пик нефти
Интервью с профессором Ричардом Хайнбергом, занимающимся проблемой нефти и нефтяного пика, на тему того, какую роль нефть как источник дешевой энергии играла в формировании индустриального общества, почему проблема нефтяного пика лежит в основе современной политической войны США против «террористов» и других стран, и о том, что исчерпание нефтяных ресурсов означает для экономики всего мира. Первая часть интервью. Интервью было записано до вторжения в Ирак.
Интервьюер (И): Расскажите вкратце для непосвященных, в чем состоит проблема нефтяного пика.
Профессор (П): Очень часто, когда я разговариваю с людьми на тему вероятной будущей нехватки нефти и будущем поднятии цен на нефть, они часто отвечают мне что-нибудь вроде «я читал, что нефти хватит еще на 50 лет», или еще на 70 лет, или называют другую какую-то цифру. Как правило, они хотят сказать, что через 50 лет нефть полностью исчерпается. Тем не менее, я считаю, что срок полного исчерпания нефтяных ресурсов будет значительно более длинным, и нефть останется в земле и через 100 лет, и даже, вероятно, будут какие-то способы ее добывания. Однако следует понимать, что вопрос «когда нефть исчезнет» в данном случае - это неправильно поставленный вопрос. Верный вопрос, которым мы должны задаваться - это «когда наступит высшая точка добычи нефти, пик добычи нефти».
В 1950-х годах геолог Хаббард, который работал на Шелл и некоторые другие компании, и преподавал в UCLA и MIT, выявил закономерность, что для любого [американского] нефтяного штата верно утверждение о том, что когда примерно половина найденной там нефти оказывается извлеченной, то становится трудно добывать то, что осталось, и цифра добычи падает, т.е. происходит так называемый пик добычи нефти. Он сделал предположение, что если это верно для Техаса или Оклахомы, то это будет верным и для США в целом. Он рассчитал, что в США пик нефти наступит в 1970. В то время все решили, что он сошел с ума, однако дальнейшие события показали, что он оказался прав, и что в США нефтяной пик действительно произошел в 1970. До 1950 годов США добывали больше нефти, чем любая другая страна в мире, мы были не только ведущим добытчиком нефти, но также и ведущим нефтяным экспортером. Однако сейчас [2003] мы вынуждены импортировать 60% всей используемой нами нефти - это результат исчерпания нефтяных ресурсов. Мы находимся в пост-пиковом периоде и не способны производить столько нефти в день или в год, сколько мы добывали в 1970. Хаббард и его последователи, такие, как Д. Кэмпбелл, нашли, что открытие нефтяных ресурсов в США достигло пика в 1930-е. То есть между пиком открытия месторождений и пиком добычи существует временной промежуток - это естественно, для того, чтобы добывать нефть, нужно сначала ее найти. Кемпбелл впоследствии спроецировал ситуацию в США («кривую Хаббарда») на ситуацию с мировой нефтью.
Когда произошел пик открытия нефти в мире? Ответить на этот вопрос не так легко, как кажется, потому что международные заявления стран об открытии у себя месторождений нефти во многих случаях являются предметом политических игр. Когда в книгах появляются возросшие цифры по нефтяным данным, бывает сложно сказать, были ли открыты новые месторождения, или же это возрастание - это возрастание в оценке количества нефти в уже имеющихся месторождениях, которые были открыты 20 лет назад? Как бы то ни было, Кемпбелл нашел, что пик отрытия нефти в мире произошел в 1960-е. Имея эту цифру, мы можем предсказать, когда, вероятно, произойдет пик добычи - получается временной промежуток 2006-2015.
Почему важен вопрос о пике, а не о том, когда нефть полностью кончится? Потому что после этого пикового года каждый год количество добываемой нефти будет снижаться, т.е. будет каждый год добываться все меньше и меньше нефти, и если в США мы решили проблему с нехваткой нефти в экономике импортом из-за рубежа - мы спасли свою индустриальную экономику, свой индустриальный стиль жизни путем импорта нефти из-за рубежа, однако когда произойдет пик нефти на всем земном шаре, не будет места, откуда можно было бы эту нефть импортировать. Меж тем наш индустриальный образ жизни, который мы создали вместе со всеми инфраструктурами в 20 веке, чрезвычайно зависим от этого природного ресурса, полностью построен на нем (и, в меньшей степени, на других подобных невозобновляемых ресурсах, как газ или уголь). Когда эти ресурсы начнут исчезать, нам придется реорганизовывать наше индустриальное общество к тому, чтобы обходиться меньшим количеством этих ресурсов, а далее и полностью без них, а в данный момент никто из политиков даже не смотрит в эту сторону, не происходит никакого реального планирования.
И: В своих книгах вы обсуждаете критиков Кемпбелла, так называемых корникопианцев, не могли бы вы рассказать, что такое корникопианцы и почему вы считаете их точку зрения несостоятельной?
П: Слово cornucopianism восходит к легендарному «cornu copia» - «рог изобилия». Корникопианцы, на самом деле, это не только критики Кемпбелла, это сторонники «теории рога изобилия» вообще, а сама идеология рога изобилия - это доминирующая идеология современного нам мира в целом. Эту теорию преподают в каждой экономической школе, она является подтекстом каждой политической речи, и все наше общество в целом пропитано этой идеей - идеей того, что экономический рост может продолжаться вечно, что население земли может расти вечно, и что нам никогда не придется встретиться ни с каким видом ограничений физического мира в этом плане.
В экономике мы смотрим не на ресурсы per se, а на те деньги, которыми эти ресурсы опосредуются. Деньги - это то, что в данном случае действительно может быть создано в неограниченном количестве, деньги создаются путем создания долга, банки создают деньги постоянно. Не существует физического предела возможному количеству этих гипотетических денег. Экономисты предполагают, что если существует достаточно денег для движения экономики, то когда один ресурс станет исчерпываться, то мы можем просто заменить этот ресурс каким-нибудь другим. Это магия рынка, которая полагает, что вечный рост будет фактом всегда. Это очень розовая философия, глядящая на мир сквозь розовые очки - думать, что раз наша жизнь более быстрая и обеспеченная, чем у наших родителей, то это будет так же и для наших детей, и их детей, и так выше и выше бесконечно. Конечно, изменения в технологиях тоже сюда вплелись, мы думаем, что если мы наблюдаем развитие технологий, от радио и телевидения к компьютерам и сотовым телефонам, то это означает, что технологии будут становиться все сильнее, и быстрее, а жизнь будет богаче, без всякого предела - таковы аргументы корникопианцев. В отношении нефти корникопианцы приводят эти же самые аргументы - говорят, что «мы просто не искали нефть во всех местах, где еще можно, если мы поищем, мы обязательно найдем еще нефть, еще много нефти, а также мы можем заменить нефть другими ресурсами - углем, газом, а когда и они закончатся, мы можем заменить их энергией ветра, солнечной энергией, водородной и так далее». Некоторые даже говорят, что нефть и сейчас вовсе не заканчивается, что если мы посмотрим на цифры нефтяных резервов, то они растут, а не уменьшаются, и мы разрабатываем новые технологии для добычи нефти, и если раньше мы могли эффективно извлекать 20-30% из какого-либо отдельной скважины, то сегодня мы разрабатываем технологии, которые позволят добывать 40-50% из той же самой скважины, и это позволит нам продержаться еще десятилетия, а там мы откроем какой-нибудь холодный взрыв или экзотический девайс, поставляющий нам бесплатную энергию.
В реальном мире, однако, не все так просто. Так, например, даже если мы посмотрим на цифры возрастания нефтяных резервов, как Кэмпбелл, то мы увидим, что значительная часть доложенных возрастаний резервов является политической. В 1980-х ОПЕК изменил свои законы и ввел правило, что количество позволенной нефти на экспорт у каждой страны будет зависеть от количества объявленных этой страной наличных ресурсов. Немедленно после введения этого правила каждая страна в ОПЕКе рапортовала об огромных приростах в нефтяных резервах (в некоторых случаях - прирост до 100%). Это были полностью политически спровоцированные цифры, и тем не менее корникопианцы опираются на них, как будто они реальны. Геологическая служба США (GS) полностью купилась на эти цифры, впрочем, у них может быть своя политическая мотивация, они были критиками Хаббарда с самого начала, и хотя Хаббард со своими предсказаниями оказался прав, и философия рога изобилия, которую исповедует американское правительство, многократно оказывалась опрокинутой, GS продолжает предсказывать миллионы и миллиарды баррелей в США, которые якобы ждут нас где-то под землей.
И: Не могли бы вы рассказать о социальных последствиях исчерпания ресурсов, и также о понятии выгоды в энергии.
П: Выгода в энергии - это одна из важнейших идей, которую следует понимать, если вы вообще хотите что-либо понимать в нашей энергетической реальности. Идея заключается в том, что для производства энергии необходимо использовать энергию. Это так и на уровне бактерий, и на уровне человека - необходимо потратить энергию, чтобы произвести энергию, мы должны тратить ресурсы на то, чтобы найти и добыть ресурсы под названием уголь или нефть. Выживание зависит от того, способен ли ты потратить меньше энергии, чем у тебя в итоге окажется, чем ты сможешь добыть. Если количество энергии, которое ты тратишь, оказывается больше, чем то, которое ты добываешь, то это в биологическом мире означает смерть. Когда индустриальное общество нашло нефть - собственно, нефть и создала возможность для существования индустриального общества - оно открыло для себя ресурс с поразительно высоким полезным коэффициентом, выгодный ресурс. Это так и для угля, но в особенности для нефти - и в частности, в ранний период. Я имею в виду, вы должны помнить, что во многих подземных резервуарах нефть находится под давлением. Огромные бассейны этой черной жидкой энергии находились под землей, и, собственно, все, что необходимо было сделать - это воткнуть в землю трубу покрепче, чтобы нефть в результате давления просто поднялась по трубе и хлынула наружу, так, что только успевай подставлять тару. Все, что нужно было потом сделать - это найти способ транспортировки нефти к месту, где вы хотите ее использовать или продавать. Это был бесплатный подарок природы, энергия, которая была произведена миллионы лет назад и сохранена под землей. И энергетическая выгода у этого ресурса в ранние периоды была гораздо выше, чем 100 к 1, то есть, это означает, что, потратив единицу энергии на разработку и обустройство скважины, человек мог собрать с этой скважины не 100, а 200, 300 и так далее единиц энергии. Другие энергетические ресурсы просто не имеют подобного соотношения выгоды - на самом деле, лучше сказать, ни один другой источник, кроме нефти, не имеет такого соотношения. Уголь, ядерная энергия, ветер, солнце и так далее требуют на свое обустройство гораздо больше в соотношении с нефтью раннего периода. Нефть же в свою очередь тоже не имеет постоянного коэффициента выгоды - он снижается и будет продолжать снижаться. Это логично: легко находимая и легко добываемая нефть под большим давлением снимается в первую очередь - если бы вы были нефтяной компанией, вы бы так и поступили, достали сначала то, что ближе лежит и является таким образом самым дешевым в разработке, а затем начали инвестировать в уже более сложно добываемые остатки. В данный момент мы уже добыли почти половину всей нефти, которую мы вообще собираемся добывать, примерно 1 триллион баррелей. И этот первый триллион - это была самая легкая нефть, самая выгодная нефть. Остаток нефти находить и добывать будет не только более сложно, но и более дорого - это означает, что коэффициент энергетической выгоды будет снижаться и снижаться, 40 к 1, 30 к 1, 20 к 1. В данный момент в континентальных США этот уровень уже достиг отметки 1 к 1 - это означает, что на поиски и разработку месторождений в континентальных США уходит столько же энергии, сколько ее получается в результате всей активности. 1 баррель уходит на добычу 1 барреля.
Таким образом, количество выгодной энергии, которая доступна нашему обществу, уже снизилось и снижается год от года. Индустриализм как образ жизни, как общество, построенное на основе идеи неограниченного роста, вообще имел успех только благодаря этому поразительно огромному коэффициенту энергетической выгоды. Именно этот коэффициент позволил нам построить огромные инфраструктуры в сельском хозяйстве и городе, организовать огромных масштабов массовое производство и сеть транспорта всех видов. И это стоит огромного количества энергии - не только создать такие инфраструктуры, но даже просто поддерживать их существование. Каким образом мы собираемся поддерживать их существование, когда мы пройдем - уже прошли - пик разработки энергетических ресурсов, а самое главное, пик выгодности разработки этих ресурсов? Индустриальное общество неминуемо движется к жесткой необходимости сократить расходуемое в год количество энергии, которое мы привыкли расходовать, к необходимости создать совершенно другое, менее энергетически потребительское общество. И вопрос о том, можно ли вообще перестроить индустриальное общество так, чтобы оно потребляло меньше энергии - это открытый вопрос до сих пор. Я считаю, что это вообще самый важный вопрос, с которым нам предстоит столкнуться в 21 столетии.
И: В своих книгах вы говорите о том, что экономический кризис возможен также и на подъеме энергетики, и о том, что также возможно, чтобы экономика оставалась здоровой, несмотря на энергетический кризис, не могли бы вы поговорить об этом?
П: Теоретически возможно, я имею в виду, существует теоретически такая возможность для США, что они начнут перенаправлять финансирование, сотни миллиардов долларов из своих военных программ, развлекательных программ, политических программ, рекламных программ в сферу научных разработок в области энергетики, или допустим, в субсидии для оснащения каждого дома, каждого офисного здания альтернативными видами солнечной или ветровой энергии и так далее, если бы это было сделано, то теоретически, возможно, что индустриальное общество - или, лучше сказать, несколько другой вид индустриального общества, не основанный на экономике роста, к которой мы привыкли, которой сочится любое рекламное объявление, понукающее нас покупать и потреблять больше; потому что мир, в котором мы окружены 20 сортами любого продукта, 20 брэндами любого товара, когда мы заходим в супермаркет и видим 20 видов хлопьев для завтрака, этот вид индустриального общества скоро будет делом прошлого в любом случае - однако какой-то вариант индустриального общества мог бы сохраниться, если бы мы предприняли добровольные координированные усилия по его сохранению, по переходу в это состояние. Но такой процесс неизбежно повлек бы за собой необходимость жертвовать не только на уровне индивидов, но и на уровне больших организаций. Настоящая трагедия идеологии рога изобилия - идеологии нашего общества - в том, что она утверждает, что жертвы не являются необходимыми. Что нам не придется на самом деле ни в какой точке временной прямой столкнуться с тяжелым выбором, связанным с исчерпанием ресурсов и популяционным давлением. И из-за этой нашей коллективной веры в корникопианство шанс того, что мы когда-либо по-настоящему обратимся к координированным мерам, чрезвычайно низок. Это так и из-за того, что наша денежная система построена на корникопианстве, когда каждый доллар или евро вызывается к жизни в результате создания банковского долга, и таким образом имеет на себе ценник с написанным на нем долговым процентом, и таким образом вся эта система требует экономического роста, чтобы избежать неизбежного в противном случае экономического кризиса. Это так и из-за нашей политической системы. Ни один политик никогда не выйдет перед людьми и не скажет «мы должны затянуть пояса и перестать ожидать супербогатого будущего для нас самих и наших детей, ожидать дальнейшего индустриального роста и роста населения, на самом деле, нам необходимо даже снизить рост населения и уменьшить его» - ни один политик не скажет такого, во-первых, потому, что люди никогда за него не проголосуют, а во-вторых, потому что корпорации никогда не дадут ему денег на предвыборную кампанию. Таким образом, мы имеем экономическую систему, основанную на неограниченном росте - не только идеологически, но и структурно, где отсутствие роста неминуемо вызовет экономический коллапс, и мы имеем политическую систему, в которой никто никогда не осмелится принять действительность, и я думаю, что вероятность того, что мы коллективными координированными усилиями перейдем всей планетой к другому, менее энергетически потребительному обществу, чрезвычайно низка.
В 1920-х мы испытывали экономический кризис, не основанный на исчерпании ресурсов, а основанный на перепроизводстве, и похожий кризис надвигается на нас сейчас. В 1920-х инвестиции в новые технологии, в радио создали экономический пузырь, и, конечно автомобиль поднял уровень долга потребителя на огромную, прежде невиданную высоту; сегодня у нас похожая ситуация, когда уровень долга потребителя на доселе невиданной высоте, а инвестиции в новые технологии, интернет и хай-тек, оказались слишком оптимистичными, пузырь за пузырем, пузырь недвижимости и так далее, мы сейчас находимся перед экономическим кризисом, порожденным бизнес-циклом производства и перепроизводства, однако то, что отличает нас от ситуации 1920-х - это отсутствие надежды на длинный период поправки и обратного восхождения. Кризис может быть и хорошей вещью. Во время кризиса снижается покупательная способность, снижается количество производимых товаров, снижается количество потребляемой энергии, то есть это практически навязанная силой программа сохранения энергетических ресурсов. Это то, что произошло в 1970-х, когда произошел первый политически созданный энергетический кризис, и потребление и производство нефти значительно упало, и только благодаря этому падению мы сейчас с вами здесь сидим, потому что если бы этого не произошло, то мировой пик добычи нефти пришелся бы на 1990-1995 (а не ожидаемые сейчас 2006-2015), и сейчас мы с вами сидели бы посреди огромного экономического кризиса. Падение добычи нефти в 70-е дало нам время. Мы не использовали это время с умом - мы его использовали опять для того, чтобы поднять уровень индустриального производства и добычи ресурсов, однако если снова произойдет глобальный экономический кризис, мы имеем шанс опять выиграть себе некоторое количество времени, достаточное для того, чтобы совершить переход, переорганизацию нашего общества на другой уровень потребления энергии. Однако, как я уже говорил, из-за нашей политической и экономической систем вероятность такого развития событий крайне мала.
Интервьюер (И): Расскажите вкратце для непосвященных, в чем состоит проблема нефтяного пика.
Профессор (П): Очень часто, когда я разговариваю с людьми на тему вероятной будущей нехватки нефти и будущем поднятии цен на нефть, они часто отвечают мне что-нибудь вроде «я читал, что нефти хватит еще на 50 лет», или еще на 70 лет, или называют другую какую-то цифру. Как правило, они хотят сказать, что через 50 лет нефть полностью исчерпается. Тем не менее, я считаю, что срок полного исчерпания нефтяных ресурсов будет значительно более длинным, и нефть останется в земле и через 100 лет, и даже, вероятно, будут какие-то способы ее добывания. Однако следует понимать, что вопрос «когда нефть исчезнет» в данном случае - это неправильно поставленный вопрос. Верный вопрос, которым мы должны задаваться - это «когда наступит высшая точка добычи нефти, пик добычи нефти».
В 1950-х годах геолог Хаббард, который работал на Шелл и некоторые другие компании, и преподавал в UCLA и MIT, выявил закономерность, что для любого [американского] нефтяного штата верно утверждение о том, что когда примерно половина найденной там нефти оказывается извлеченной, то становится трудно добывать то, что осталось, и цифра добычи падает, т.е. происходит так называемый пик добычи нефти. Он сделал предположение, что если это верно для Техаса или Оклахомы, то это будет верным и для США в целом. Он рассчитал, что в США пик нефти наступит в 1970. В то время все решили, что он сошел с ума, однако дальнейшие события показали, что он оказался прав, и что в США нефтяной пик действительно произошел в 1970. До 1950 годов США добывали больше нефти, чем любая другая страна в мире, мы были не только ведущим добытчиком нефти, но также и ведущим нефтяным экспортером. Однако сейчас [2003] мы вынуждены импортировать 60% всей используемой нами нефти - это результат исчерпания нефтяных ресурсов. Мы находимся в пост-пиковом периоде и не способны производить столько нефти в день или в год, сколько мы добывали в 1970. Хаббард и его последователи, такие, как Д. Кэмпбелл, нашли, что открытие нефтяных ресурсов в США достигло пика в 1930-е. То есть между пиком открытия месторождений и пиком добычи существует временной промежуток - это естественно, для того, чтобы добывать нефть, нужно сначала ее найти. Кемпбелл впоследствии спроецировал ситуацию в США («кривую Хаббарда») на ситуацию с мировой нефтью.
Когда произошел пик открытия нефти в мире? Ответить на этот вопрос не так легко, как кажется, потому что международные заявления стран об открытии у себя месторождений нефти во многих случаях являются предметом политических игр. Когда в книгах появляются возросшие цифры по нефтяным данным, бывает сложно сказать, были ли открыты новые месторождения, или же это возрастание - это возрастание в оценке количества нефти в уже имеющихся месторождениях, которые были открыты 20 лет назад? Как бы то ни было, Кемпбелл нашел, что пик отрытия нефти в мире произошел в 1960-е. Имея эту цифру, мы можем предсказать, когда, вероятно, произойдет пик добычи - получается временной промежуток 2006-2015.
Почему важен вопрос о пике, а не о том, когда нефть полностью кончится? Потому что после этого пикового года каждый год количество добываемой нефти будет снижаться, т.е. будет каждый год добываться все меньше и меньше нефти, и если в США мы решили проблему с нехваткой нефти в экономике импортом из-за рубежа - мы спасли свою индустриальную экономику, свой индустриальный стиль жизни путем импорта нефти из-за рубежа, однако когда произойдет пик нефти на всем земном шаре, не будет места, откуда можно было бы эту нефть импортировать. Меж тем наш индустриальный образ жизни, который мы создали вместе со всеми инфраструктурами в 20 веке, чрезвычайно зависим от этого природного ресурса, полностью построен на нем (и, в меньшей степени, на других подобных невозобновляемых ресурсах, как газ или уголь). Когда эти ресурсы начнут исчезать, нам придется реорганизовывать наше индустриальное общество к тому, чтобы обходиться меньшим количеством этих ресурсов, а далее и полностью без них, а в данный момент никто из политиков даже не смотрит в эту сторону, не происходит никакого реального планирования.
И: В своих книгах вы обсуждаете критиков Кемпбелла, так называемых корникопианцев, не могли бы вы рассказать, что такое корникопианцы и почему вы считаете их точку зрения несостоятельной?
П: Слово cornucopianism восходит к легендарному «cornu copia» - «рог изобилия». Корникопианцы, на самом деле, это не только критики Кемпбелла, это сторонники «теории рога изобилия» вообще, а сама идеология рога изобилия - это доминирующая идеология современного нам мира в целом. Эту теорию преподают в каждой экономической школе, она является подтекстом каждой политической речи, и все наше общество в целом пропитано этой идеей - идеей того, что экономический рост может продолжаться вечно, что население земли может расти вечно, и что нам никогда не придется встретиться ни с каким видом ограничений физического мира в этом плане.
В экономике мы смотрим не на ресурсы per se, а на те деньги, которыми эти ресурсы опосредуются. Деньги - это то, что в данном случае действительно может быть создано в неограниченном количестве, деньги создаются путем создания долга, банки создают деньги постоянно. Не существует физического предела возможному количеству этих гипотетических денег. Экономисты предполагают, что если существует достаточно денег для движения экономики, то когда один ресурс станет исчерпываться, то мы можем просто заменить этот ресурс каким-нибудь другим. Это магия рынка, которая полагает, что вечный рост будет фактом всегда. Это очень розовая философия, глядящая на мир сквозь розовые очки - думать, что раз наша жизнь более быстрая и обеспеченная, чем у наших родителей, то это будет так же и для наших детей, и их детей, и так выше и выше бесконечно. Конечно, изменения в технологиях тоже сюда вплелись, мы думаем, что если мы наблюдаем развитие технологий, от радио и телевидения к компьютерам и сотовым телефонам, то это означает, что технологии будут становиться все сильнее, и быстрее, а жизнь будет богаче, без всякого предела - таковы аргументы корникопианцев. В отношении нефти корникопианцы приводят эти же самые аргументы - говорят, что «мы просто не искали нефть во всех местах, где еще можно, если мы поищем, мы обязательно найдем еще нефть, еще много нефти, а также мы можем заменить нефть другими ресурсами - углем, газом, а когда и они закончатся, мы можем заменить их энергией ветра, солнечной энергией, водородной и так далее». Некоторые даже говорят, что нефть и сейчас вовсе не заканчивается, что если мы посмотрим на цифры нефтяных резервов, то они растут, а не уменьшаются, и мы разрабатываем новые технологии для добычи нефти, и если раньше мы могли эффективно извлекать 20-30% из какого-либо отдельной скважины, то сегодня мы разрабатываем технологии, которые позволят добывать 40-50% из той же самой скважины, и это позволит нам продержаться еще десятилетия, а там мы откроем какой-нибудь холодный взрыв или экзотический девайс, поставляющий нам бесплатную энергию.
В реальном мире, однако, не все так просто. Так, например, даже если мы посмотрим на цифры возрастания нефтяных резервов, как Кэмпбелл, то мы увидим, что значительная часть доложенных возрастаний резервов является политической. В 1980-х ОПЕК изменил свои законы и ввел правило, что количество позволенной нефти на экспорт у каждой страны будет зависеть от количества объявленных этой страной наличных ресурсов. Немедленно после введения этого правила каждая страна в ОПЕКе рапортовала об огромных приростах в нефтяных резервах (в некоторых случаях - прирост до 100%). Это были полностью политически спровоцированные цифры, и тем не менее корникопианцы опираются на них, как будто они реальны. Геологическая служба США (GS) полностью купилась на эти цифры, впрочем, у них может быть своя политическая мотивация, они были критиками Хаббарда с самого начала, и хотя Хаббард со своими предсказаниями оказался прав, и философия рога изобилия, которую исповедует американское правительство, многократно оказывалась опрокинутой, GS продолжает предсказывать миллионы и миллиарды баррелей в США, которые якобы ждут нас где-то под землей.
И: Не могли бы вы рассказать о социальных последствиях исчерпания ресурсов, и также о понятии выгоды в энергии.
П: Выгода в энергии - это одна из важнейших идей, которую следует понимать, если вы вообще хотите что-либо понимать в нашей энергетической реальности. Идея заключается в том, что для производства энергии необходимо использовать энергию. Это так и на уровне бактерий, и на уровне человека - необходимо потратить энергию, чтобы произвести энергию, мы должны тратить ресурсы на то, чтобы найти и добыть ресурсы под названием уголь или нефть. Выживание зависит от того, способен ли ты потратить меньше энергии, чем у тебя в итоге окажется, чем ты сможешь добыть. Если количество энергии, которое ты тратишь, оказывается больше, чем то, которое ты добываешь, то это в биологическом мире означает смерть. Когда индустриальное общество нашло нефть - собственно, нефть и создала возможность для существования индустриального общества - оно открыло для себя ресурс с поразительно высоким полезным коэффициентом, выгодный ресурс. Это так и для угля, но в особенности для нефти - и в частности, в ранний период. Я имею в виду, вы должны помнить, что во многих подземных резервуарах нефть находится под давлением. Огромные бассейны этой черной жидкой энергии находились под землей, и, собственно, все, что необходимо было сделать - это воткнуть в землю трубу покрепче, чтобы нефть в результате давления просто поднялась по трубе и хлынула наружу, так, что только успевай подставлять тару. Все, что нужно было потом сделать - это найти способ транспортировки нефти к месту, где вы хотите ее использовать или продавать. Это был бесплатный подарок природы, энергия, которая была произведена миллионы лет назад и сохранена под землей. И энергетическая выгода у этого ресурса в ранние периоды была гораздо выше, чем 100 к 1, то есть, это означает, что, потратив единицу энергии на разработку и обустройство скважины, человек мог собрать с этой скважины не 100, а 200, 300 и так далее единиц энергии. Другие энергетические ресурсы просто не имеют подобного соотношения выгоды - на самом деле, лучше сказать, ни один другой источник, кроме нефти, не имеет такого соотношения. Уголь, ядерная энергия, ветер, солнце и так далее требуют на свое обустройство гораздо больше в соотношении с нефтью раннего периода. Нефть же в свою очередь тоже не имеет постоянного коэффициента выгоды - он снижается и будет продолжать снижаться. Это логично: легко находимая и легко добываемая нефть под большим давлением снимается в первую очередь - если бы вы были нефтяной компанией, вы бы так и поступили, достали сначала то, что ближе лежит и является таким образом самым дешевым в разработке, а затем начали инвестировать в уже более сложно добываемые остатки. В данный момент мы уже добыли почти половину всей нефти, которую мы вообще собираемся добывать, примерно 1 триллион баррелей. И этот первый триллион - это была самая легкая нефть, самая выгодная нефть. Остаток нефти находить и добывать будет не только более сложно, но и более дорого - это означает, что коэффициент энергетической выгоды будет снижаться и снижаться, 40 к 1, 30 к 1, 20 к 1. В данный момент в континентальных США этот уровень уже достиг отметки 1 к 1 - это означает, что на поиски и разработку месторождений в континентальных США уходит столько же энергии, сколько ее получается в результате всей активности. 1 баррель уходит на добычу 1 барреля.
Таким образом, количество выгодной энергии, которая доступна нашему обществу, уже снизилось и снижается год от года. Индустриализм как образ жизни, как общество, построенное на основе идеи неограниченного роста, вообще имел успех только благодаря этому поразительно огромному коэффициенту энергетической выгоды. Именно этот коэффициент позволил нам построить огромные инфраструктуры в сельском хозяйстве и городе, организовать огромных масштабов массовое производство и сеть транспорта всех видов. И это стоит огромного количества энергии - не только создать такие инфраструктуры, но даже просто поддерживать их существование. Каким образом мы собираемся поддерживать их существование, когда мы пройдем - уже прошли - пик разработки энергетических ресурсов, а самое главное, пик выгодности разработки этих ресурсов? Индустриальное общество неминуемо движется к жесткой необходимости сократить расходуемое в год количество энергии, которое мы привыкли расходовать, к необходимости создать совершенно другое, менее энергетически потребительское общество. И вопрос о том, можно ли вообще перестроить индустриальное общество так, чтобы оно потребляло меньше энергии - это открытый вопрос до сих пор. Я считаю, что это вообще самый важный вопрос, с которым нам предстоит столкнуться в 21 столетии.
И: В своих книгах вы говорите о том, что экономический кризис возможен также и на подъеме энергетики, и о том, что также возможно, чтобы экономика оставалась здоровой, несмотря на энергетический кризис, не могли бы вы поговорить об этом?
П: Теоретически возможно, я имею в виду, существует теоретически такая возможность для США, что они начнут перенаправлять финансирование, сотни миллиардов долларов из своих военных программ, развлекательных программ, политических программ, рекламных программ в сферу научных разработок в области энергетики, или допустим, в субсидии для оснащения каждого дома, каждого офисного здания альтернативными видами солнечной или ветровой энергии и так далее, если бы это было сделано, то теоретически, возможно, что индустриальное общество - или, лучше сказать, несколько другой вид индустриального общества, не основанный на экономике роста, к которой мы привыкли, которой сочится любое рекламное объявление, понукающее нас покупать и потреблять больше; потому что мир, в котором мы окружены 20 сортами любого продукта, 20 брэндами любого товара, когда мы заходим в супермаркет и видим 20 видов хлопьев для завтрака, этот вид индустриального общества скоро будет делом прошлого в любом случае - однако какой-то вариант индустриального общества мог бы сохраниться, если бы мы предприняли добровольные координированные усилия по его сохранению, по переходу в это состояние. Но такой процесс неизбежно повлек бы за собой необходимость жертвовать не только на уровне индивидов, но и на уровне больших организаций. Настоящая трагедия идеологии рога изобилия - идеологии нашего общества - в том, что она утверждает, что жертвы не являются необходимыми. Что нам не придется на самом деле ни в какой точке временной прямой столкнуться с тяжелым выбором, связанным с исчерпанием ресурсов и популяционным давлением. И из-за этой нашей коллективной веры в корникопианство шанс того, что мы когда-либо по-настоящему обратимся к координированным мерам, чрезвычайно низок. Это так и из-за того, что наша денежная система построена на корникопианстве, когда каждый доллар или евро вызывается к жизни в результате создания банковского долга, и таким образом имеет на себе ценник с написанным на нем долговым процентом, и таким образом вся эта система требует экономического роста, чтобы избежать неизбежного в противном случае экономического кризиса. Это так и из-за нашей политической системы. Ни один политик никогда не выйдет перед людьми и не скажет «мы должны затянуть пояса и перестать ожидать супербогатого будущего для нас самих и наших детей, ожидать дальнейшего индустриального роста и роста населения, на самом деле, нам необходимо даже снизить рост населения и уменьшить его» - ни один политик не скажет такого, во-первых, потому, что люди никогда за него не проголосуют, а во-вторых, потому что корпорации никогда не дадут ему денег на предвыборную кампанию. Таким образом, мы имеем экономическую систему, основанную на неограниченном росте - не только идеологически, но и структурно, где отсутствие роста неминуемо вызовет экономический коллапс, и мы имеем политическую систему, в которой никто никогда не осмелится принять действительность, и я думаю, что вероятность того, что мы коллективными координированными усилиями перейдем всей планетой к другому, менее энергетически потребительному обществу, чрезвычайно низка.
В 1920-х мы испытывали экономический кризис, не основанный на исчерпании ресурсов, а основанный на перепроизводстве, и похожий кризис надвигается на нас сейчас. В 1920-х инвестиции в новые технологии, в радио создали экономический пузырь, и, конечно автомобиль поднял уровень долга потребителя на огромную, прежде невиданную высоту; сегодня у нас похожая ситуация, когда уровень долга потребителя на доселе невиданной высоте, а инвестиции в новые технологии, интернет и хай-тек, оказались слишком оптимистичными, пузырь за пузырем, пузырь недвижимости и так далее, мы сейчас находимся перед экономическим кризисом, порожденным бизнес-циклом производства и перепроизводства, однако то, что отличает нас от ситуации 1920-х - это отсутствие надежды на длинный период поправки и обратного восхождения. Кризис может быть и хорошей вещью. Во время кризиса снижается покупательная способность, снижается количество производимых товаров, снижается количество потребляемой энергии, то есть это практически навязанная силой программа сохранения энергетических ресурсов. Это то, что произошло в 1970-х, когда произошел первый политически созданный энергетический кризис, и потребление и производство нефти значительно упало, и только благодаря этому падению мы сейчас с вами здесь сидим, потому что если бы этого не произошло, то мировой пик добычи нефти пришелся бы на 1990-1995 (а не ожидаемые сейчас 2006-2015), и сейчас мы с вами сидели бы посреди огромного экономического кризиса. Падение добычи нефти в 70-е дало нам время. Мы не использовали это время с умом - мы его использовали опять для того, чтобы поднять уровень индустриального производства и добычи ресурсов, однако если снова произойдет глобальный экономический кризис, мы имеем шанс опять выиграть себе некоторое количество времени, достаточное для того, чтобы совершить переход, переорганизацию нашего общества на другой уровень потребления энергии. Однако, как я уже говорил, из-за нашей политической и экономической систем вероятность такого развития событий крайне мала.