен права отвечать за результат работы. Фактическим автором всех сооружений сталинской эпохи следует считать утверждающие инстанции (в ключевых случаях - лично Сталина), а не архитекторов - исполнителей проектов.
С началом индустриализации в конце 20-х годов резко усилился антисоциальный характер государственной политики, и, следовательно, архитектуры.
Запрет НЭПа повлек за собой экспроприацию практически всего личного имущества граждан страны. В сочетании с введением массового принудительного труда в разных формах это привело к резкому падению уровня жизни и обнищанию населения, значительная часть которого оказалась на грани (или за гранью) голодной смерти.
Искусственное выдавливание и депортации сельского населения на «стройки пятилетки» привели к тому, что норма жилой площади в городах уменьшилась с 5,5 кв. метров в конце 20-х годов до 2,5-4 кв. метров на человека в 30-е годы, после чего стабилизировалась на этом уровне.
Государство не планировало менять положение. Все, даже сугубо теоретические, обсуждения проблем выхода из жилищной катастрофы (обычные для 20-х годов) были заблокированы. Жилая архитектура приняла характер строительства государственных казарм с резкой классовой дифференциацией. Для низших социальных слоев строились барачные поселки без каких либо удобств, для элиты разного уровня - комфортабельные квартирные дома с полным благоустройством и обслуживанием, иногда богато декорированные. Последние подавались в прессе, как единственный официально признанный в СССР тип жилья.
Существовали промежуточные уровни обеспечения жильем - комнатные и квартирные бараки для низших начальственных слоев, коммунальные комфортабельные квартиры для более высоких. Но в целом не более нескольких процентов населения СССР могли рассчитывать на расселение в новых квартирных благоустроенных домах по нормам близким к тогдашней официальной санитарной норме (восемь квадратных метров на человека).
После 1932 г. резко упал уровень архитектурного образования. Студентов-архитекторов обучали рисовать стилизованные под исторические образцы фасады и унифицированные (практически - типовые) планировочные схемы. Обучение пространственному осмыслению функции здания, составлявшее суть и смысл современной архитектуры и достигшее высокого уровня в 20-е годы, прекратилось.[5]
Искусство градостроительства свелось фактически к проектированию парадных ансамблей в центрах городов, составленных из партийных резиденций, административных зданий и жилых домов для советской знати.
Уже к 1930 г. архитектурная профессия де юре перестала быть свободной. Архитекторы лишились права брать частные заказы и оказались вынужденными стать госслужащими. Все работали в государственных проектных институтах и бюро со сложной иерархической системой подчиненности. Архитектурные чиновники, находившиеся на вершине иерархии, контролировались соответствующими партийными органами. Общую художественную цензуру осуществляли Союз архитекторов, подчиненный соответствующему отделу ЦК ВКП(б), и партийные функционеры, выступавшие в качестве жюри архитектурных конкурсов.
Архитектурная иерархия сталинской эпохи устанавливалась вне зависимости от реальных профессиональных заслуг. Критерием отбора были послушание, исполнительность и организационные способности. Собственно творческие способности учитывались в последнюю очередь, да и возможностей для их применения практически не существовало. Впрочем, само понятие «творческие способности» изменило в сталинское время смысл. Оно стало означать умение угадать и выразить желание Хозяина.
Поэтому список «крупных советских зодчих» сталинского времени, закрепленный официально в тогдашней истории архитектуры, представляет собой странную смесь из хороших (в прошлом) архитекторов, сделавших себе профессиональное имя в относительно свободные 20-е годы и позднее вынужденных забыть то, чем они тогда занимались, и бездарных сталинских аппаратчиков-функционеров. В 30-40-е годы особой профессиональной разницы между ними уже не наблюдалось.
В 40-е годы эта иерархия в основном фиксировалась и корректировалась раздачей сталинских премий.[6]
Продолжение - http://dmitrij-sergeev.livejournal.com/503219.html