Путевые заметки
Снова посетил Берлин, где остановился у Г.. Прогулки по городу, посещение Египетского Музея, разговоры до утра. Как всегда почти ничего не успел, приеду ещё. Пребывание в столице не омрачилось никакими катаклизмами, что нельзя сказать об обратной дороге, о которой и будет моё повествование.
По своей чёртовой лени я не купил вовремя дешёвый билет на прямой ночной поезд, и посему мне пришлось довольствоваться Wochenendticket-ом, пользование которым предусматривает множество пересадок. Моя задача состояла в следующем: сесть в 15.00 в "Зоологическом саду" на поезд в Ратенов, там пересесть на RE в Стендаль, двинуться в Вольфсбург, оттуда в Минден, и уж достигнув Миндена отправиться в Дортмунд, откуда экспресс довезёт меня до Кёльна. Дойче Бан заботится, чтобы его пассажиры увидели как можно больше Германии.
Большая часть поездки прошла без трудностей. В Стендале я пообедал картофельным салатом с сосиской, единственным блюдом подававшимся на единственном снэкпойнте, и купил открытку с видами города и кратким описанием его истории, в котором утверждалось, что до 1900 года Стендаль относился к ГДР. Рано или поздно за чтением учебника по китайскому праву я достиг Дортмунда, где мне предстояло 45 минут ждать следующий поезд, который бы умчал меня к родным шпилям Кёльнского Собора. Однако столь долгое ожидание было мне не по душе. Я довольно насмотрелся на провинцию и жаждал быстрее попасть домой. И тут, казалось, Бог услышал мои молитвы. Выйдя, я увидел на соседнем перроне экспресс в Аахен, идущий - ах - через Кёльн! Этого поезда не стояло в моей памятке от Дойче Бана, и поэтому я спросил при входе пассажиров, действительно ли этот поезд едет в Кёльн. Получив подтверждение - "Раз на табло стоит, значит едет" - я, довольный, залез на самое лучшее место и углубился в книгу. Очнулся я в Мёнхенгладбахе. Нахождение поезда в этом населённом пункте, столь далёком от нашей цели показалось странным. Я бросился на поиски проводника, и, приперев его к стенке, выяснил, что поезд идёт НЕ через Кёльн, а через.... ну, скажем Мявулукие Козебаки. Названия сёл Немеччины, которые произносил проводник, я не слышал ни разу в жизни. За окнами гудела чернота и изредка мелькали полуосвещённые полустанки. "Я попал" - подумалось мне. Вскоре, однако, я утешил себя тем, что Аахен крупный транзитно-транспортный пункт и уж оттуда я скоренько доберусь до батюшки Рейна.
Любое кёльнское кладбище более оживлено, чем город Аахен. Все жители города как будто слегли от атипичной пневмонии, или сбежали в соседнюю Бельгию. Все кафешки, магазинчики, инфопойнты и т.д. были закрыты. И что хуже всего: до 3 ночи не ходил ни один поезд. Я понял, что попал в ЖОПУ.
Я вышел наружу. Было холодно и голодно. Моросил дождик. Страшно хотелось горячего кофе, жратвы и тепла. И тут, мимолётным видением перед моими мысленными очами промелькнула большая буква "М". Да! Конечно! Я спасён! Ведь Макдональдс работает как раз до 3-х ночи! Никогда ещё мысль об этом оплоте капитализма так не согревала мне душу. Но в окрестностях вокзала и близко не было заметно "Мака". Собор! Ведь это пуп города, только из-за него сюда едут толпы туристов, где, как не там расчётливые капиталисты разбили бы свой стан? Расстояние было не малым, но голод не тётка, и я потащился в Altstadt.
Тёмной громадой собор врезался в тучи зимнего неба. Иллюминации абсолютно не было. Макдональдса тоже. Полностью убитый, я брёл по пустым улицам самого западного города Германии. Незаметно я вышел на какую-то площадь. О чудо! впереди меня гордо сияло жёлтое "М". Как на крыльях я подлетел к буржуйскому общепиту. Он был тёмен и пуст, как и весь город. Проклятый город. Чёртова дыра. Убожество.
Вернувшись на вокзал, я упал на железную скамейку и алмазным взором вперился в стенку. Так я сидел некоторое время. Потом издалека до меня донеслось: "Бонжур? Бонжур? Парле ву франсэ?" Я повернулся. Рядом со мной сидел средних лет господин с крайне обеспокоенным лицом. "Уи" - выдавил я - "Ан пё". "Слава богу!" - радостно вскричал мужчина по-французски - "не знаете ли вы, ходят ли здесь автобусы в Бельгию?" "Я не знаю" - ответил я, слегка ошарашено - "Я из Кёльна, я перепутал поезда, я не знаю этого город... Не могу Вам помочь!" - выпалив сию тираду, я подумал, что усилия Швабры всё же не прошли даром, и кое-какие обрывки языка Вольтера всё ещё бродят у меня в голове. Моего соседа по скамейке столь неутешительные вести вовсе не обеспокоили. "Как хорошо, что Вы говорите по-французски" - сказал он, и прибавил, с извиняющейся улыбкой - "здесь никто больше не говорит по-французски". Я посмотрел на двоих мужчин, расположившихся под сигаретным автоматом напротив нас. Да, как выпускники Сорбонны эти люди не выглядели.
Через некоторое время мы с Жан-Люком уже стали приятелями. С помощью моих знаний французского и его - весьма скромных - немецкого мы вскоре знали всю биографию друг друга. Жан-Люка бросила жена, он может видеться со своими детьми - Мелоди и Антуаном - только 2 дня в неделю. Детей он очень любит, и у него разрывается сердце при каждой разлуке. Он работает в ассоциации по помощи жертвам Чернобыля (бурная радость при известии о том, что я русский) и когда у него ещё была семья, то к нему часто приезжала Яна, девочка из белорусской семьи, над которой он взял шефство. Показывает мне письмо Яны и открытку от Мелоди, где та под руководством Яны написала по-русски "С днём рождения, папа".
Через какое-то время в наш разговор вклинился один из отдыхающих под сигаретником. Ему не хватало денег на покупку в автомате "ТимТома". Памятуя о заветах Г., я раскошелился, а Жан-Люк присовокупил пару сигарет. Бомж сбегал за орешками и вернулся, довольный. "Мерси, мерси, мерси". Он подсел к нам, и я услышал ещё одну печальную историю, которую должен был, как мог, переводит моему новому товарищу. У Георга рак, он год лежал в больнице, пока кранкенкасса не отказалась платить за него, после чего его выставили на улицу. Впрочем, врач утешил Георга тем, что жить ему осталось не более месяца. По окончании своей повести Георг поднял свитер, и мне сделалось дурно: то, что казалось бюргерским пивным животиком, оказалось опухолью, размером с голову ребёнка.
К 3-м часам я, сердечно попрощавшись, сел на поезд в Дюссельдорф, откуда на электричке к 6-ти утра доехал до родного города. Проехав через всю Германию и побывав в 6 городах в разных концах страны. Залезая под милое одеяльце, я подумал, что это был один из самых необычных дней в моей жизни.
По своей чёртовой лени я не купил вовремя дешёвый билет на прямой ночной поезд, и посему мне пришлось довольствоваться Wochenendticket-ом, пользование которым предусматривает множество пересадок. Моя задача состояла в следующем: сесть в 15.00 в "Зоологическом саду" на поезд в Ратенов, там пересесть на RE в Стендаль, двинуться в Вольфсбург, оттуда в Минден, и уж достигнув Миндена отправиться в Дортмунд, откуда экспресс довезёт меня до Кёльна. Дойче Бан заботится, чтобы его пассажиры увидели как можно больше Германии.
Большая часть поездки прошла без трудностей. В Стендале я пообедал картофельным салатом с сосиской, единственным блюдом подававшимся на единственном снэкпойнте, и купил открытку с видами города и кратким описанием его истории, в котором утверждалось, что до 1900 года Стендаль относился к ГДР. Рано или поздно за чтением учебника по китайскому праву я достиг Дортмунда, где мне предстояло 45 минут ждать следующий поезд, который бы умчал меня к родным шпилям Кёльнского Собора. Однако столь долгое ожидание было мне не по душе. Я довольно насмотрелся на провинцию и жаждал быстрее попасть домой. И тут, казалось, Бог услышал мои молитвы. Выйдя, я увидел на соседнем перроне экспресс в Аахен, идущий - ах - через Кёльн! Этого поезда не стояло в моей памятке от Дойче Бана, и поэтому я спросил при входе пассажиров, действительно ли этот поезд едет в Кёльн. Получив подтверждение - "Раз на табло стоит, значит едет" - я, довольный, залез на самое лучшее место и углубился в книгу. Очнулся я в Мёнхенгладбахе. Нахождение поезда в этом населённом пункте, столь далёком от нашей цели показалось странным. Я бросился на поиски проводника, и, приперев его к стенке, выяснил, что поезд идёт НЕ через Кёльн, а через.... ну, скажем Мявулукие Козебаки. Названия сёл Немеччины, которые произносил проводник, я не слышал ни разу в жизни. За окнами гудела чернота и изредка мелькали полуосвещённые полустанки. "Я попал" - подумалось мне. Вскоре, однако, я утешил себя тем, что Аахен крупный транзитно-транспортный пункт и уж оттуда я скоренько доберусь до батюшки Рейна.
Любое кёльнское кладбище более оживлено, чем город Аахен. Все жители города как будто слегли от атипичной пневмонии, или сбежали в соседнюю Бельгию. Все кафешки, магазинчики, инфопойнты и т.д. были закрыты. И что хуже всего: до 3 ночи не ходил ни один поезд. Я понял, что попал в ЖОПУ.
Я вышел наружу. Было холодно и голодно. Моросил дождик. Страшно хотелось горячего кофе, жратвы и тепла. И тут, мимолётным видением перед моими мысленными очами промелькнула большая буква "М". Да! Конечно! Я спасён! Ведь Макдональдс работает как раз до 3-х ночи! Никогда ещё мысль об этом оплоте капитализма так не согревала мне душу. Но в окрестностях вокзала и близко не было заметно "Мака". Собор! Ведь это пуп города, только из-за него сюда едут толпы туристов, где, как не там расчётливые капиталисты разбили бы свой стан? Расстояние было не малым, но голод не тётка, и я потащился в Altstadt.
Тёмной громадой собор врезался в тучи зимнего неба. Иллюминации абсолютно не было. Макдональдса тоже. Полностью убитый, я брёл по пустым улицам самого западного города Германии. Незаметно я вышел на какую-то площадь. О чудо! впереди меня гордо сияло жёлтое "М". Как на крыльях я подлетел к буржуйскому общепиту. Он был тёмен и пуст, как и весь город. Проклятый город. Чёртова дыра. Убожество.
Вернувшись на вокзал, я упал на железную скамейку и алмазным взором вперился в стенку. Так я сидел некоторое время. Потом издалека до меня донеслось: "Бонжур? Бонжур? Парле ву франсэ?" Я повернулся. Рядом со мной сидел средних лет господин с крайне обеспокоенным лицом. "Уи" - выдавил я - "Ан пё". "Слава богу!" - радостно вскричал мужчина по-французски - "не знаете ли вы, ходят ли здесь автобусы в Бельгию?" "Я не знаю" - ответил я, слегка ошарашено - "Я из Кёльна, я перепутал поезда, я не знаю этого город... Не могу Вам помочь!" - выпалив сию тираду, я подумал, что усилия Швабры всё же не прошли даром, и кое-какие обрывки языка Вольтера всё ещё бродят у меня в голове. Моего соседа по скамейке столь неутешительные вести вовсе не обеспокоили. "Как хорошо, что Вы говорите по-французски" - сказал он, и прибавил, с извиняющейся улыбкой - "здесь никто больше не говорит по-французски". Я посмотрел на двоих мужчин, расположившихся под сигаретным автоматом напротив нас. Да, как выпускники Сорбонны эти люди не выглядели.
Через некоторое время мы с Жан-Люком уже стали приятелями. С помощью моих знаний французского и его - весьма скромных - немецкого мы вскоре знали всю биографию друг друга. Жан-Люка бросила жена, он может видеться со своими детьми - Мелоди и Антуаном - только 2 дня в неделю. Детей он очень любит, и у него разрывается сердце при каждой разлуке. Он работает в ассоциации по помощи жертвам Чернобыля (бурная радость при известии о том, что я русский) и когда у него ещё была семья, то к нему часто приезжала Яна, девочка из белорусской семьи, над которой он взял шефство. Показывает мне письмо Яны и открытку от Мелоди, где та под руководством Яны написала по-русски "С днём рождения, папа".
Через какое-то время в наш разговор вклинился один из отдыхающих под сигаретником. Ему не хватало денег на покупку в автомате "ТимТома". Памятуя о заветах Г., я раскошелился, а Жан-Люк присовокупил пару сигарет. Бомж сбегал за орешками и вернулся, довольный. "Мерси, мерси, мерси". Он подсел к нам, и я услышал ещё одну печальную историю, которую должен был, как мог, переводит моему новому товарищу. У Георга рак, он год лежал в больнице, пока кранкенкасса не отказалась платить за него, после чего его выставили на улицу. Впрочем, врач утешил Георга тем, что жить ему осталось не более месяца. По окончании своей повести Георг поднял свитер, и мне сделалось дурно: то, что казалось бюргерским пивным животиком, оказалось опухолью, размером с голову ребёнка.
К 3-м часам я, сердечно попрощавшись, сел на поезд в Дюссельдорф, откуда на электричке к 6-ти утра доехал до родного города. Проехав через всю Германию и побывав в 6 городах в разных концах страны. Залезая под милое одеяльце, я подумал, что это был один из самых необычных дней в моей жизни.