На память опубликую ночную самодеятельность Онейроса на игрушке по Гейману. Поскольку никто никаких снов не заказал (кроме Персефоны), пришлось разводить самодеятельность. Но получилось вроде бы задорно.
Для Руфуса О'Коннора, который отведал амброзии:
Руфус обнаружил себя за огромным пиршественным столом, вокруг которого возлежали дивно прекрасные женщины (ну почти как величественные ши) и мужчины, некоторые из которых походили на могучих воинов, другие же, верно, должны были родиться женщинами, но иронии судьбы родились мужчинами. Руфус был во главе стола, и все приветствовали его громким ликованием, а когда один из пирующих после долгих возлияний посмел усомниться в том, что Руфус находится на своём месте, он тут же получил кулаком по своему божественному лицу от Руфуса. И завязалась драка. Все, кто наблюдал это зрелище, разделились на две примерно равные группы. Одни кричали: "Изволь, О'Коннор! Одолей его!" Другие же вопили: "Зевс! Зевс! Зевс!" Когда Руфусу казалось, что он почти победил, он проснулся.
Для Кэбби, с которой у нас долгие отношения взаимных подколок. Когда таксист задремал за рулём в ожидании клиента... ему снится...
Весьма взволнованная женщина садится в такси и говорит: "На речной вокзал! Срочно! У меня паром!" Таксист стартует и тут же попадает в длиннющую пробку из-за неслыханной аварии - дирижабль упал на трамвай... Женщина нервничает. Она боится опоздать. Таксист с большим трудом выбирается из пробки, выруливая на окольные улочки. Одна оканчивается тупиком, другая кирпичом, а на третьей внезапно оказывается одностороннее движение, и, что характерно, не в ту сторону. Женщина начинает громко клясть судьбу, город, таксиста... Когда же удаётся выехать на набережную, то прямо перед носом таксиста разводится мост... а потом таксист вспоминает, что в городе не то, что мосты никогда не разводились, -- речного вокзала отродясь не было.
Джону Смиту (журналисту)
Джон открывает свой блокнот, чтобы посмотреть последние записи. Там была какая-то важная новость, которую надлежало опубликовать как можно скорее. А на странице его блокнота вместо записей - ошибка 404. Когда он начинает перелистывать страницы, то на каждой видит эту самую ошибку 404.
Для Нуаду Аргетламха
Звезды сменились рассветом, а рассвет взорвался золотыми, пунцовыми и пурпурными фонтанами. Эфир разрывали жуткие крики, когда шлейфы света гнали прочь исчадия внешней тьмы. И седой Ноденс поднял вой торжества, когда сонмище духов, почти что овладевшее своей добычей, было остановлено, ослепленное рассветным сиянием, обратившим орду его бесформенных охотников в серый прах.
Для часовщика
Часовщик будто бы в кино видит мастера Гануша - того удивительного изобретателя, который построил куранты пражской ратуши.
Из ратуши выходили советники, но все они отвернулись и делали вид, что не видят мастера. Помощник Гануша молчал, чтобы его не расстраивать еще больше. Мастер Гануш попросил подмастерье, чтобы привел его к четвертой, самой сложной части курантов. С трудом поднялся по узкой лестнице, оперся о балку и долго пытался отдышаться. Когда отдохнул, стоял молча и слушал тихий голос точного механизма, лицо его порозовело и даже показалось, что он еле заметно улыбнулся. Потом внезапно нахмурился, и как раз в ту минуту в курантах прозвучал колокол, когда за него потянула смерть.
Мастер Гануш задрожал, наклонился вперед, вытянул перед собой руку, в какой-то момент засомневался. Потом схватил рычаг, его движение было уверенное и точное, как-будто на мгновение он снова прозрел, немного выждал и потом со всей силы потянул. В механизме что-то заскрипело, колеса начали грохотать, все закрутилось в дикой неразберихе, и смерть начала беспрестанно звонить.
Внезапно, как по команде, все затихло, и только снаружи, перед курантами раздавались крики людей. Потом на деревянной лестнице зазвучали быстро приближающиеся шаги. Но об этом уже мастер Гануш не знал. Он медленно сползал на пол, и было видно, что он мертв.
Для Персефоны
Давно забытое время и ощущение беспечности, когда можно собирать цветы и петь гимны радости. Персефона ещё не жена Аида и даже не помышляет об этом. Лето кажется вечным, потому что о зиме тогда ещё не знали. Матушка Деметра ещё не познала боли утраты, и земля родит самые разнообразные плоды. Смерть не касается богов, а страх и ужас ещё не были рождены. Это время, когда ещё ничего не решено, и вырисовываются многие удивительные возможности.
+++
Персефона восседает на троне бок о бок со своим супругом, и многие тени проходят перед её глазами. Некоторых она узнаёт. Но со временем теней становится всё больше, и запомнить каждую почти невозможно.
+++
Из колоды карт выпадает одна - пустая. И ещё одну карту кто-то прячет за пазуху, и это пиковый туз.
+++
Луг асфоделей. Среди бледных цветов красными ранами расцветают маки...
И бонусный сон для Аксиомы, который она, увы, не смогла увидеть. Но пусть хоть после игры порадуется...
Всё по итогам встречи, как ни странно.
Нуаду скачет на коне по плоской земле до самого моря. Лепрекон скатывается по радуге прямо на диван и тут же пытается набить морду смерти. Смерть утверждает, что он не божество, а факт. Нуаду обрастает ветвями, но потом вновь обретает свою величественную форму кельтского божества. Гермес рассуждает о теории струн и гадает на картах Персефоне и на рунах Нуаду. Онейрос утверждает, что не любит кровавых жертв в свой адрес. Армия людей с подушками идёт против армии людей с кальянами. И наступает весна...