Фридрих Ницше, "Сумерки идолов, или как философствуют молотом"
Наши учреждения не стоят больше ничего - это общее мнение. Но в этом виноваты не они, а мы. После того как у нас пропали все инстинкты, из которых вырастают учреждения, для нас пропали вообще учреждения, потому что мы уже негодны для них.
Демократизм был во все времена упадочной формой организующей силы: уже в “Человеческом, слишком человеческом” я охарактеризовал современную демократию со всеми ее половинчатостями, вроде “Германской империи”, как упадочную форму государства. Чтобы существовали учреждения, должна существовать известная воля, инстинкт, императив, антилиберальный до злобы: воля к традиции, к авторитету, к ответственности на столетия вперед, к солидарности цепи поколений вперед и назад in infinitum. Если эта воля налицо, то основывается нечто подобное imperrium Romanum; или подобное России, единственной державе, которая нынче является прочной, которая может ждать, которая еще может нечто обещать, - России, прямой противоположности жалкому европейскому партикуляризму и нервозности…
У всего Запада нет более тех инстинктов, из которых вырастают учреждения, из которых вырастает будущее: его “современному духу” быть может, ничто не приходится в такой степени не по нутру. Живут для сегодняшнего дня, живут слишком быстро, живут слишком безответственно - именно это называют “свободой”. То, что делает из учреждений учреждения, презирается, ненавидится, отстраняется; воображают опасность нового рабства там, где хоть только произносится слово “авторитет”. Так далеко идет decadence инстинкта ценностей у наших политиков, у наших политических партий: они инстинктивно предпочитают то, что разлагает, что ускоряет конец…
_____________
А теперь давайте немного поразмышляем.
Излюбленное занятие западников и прочих русофобствующих элементов - это с иронией подмечать у нас склонность заводить себе авторитетов, склонность подчиняться воле единоличного лидера, будь то царь или атаман разбойников. Естественно, вполне достойная политическая наша привычка в их интерпретации гиперболизируется до масштабов какой-то внутренней врожденной "рабскости", якобы неспособности в силу внутреннего же варварства понять, какое это счастье - жить свободным человеком... И, ясное дело, столь печальная картина подается исключительно на фоне демократической и солнечной Европы, счастливой страны с пряничными домиками, где живут исключительно свободные граждане. Которые сами по себе, по своему духу и своей ментальности - Личности и ни разу не рабы. Свободным людям, как известно, ни царь, ни какой иной личностный авторитет не нужен. И даже в Боге для них нет необходимости. Они такие умные (ими правит Разум), что, в принципе, и без Христа додумались бы до Нагорной проповеди. А в качестве авторитета свободные люди могут себе позволить лишь закон (субстанцию бездушную, практически абстракцию, если мы говорим о законности). Ну и в крайних формах такого мировоззрения человек вполне логично сам себя ставит на пьедестал высшего авторитета. Опять же, потому что он - Свободная и Разумная Личность.
И теперь представьте, каково этим полубогам смотреть на дикарей из снежной Тартарии, которых хлебом не корми, дай только себе царя очередного выбрать. Не хотят, понимаешь, жить жизнью свободных индивидов.
В свое время эту бюргерскую спесь, за которой нет ничего, кроме "священной" частной собственности и набора громких, но пустых "прав и свобод" (по сути фикций), блестяще критиковал Константин Леонтьев, верно подмечая, что для среднего европейца, типичного носителя либеральных воззрений "всякий, самый плачевный в своей демократической ограниченности, свободный швейцарский гражданин кажется выше, чем Император Феодосий Великий, который в Милане не смел взойти в церковь, пока ему не разрешил этого святой Амвросий... Хорошо достоинство, которое поставило идеалом человечеству современного европейского труженика средней руки... и только!.. Жалкий идеал!.. Жалкие люди... И чем искреннее, чем честнее, чем убежденнее, тем они хуже и вреднее в своей наивной умеренности, в своей тихо и кротко разрушительной "постепеновщине"!"
Представьте себе эту величественную картину древности: последний император еще единой Римской империи не смеет войти в церковь, будучи обвиненным епископом в убийстве невинных граждан при подавлении беспорядков. С каким, наверное, смехом и непониманием жалкие свободные люди смотрят на эту сцену "унижения" императорского достоинства поклонением "ложным" религиозным авторитетам.
Ну а мы вернемся к цитате из Ницше, который замечательно точно, сам того не желая, объяснил нашу политическую ментальность.
Русские - народ-государственник. Так уж распорядилась История и в этом факте нет ничего плачевного, напротив. Наша склонность к авторитету - необходимое условия нашего выживания и существования. Ибо с самого начального момента своего государственного бытия, и даже раньше, наши предки оказались со всех сторон стеснены крайне неблагоприятными и даже смертельно опасными внешними обстоятельствами. От сурового климата до перманентного состояния войны за выживание. Куда проще было не возникнуть, чем возникнуть, не говоря уже о сохранении в качестве самостоятельной геополитической единицы.
Без "воли, инстинкта, императива, антилиберального до злобы", без "воли к традиции, к авторитету, к ответственности на столетия вперед, к солидарности цепи поколений вперед и назад" - без всего этого русские попросту не смогли бы выжить. Столь суровы и непросты были условия, в которых зарождалась и развивалась наша государственность. Да и сегодня, кстати, ситуация не изменилась. Враги никуда не исчезли, став еще опаснее и кровожаднее. А управлять такими колоссальными пространствами и живущими на них племенами по-прежнему можно, опираясь исключительно на железную волю лидера.
Именно в русском политическом проекте проявляется вся мощь государства, все величие идеи государства. Став волею исторических судеб нацией сугубо государственнической, мы, естественно, в наибольшей степени по сравнению с другими народами проникнуты и духом почтения и уважения к авторитету, к самому принципу власти. Но разве есть здесь что-то постыдное? Разве можно стыдиться нашего искреннего инстинктивного стремления жить при единоначалии, не размениваясь на предвыборную борьбу и лживые обещания политиканов? Такова наша политическая традиция. Причем более чем успешная, коль скоро проект Россия уже перевалил за свое тысячелетие и на сегодняшний день мы все еще одна из главных мировых держав.
В том числе и в сильном монархическом чувстве проявляется величие нашего народа:
Как народ существенно государственный, русские не годятся для мелочной политической борьбы: они умеют вести политику оптом, а не в розницу, в отличие от поляков, евреев и т.п. Задачи верховенства такого народа (как было и у римлян) достижимы лишь Единоличной Верховной властью, осуществляющей его идеалы. С такой властью мы становимся сильнее и искуснее всех, ибо никакие поляки или евреи не сравнятся с русскими в способности к дисциплине и сплочению около единоличной власти, облеченной нравственным характером. Не имея же центра единения, русский народ растеривается... // Лев Тихомиров
Замечательный парадокс мы все более явственно наблюдаем последние десятилетия: именно те, кто провозгласил свою внешнюю личную свободу высшей ценностью и настоящим идолом, которому служат с религиозным почтением, именно эти-то товарищи и оказались в состоянии максимального рабства. Всего-то достаточно какого-то iPhone, чтобы полностью подчинить их волю и сознание. Представляете цивилизация каких пустышек учит нас пониманию свободы? Общество, где царит культ стильного и модного мобильного телефона, читает нам лекции о свободе личности.
Конечно, можно было бы напомнить этому обществу слова Христа, омывающего ноги Своим ученикам и не находящего ничего унизительного во внешней иерархии и подчинении одного лица воле другого: "кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий - как служащий". Можно было бы добавить, что в нашей политической традиции власть - не временная синекура, полученная в ходе "конкурентной борьбы", а нелегкое бремя и нечеловеческая ответственность. Ибо тяжела шапка Мономаха.
Но мы не будем. Что доказывать людям, которые добровольно поставили себя за рамки национального мировоззрения? О чем говорить с теми, кто не в состоянии понять нашего классика:
Служить бы рад,
Прислуживаться тошно.