ВТОРЖЕНИЕ 2
Глава 1 книги ВТОРЖЕНИЕ (часть первая главы 1)
ГЛАВА 1
Граница живая
ЧТОБЫ рассказать эту историю о попытках нашего правительства разрушить границу и американскую иммиграционную систему, я должен сказать вам, что граница - это не просто место, где люди переходят из одной страны в другую. Граница - это страна сама по себе. Граница - это живое и дышащее существо, с личностью, которая бессердечна и жестока как для преступников, пересекающих границу, так и для агентов правоохранительных органов, защищающих Америку. Внешний вид границы - суровый, грязный и бесхитростный. Граница любит насилие и поощряет худшее в людях. Граница не имеет сострадания и не проявляет раскаяния в боли и страданиях, которые происходят на ее земле.
Граница проверяет людей на страх, проверяет всех пересекающих ее мужчин и женщин, и бросает вызов агентам Пограничного Патруля, заставляя их превращать свои ощущения разочарования и чувства предательства в позитивные действия по защите границ Америки. Граница накажет каждого, кто попытается гордо встать на ней. Я очень рано понял в своей карьере, что граница - не друг, а место, где нужно терпеть.
Когда я вижу старые фотографии из моей карьеры в пограничном патруле, или когда видео в новостях показывают большую группу нелегальных иммигрантов, убегающих от агентов пограничного патруля, я клянусь, что все мои чувства оживают, как будто я переношусь обратно в тот безумный мир. Мир границы настолько реален и настолько силен, что каждый его аспект - от ее запаха до цвета холмов, звуков и того, как ощущало себя мое тело - все еще так свеж для меня.
Агент пограничного патруля сектора Сан-Диего
Воздух на границе настолько загрязнен, что кажется густым, как будто он несет с собой грязь. Пыль покрывает все мягкой, грязной пленкой. Как только вы ступаете на границу, вы чувствуете себя грязным. Для меня это было похоже на то, как будто сама земля движется - как движется грудь, когда она вбирает воздух, а затем выдыхает его. Это существо не делало различий между агентами, нелегальными преступниками, контрабандистами или людьми, ищущими лучшей жизни; единственная группа людей, которую граница, казалось, угнетала больше других, были слабые. Все игроки на границе ненавидели слабых, включая агентов.
Было бы несправедливо рассматривать границу только с моей точки зрения, игнорируя противоположную сторону. Каждый человек, который жил, работал и использовал границу как проход в Америку, имеет свою точку зрения и голос в описании границы. Я предполагаю, и я могу ошибаться, что я не во многом соглашусь с доктором Нормой Канту, доцентом английского языка в Государственном университете Ларедо. Она не только имеет докторскую степень, но и является автором стихов, коротких рассказов и критических анализов. Статья доктора Канту под названием «Жизнь на границе: рана, которая не заживает» прекрасно выражает точку зрения другой стороны:
«Боль и радость пограничных территорий - возможно, не больше и не меньше, чем эмоции, вызванные противоречиями, которые существуют везде, где их полно, культурами, которые сталкиваются и смешиваются, а жизнь проходит на грани, - исходят из раны, которая не заживает, но которая также и пытается зажить вечно. Эти земли были здесь всегда: река людей текла веками. Только само обозначение «граница» относительно новое, и вместе с этим термином приходит и жизнь, которую человек живет в этом «промежуточном мире», который делает нас «другими», маргиналами. Но с нашей точки зрения «другой» находится за пределами границы, вдали от нее и чужд ей. Это наша реальность, и мы, особенно мы, чиканос и чиканас, сталкиваемся с ней в нашей повседневной жизни, поскольку мы боремся с тем, чтобы к нам не относились как к чужакам. По сути, это самая большая рана: постоянное напоминание о нашей инаковости».
Я не обязан соглашаться с точкой зрения другой стороны на каком бы то ни было уровне, но это не меняет того факта, что их точка зрения и убеждения являются их истиной, и это играет ключевую роль в напряжении и тревоге, ощущаемых на границе. Доктор Канту права, описывая границу как рану. Этот живой кусочек земли причинял и продолжает причинять огромную боль.
Помню, как я сидел со своим вездеходом на вершине Месы Спунера, большой плоской местности на холме прямо у границы и примерно в полумиле от Тихого океана. Меса Спунера - прекрасное место, потому что это одна из самых высоких точек на западной стороне порта Сан-Исидро. Закаты были потрясающими, но они также сигнализировали о приближении ночи, что всегда приносило волнение. В ясный день можно было увидеть всю дорогу до Пойнт-Лома, Калифорнии, и стоящие миллионы долларов дома всего в двух милях в Коронадо, Калифорнии. Ирония заключалась в том, что в четырехстах ярдах к югу от северного края Месы Спунера находился стальной посадочный штрих-забор, который составлял пограничную стену. В двух милях по прямой на север было невообразимое богатство, а в четырехстах ярдах к югу - нищета и несчастье, разделенные стальным забором и нами, агентами Патруля. Сидя там, глядя на красоту Сан-Диего, я прочно утвердился в своем убеждении, что среднестатистический человек понятия не имеет, что такое граница. Люди живут в дорогих кварталах в Америке, и граница для них то же самое, что планета Марс. Более того: для меня самого граница ощущалась как другая планета.
Пограничная местность в Империал-Бич уникальна, труднопроходима и опасна. Я оставил много себя на этой границе. Жизнь в Южной Калифорнии была и остается чрезвычайно дорогой; как новый агент, я работал дополнительную смену каждую неделю, чтобы заработать немного дополнительных денег. Когда я работал в ночную смену, я приходил в 2:00 дня, чтобы начать восьмичасовую смену для сверхурочной работы. В эту конкретную двойную смену, которая начиналась в 2:00 дня, мне назначили место на плато Ист-Спунер. На плато Спунер было несколько линий деревьев, которые шли на север и юг и вели в два глубоких каньона: один назывался 24-й овраг, другой, прямо к северу от позиции Ист-Спунер-Меса, был 33-й овраг. 24-й овраг спускался прямо вниз примерно на семьдесят пять футов на скалы. Любой, кто падал в этот овраг, встречался с неминуемой смертью. Вход в 33-й овраг имел глубокий подкоп, где прятались нелегальные иммигранты, а затем медленно спускались в глубокий каньон, примерно на пятьдесят-семьдесят пять футов вниз. Стороны 33 оврага покрыты травой с небольшими деревьями. Оба оврага, 24 и 33, заставляли агентов действовать медленно и осторожно.
Длина 33-го оврага от вершины до подножия составляла более четырехсот ярдов. Тропа внизу оврага была чрезвычайно узкой, и несколько перекрестков позволяли протиснуться только одному человеку за раз. Как только один человек или большая группа нелегальных иммигрантов добирались до подножия, это был тяжелый спринт, покрывающий триста ярдов по открытому полю, к загрязненной реке Тихуана, где шансы были в пользу нелегального иммигранта. Одну особую ночь я никогда не забуду. Я сидел на небольшом холме, где располагался отряд East Spooner's Mesa, когда услышал сигнал датчика от нашего диспетчера. Датчик находился позади меня на вершине 33-го оврага. Наш оператор внутреннего инфракрасного прицела мог видеть северный склон Spooner's Mesa, и оператор вызвал группу из одиннадцати человек, направляющихся в овраг. Я съехал на своей машине пограничного патруля с небольшого холма, на котором сидел, на вершину 33-го оврага, который находился в нескольких сотнях ярдов к северу от меня. Когда я вышел из машины и побежал к вершине оврага, оператор внутреннего обзора сообщил мне по радио, что я нахожусь на «последнем месте» группы, что означало, что оператор внутреннего обзора потерял группу из виду, когда они вошли в овраг 33. Я слышал, как они спускались по склонам каньона и прыгали на посадочные площадки, пытаясь добраться до основания каньона, чтобы двигаться быстрее. Я знал, что не смогу спуститься тем же путем, которым шла группа, поэтому я пошел по западной стороне оврага и прошел по линии хребта, пытаясь посмотреть вниз, где будут двигаться нелегальные иммигранты. Той ночью было сыро; туман и дымка, казалось, всегда оставляли мокрую росу на траве и кустах. Чем дальше на север я продвигался по западной стороне, тем гуще становился туман. Я шагнул дальше на восток, чтобы лучше рассмотреть каньон, но был потрясен, увидев, что край каньона был прямо у меня под ногами. Последнее, что я помню, - это как я говорил себе, что мне нужно отойти от края; но я двигался как в замедленном кино. Земля под моими ногами рассыпалась под моим весом, и я упал с высоты тридцати пяти футов прямо вниз на каменистое дно оврага.
Я потерял сознание, и когда открыл глаза, нашел себя сидящим прямо, прислонившись спиной к стене каньона. Вокруг меня падала грязь, и моей первой мыслью было, что я заснул в своей машине и мне приснился плохой сон. В этот момент я почувствовал пульсирующую боль в голове и спине, и услышал, как другие агенты выкрикивают мое имя. Это был не сон. Я получил переломы в затылковой части черепа и глубокую рану над левым глазом, но настоящая неистовая боль исходила от сломанного копчика. Я совершенно не мог двигаться и остро нуждался в помощи. Я сидел там, истекая кровью и злясь на себя за то, что оказался в таком положении. Я слышал, как агенты слабо звали меня, когда они поднимались по крутому склону с северной стороны каньона, чтобы помочь мне.
Шесть агентов добрались до меня, и двоих из них я помню до сих пор: Пэтти, старший агент, который был крепок как гвоздь, и Билл, совершенно крутой старший. У них были носилки из хардборда, на которые они меня привязали, а затем подняли все мои 215 фунтов на все шесть футов три дюйма вверх над своими головами, чтобы пройти по узкой и извилистой тропе, ведущей из 33-го оврага. Я никогда не забуду, как меня привязывали к этой доске, стабилизировав голову, так что все, что я мог видеть, это стороны каньона наверху и густой туман, плывущий надо мной. Эти агенты несли меня всю дорогу, по очереди маневрируя изгибами и поворотами тропы каньона и передавая меня друг другу, чтобы добраться до северного конца оврага. Эти агенты были для меня героями в ту ночь.
ГЛАВА 1
Граница живая
ЧТОБЫ рассказать эту историю о попытках нашего правительства разрушить границу и американскую иммиграционную систему, я должен сказать вам, что граница - это не просто место, где люди переходят из одной страны в другую. Граница - это страна сама по себе. Граница - это живое и дышащее существо, с личностью, которая бессердечна и жестока как для преступников, пересекающих границу, так и для агентов правоохранительных органов, защищающих Америку. Внешний вид границы - суровый, грязный и бесхитростный. Граница любит насилие и поощряет худшее в людях. Граница не имеет сострадания и не проявляет раскаяния в боли и страданиях, которые происходят на ее земле.
Граница проверяет людей на страх, проверяет всех пересекающих ее мужчин и женщин, и бросает вызов агентам Пограничного Патруля, заставляя их превращать свои ощущения разочарования и чувства предательства в позитивные действия по защите границ Америки. Граница накажет каждого, кто попытается гордо встать на ней. Я очень рано понял в своей карьере, что граница - не друг, а место, где нужно терпеть.
Когда я вижу старые фотографии из моей карьеры в пограничном патруле, или когда видео в новостях показывают большую группу нелегальных иммигрантов, убегающих от агентов пограничного патруля, я клянусь, что все мои чувства оживают, как будто я переношусь обратно в тот безумный мир. Мир границы настолько реален и настолько силен, что каждый его аспект - от ее запаха до цвета холмов, звуков и того, как ощущало себя мое тело - все еще так свеж для меня.
Агент пограничного патруля сектора Сан-Диего
Воздух на границе настолько загрязнен, что кажется густым, как будто он несет с собой грязь. Пыль покрывает все мягкой, грязной пленкой. Как только вы ступаете на границу, вы чувствуете себя грязным. Для меня это было похоже на то, как будто сама земля движется - как движется грудь, когда она вбирает воздух, а затем выдыхает его. Это существо не делало различий между агентами, нелегальными преступниками, контрабандистами или людьми, ищущими лучшей жизни; единственная группа людей, которую граница, казалось, угнетала больше других, были слабые. Все игроки на границе ненавидели слабых, включая агентов.
Было бы несправедливо рассматривать границу только с моей точки зрения, игнорируя противоположную сторону. Каждый человек, который жил, работал и использовал границу как проход в Америку, имеет свою точку зрения и голос в описании границы. Я предполагаю, и я могу ошибаться, что я не во многом соглашусь с доктором Нормой Канту, доцентом английского языка в Государственном университете Ларедо. Она не только имеет докторскую степень, но и является автором стихов, коротких рассказов и критических анализов. Статья доктора Канту под названием «Жизнь на границе: рана, которая не заживает» прекрасно выражает точку зрения другой стороны:
«Боль и радость пограничных территорий - возможно, не больше и не меньше, чем эмоции, вызванные противоречиями, которые существуют везде, где их полно, культурами, которые сталкиваются и смешиваются, а жизнь проходит на грани, - исходят из раны, которая не заживает, но которая также и пытается зажить вечно. Эти земли были здесь всегда: река людей текла веками. Только само обозначение «граница» относительно новое, и вместе с этим термином приходит и жизнь, которую человек живет в этом «промежуточном мире», который делает нас «другими», маргиналами. Но с нашей точки зрения «другой» находится за пределами границы, вдали от нее и чужд ей. Это наша реальность, и мы, особенно мы, чиканос и чиканас, сталкиваемся с ней в нашей повседневной жизни, поскольку мы боремся с тем, чтобы к нам не относились как к чужакам. По сути, это самая большая рана: постоянное напоминание о нашей инаковости».
Я не обязан соглашаться с точкой зрения другой стороны на каком бы то ни было уровне, но это не меняет того факта, что их точка зрения и убеждения являются их истиной, и это играет ключевую роль в напряжении и тревоге, ощущаемых на границе. Доктор Канту права, описывая границу как рану. Этот живой кусочек земли причинял и продолжает причинять огромную боль.
Помню, как я сидел со своим вездеходом на вершине Месы Спунера, большой плоской местности на холме прямо у границы и примерно в полумиле от Тихого океана. Меса Спунера - прекрасное место, потому что это одна из самых высоких точек на западной стороне порта Сан-Исидро. Закаты были потрясающими, но они также сигнализировали о приближении ночи, что всегда приносило волнение. В ясный день можно было увидеть всю дорогу до Пойнт-Лома, Калифорнии, и стоящие миллионы долларов дома всего в двух милях в Коронадо, Калифорнии. Ирония заключалась в том, что в четырехстах ярдах к югу от северного края Месы Спунера находился стальной посадочный штрих-забор, который составлял пограничную стену. В двух милях по прямой на север было невообразимое богатство, а в четырехстах ярдах к югу - нищета и несчастье, разделенные стальным забором и нами, агентами Патруля. Сидя там, глядя на красоту Сан-Диего, я прочно утвердился в своем убеждении, что среднестатистический человек понятия не имеет, что такое граница. Люди живут в дорогих кварталах в Америке, и граница для них то же самое, что планета Марс. Более того: для меня самого граница ощущалась как другая планета.
Пограничная местность в Империал-Бич уникальна, труднопроходима и опасна. Я оставил много себя на этой границе. Жизнь в Южной Калифорнии была и остается чрезвычайно дорогой; как новый агент, я работал дополнительную смену каждую неделю, чтобы заработать немного дополнительных денег. Когда я работал в ночную смену, я приходил в 2:00 дня, чтобы начать восьмичасовую смену для сверхурочной работы. В эту конкретную двойную смену, которая начиналась в 2:00 дня, мне назначили место на плато Ист-Спунер. На плато Спунер было несколько линий деревьев, которые шли на север и юг и вели в два глубоких каньона: один назывался 24-й овраг, другой, прямо к северу от позиции Ист-Спунер-Меса, был 33-й овраг. 24-й овраг спускался прямо вниз примерно на семьдесят пять футов на скалы. Любой, кто падал в этот овраг, встречался с неминуемой смертью. Вход в 33-й овраг имел глубокий подкоп, где прятались нелегальные иммигранты, а затем медленно спускались в глубокий каньон, примерно на пятьдесят-семьдесят пять футов вниз. Стороны 33 оврага покрыты травой с небольшими деревьями. Оба оврага, 24 и 33, заставляли агентов действовать медленно и осторожно.
Длина 33-го оврага от вершины до подножия составляла более четырехсот ярдов. Тропа внизу оврага была чрезвычайно узкой, и несколько перекрестков позволяли протиснуться только одному человеку за раз. Как только один человек или большая группа нелегальных иммигрантов добирались до подножия, это был тяжелый спринт, покрывающий триста ярдов по открытому полю, к загрязненной реке Тихуана, где шансы были в пользу нелегального иммигранта. Одну особую ночь я никогда не забуду. Я сидел на небольшом холме, где располагался отряд East Spooner's Mesa, когда услышал сигнал датчика от нашего диспетчера. Датчик находился позади меня на вершине 33-го оврага. Наш оператор внутреннего инфракрасного прицела мог видеть северный склон Spooner's Mesa, и оператор вызвал группу из одиннадцати человек, направляющихся в овраг. Я съехал на своей машине пограничного патруля с небольшого холма, на котором сидел, на вершину 33-го оврага, который находился в нескольких сотнях ярдов к северу от меня. Когда я вышел из машины и побежал к вершине оврага, оператор внутреннего обзора сообщил мне по радио, что я нахожусь на «последнем месте» группы, что означало, что оператор внутреннего обзора потерял группу из виду, когда они вошли в овраг 33. Я слышал, как они спускались по склонам каньона и прыгали на посадочные площадки, пытаясь добраться до основания каньона, чтобы двигаться быстрее. Я знал, что не смогу спуститься тем же путем, которым шла группа, поэтому я пошел по западной стороне оврага и прошел по линии хребта, пытаясь посмотреть вниз, где будут двигаться нелегальные иммигранты. Той ночью было сыро; туман и дымка, казалось, всегда оставляли мокрую росу на траве и кустах. Чем дальше на север я продвигался по западной стороне, тем гуще становился туман. Я шагнул дальше на восток, чтобы лучше рассмотреть каньон, но был потрясен, увидев, что край каньона был прямо у меня под ногами. Последнее, что я помню, - это как я говорил себе, что мне нужно отойти от края; но я двигался как в замедленном кино. Земля под моими ногами рассыпалась под моим весом, и я упал с высоты тридцати пяти футов прямо вниз на каменистое дно оврага.
Я потерял сознание, и когда открыл глаза, нашел себя сидящим прямо, прислонившись спиной к стене каньона. Вокруг меня падала грязь, и моей первой мыслью было, что я заснул в своей машине и мне приснился плохой сон. В этот момент я почувствовал пульсирующую боль в голове и спине, и услышал, как другие агенты выкрикивают мое имя. Это был не сон. Я получил переломы в затылковой части черепа и глубокую рану над левым глазом, но настоящая неистовая боль исходила от сломанного копчика. Я совершенно не мог двигаться и остро нуждался в помощи. Я сидел там, истекая кровью и злясь на себя за то, что оказался в таком положении. Я слышал, как агенты слабо звали меня, когда они поднимались по крутому склону с северной стороны каньона, чтобы помочь мне.
Шесть агентов добрались до меня, и двоих из них я помню до сих пор: Пэтти, старший агент, который был крепок как гвоздь, и Билл, совершенно крутой старший. У них были носилки из хардборда, на которые они меня привязали, а затем подняли все мои 215 фунтов на все шесть футов три дюйма вверх над своими головами, чтобы пройти по узкой и извилистой тропе, ведущей из 33-го оврага. Я никогда не забуду, как меня привязывали к этой доске, стабилизировав голову, так что все, что я мог видеть, это стороны каньона наверху и густой туман, плывущий надо мной. Эти агенты несли меня всю дорогу, по очереди маневрируя изгибами и поворотами тропы каньона и передавая меня друг другу, чтобы добраться до северного конца оврага. Эти агенты были для меня героями в ту ночь.