цикл "Стишочки ебаного года"
Скорая помощь
речь отворивший двери не запирает
речь его тварна течет и не замирает
у десницы шуйца воду не забирает
и никто им не умирает
шуйца десницу холит лелет моет
каждый перст безымян ей и каждый ноет
на ладонь ложится выть и как баба воет
и десница не забывает
кесарева ключа что в двери торчаша
как в ладони кругла тяжела поминальна чаша
как воды словно речи не удержать начавши
и не сделать тише
кровь отворяющий миску дрожаще держит
режет наискосок скальпель ведет все ниже
молвит речь отворяющему: ну вот же
ну же, ведь это ты же
стонет больной
за стеной соседи
просят сделать потише
речь отворяющий отворачивается
не слышит
***
расскажи как такое бывает какая сказка
он ее под локоть везде осторожно скользко
как хрустальную держит мягко и стелет низко
тяжело тебе? да нисколько
он ее пожитки несет заводные жутки
ужасочки складывает отряхивает бомжатки
расправляет плечики ей кулачок сердечка
отворяет его и другие нычки
а потом с растворенной кожей с раскрытым адом
он ее этак бережно накрывает пледом
притворяет дверь и выскальзывает наружу
и никто ему там не нужен
как из девочки нынче она превратилась в мокрицу
до которой противно дотронуться прикоснуться
только если в перчатке нечетких писем неясных вёсен
десны стиснув а то и смотреть несносно
кость-то бросить совестно за компостом
и когда она воет его только ветер носит.
Мир спасает красоту
красота остается совсем одна
и клянет себя дотемна
что вот, дескать, румяна была, да на
тебе: вышла, вишь, не годна
и сидит у окна холодна, бледна,
ни жива сидит, ни жена.
а вокруг расцветает ее весна
и после еще одна.
так сидит она, как война страшна,
корешок на пути зерна.
словно снегом, болью занесена
или льдом полна
и не видит мира, что в ней до дна
и хранит ее имена,
и не знает, что расцветет весна,
и с нею - еще одна.
***С.А. Толстая
любимый мой, от смерти не сбежать
ни в этот год, ни в будущий, в который,
допустим, опустеет мой пиджак
тот, мы с тобой тогда еще
который
который год я вижу этот свет
несущий небеса над нами
несущийся над нами в небе
сами
мы были, как в молитве, в естестве
своем с тобой так страшно откровенны
что между нами не было и нет
не вывернутой наизнанку вены
наедине
и вот теперь, когда душой налИтой
я утонула в сумрачном лесу
ты вспомни обо мне
ты например молитвой
а я тебе оттуда принесу
благую весть, что будущее есть
и там, где нас с тобой пока что нету
откуда толком мне не рассмотреть
ни этот столб недостижимый света
ни смерть
***Памяти М. Генделева
От
полуночного серебра
к полужизненному:
я здесь.
Тоньше вОлоса
голосА
соловьиной вести:
Ад
раскрывается посрамившему
но не весь
А
оборачиваясь
половиной своея смерти.
Был он
Аз,
Отмщение и броня.
Агнцевы ребра таскать из огня
принцевы острова
из подсоленного доставать
кипятка залива
не дрогнула бы рука.
А
теперь в груди заливная рыба
дышит багровая головня.
А
вечная память
павшим пред Ним
ниц
в каждом городе
где
крепостное сердце как старый город
А
Ницца Твоя,
доставшаяся другим -
вечная памятка,
раскатанная дорога до
Иеговы.
От
любви до ненависти
одним
полукругом выгнутые качели
Ад -
это
то,
что снизу
у той дуги,
а не то,
что мы бы с тобой хотели.
Или
проще: вот
отнятые от груди
души воинов стали каменною стеною
сердца Города
И
Его,
которого посреди,
я надеюсь,
тоже меня зароют.
***
давай скажу тебе твоим
шершавым языком войны,
как пальцем крутит элохим
и молчаливый серафим
стоит с айпадом
над телом родины ойвэй
от милой родины твоей
до милой родины моей
поди доедь не охреней
и стой не падай
как муза милая моя
так муза милая твоя
медузой чешут волосья
краями
сшиты на живую
на нитку тонкую судьбы
и рано бы, да надо бы -
отведай, отче, отведи
от нас, твоих
детей седых
и рану, полную воды,
и ножевую.