"Вы их даже не представляете" (Альтернативная история современной России)
Точка расхождения с текущей историей - 10 декабря 2011 года.
- Ну всё, - говорит Севастьянов, наливая чай из пузатого ресторанного чайника. - Они его продавят.
В телевизоре Пархоменко - мордастый-бородастый, по виду одесский биндюжник, Фроим Грач из бабелевских рассказов - кричит с думской трибуны, что революция должна уметь себя защищать и что страна буквально задыхается без нового закона об экстремизме.
В телевизоре Пархоменко - мордастый-бородастый, по виду одесский биндюжник, Фроим Грач из бабелевских рассказов - кричит с думской трибуны, что революция должна уметь себя защищать и что страна буквально задыхается без нового закона об экстремизме.
- Ленина цитирует, - зачем-то сообщает Александр Никитич и прихлёбывает горяченького.
- Он у них в крови, они все потомки комиссаров, - пытается подхватить тему какой-то малознакомый мне товарищ, но Севастьянов давит его взглядом, и тот растерянно затихает.
- Ленин у них в крови, - сообщает Александр Никитич, выдержав паузу, - потомки комиссаров, всё правильно... Но дело не в этом. За ними стоит объективный ресурс. Вот смотрите, - он начинает загибать пальцы, - у них была огромная финансовая и медийная подпитка. Про финансы я не говорю, банкиры дали деньги на свержение Путина, это был вопрос, решённый ещё на всемирном форуме... - Севастьянов чешет в бороде, вспоминая какой-нибудь всемирный форум, который был перед Декабрём, но потом бросает это малоинтересное занятие. - «Новая газета», «Серебряный дождь», всякие... - он запинается, - всякие интернетные ресурсы.
- У Путина вообще весь телевизор был, все федеральные телеканалы, - не соглашается Володя Тор, пододвигая к себе хлебницу.
- А вот это как раз ничего не значит! - Севастьянову нравится спорить, но возражений он не любит. - Все журналисты сочувствовали белоленточным, все! За двадцать лет либералы подготовили тотальное медийное превосходство именно в журналистском корпусе! Помните эти передачи с площади Революции? Как они красиво показывали этих - и в каком виде выставляли ОМОН?
- По-моему, - вступаю в разговор я, - нормально показывали. Так там всё и было. Я же видел.
- А вам теперь не стыдно, Константин Анатольевич, что вы там были? - иронизирует Севастьянов. - Собственными, можно сказать, ручками привели к власти врагов России и русского народа...
- А Путин был прямо-таки марципанчик для русского народа? - не выдерживаю я.
- Путин был исторически обречён! - с необыкновенной уверенностью сообщает Севастьянов. - Он должен был или уйти, или повернуться лицом к России и русским! Хотя скорее он бы ушёл, потому что его уже списали транснациональные элиты, - несколько сбавляет тон Александр Никитич. - Но это должно было произойти эволюционным путём! Э-во-лю-ци-он-ным! - голос его крепнет, бурая лужица чая в чашке чуть подрагивает. - А теперь смотрите, кто у власти! Пархоменко! Алла Гербер! Быков, наконец!
- Быков в Думу не ходит, - язвительно замечает Максим Брусиловский. - Говорит, там скучно.
- Зато из телевизора не вылазит, - замечает Тор.
- Он оттуда и до того не вылазил, - не выдерживаю я. - Вот уж кто меньше всех получил, так это Быков.
- А этот, как его, грузин... Фандорин! - кипятится Севастьянов. - Его же нельзя подпускать к культуре! А теперь он председатель думской комиссии...
- Временный председатель, до июньских выборов, - уточняю я.
- Выборы! Это будет фарс! Забудьте... - Александр Никитич продолжает кипятиться. - Они взяли власть и теперь не отдадут её никогда. Был только один шанс. Надо было тогда, десятого...
- Что именно надо было? - уточняю я. - Давить, что-ли, танками?
- Может, и давить! - пытается проявить кровожадность Александр Никитич, потом обречённо машет рукой. - Был шанс, - наконец говорит он. - Изолировать Лимонова и увести всех с площади Революции. Но не к Кремлю, а назад, от Кремля!
- Никто бы не пошёл, - уверенно говорит Тор. - Не те были настроения.
- Пошли бы. Надо было договориться с устроителями, с тем же Пархоменко, с Немцовым. Пообещать им что-нибудь, навешать лапши на уши. Лишь бы ушли. Например, на набережную Шевченко.
- Восемьдесят тысяч на Шевченко не поместилось бы, - столь же уверенно говорит Тор.
- Ну и ладно, растеряли бы половину по дороге... Или вот Болотная площадь. Туда можно было всех. Поорали бы и разошлись. А потом можно было затянуть процесс, как-то воздействовать... Может быть, пожертвовать Думой, но провести президентские выборы.
- История не знает сослагательного наклонения, - сообщает кто-то, мне лично незнакомый. - Как получилось, так получилось.
- А русское движение в той же самой заднице, что и прежде, - вздыхает Севастьянов. - Сейчас они примут закон об экстремизме и нас всех запретят.
- Не примут, у Пархоменко всего десять голосов, - говорит Брусиловский, - ну ещё Яшин с Собчак, но это скорее антирейтинг. Навальный их не поддержит.
- А кто такой Навальный? Исполняющий обязанности Президента, то есть фигура временная, - презрительно кривится Севастьянов. - И эта его политика - нашему и вашему! Вы же понимаете, что он просто пешка в руках Пархоменко и Гербер! И Быкова, наконец!
Я представляю себе, как Быков вертит в руках долговязого и.о. Президента, и фыркаю.
В телевизоре какая-то говорящая голова, заросшая по самые брови, - кажется, Гельфанд из президентского совета по науке - уверенно сообщает корреспонденту, что фракция Пархоменко голосов не набирает.
- Понимаете, - нудит он, - вся беда в том, что в результате декабрьских событий мы получили и нелегитимную, и крайне фрагментированную структуру... я имею в виду Думу, - поправляется он, - которая не может принять ни одного понятного решения. Куда мы движемся, а главное, зачем - это неясно. Например, совершенно неясно, что в Думе делают левые. Вы помните предложение Удальцова о национализации собственности олигархов? Это безумие, что оно вообще было принято к рассмотрению...
- Очень дельное, кстати, предложение было, - замечает Александр Никитич. Он не любит левых, не любит Удальцова, но неизменно одобряет практически все их выходки.
Тут мобильник, лежащий на столе у Севастьянова, начинает звенеть и дёргаться. Александр Никитич смотрит на приборчик с неодобрением: он терпеть не может мобильные телефоны и пользуется ими только в случае крайней надобности.
- Здравствуйте, голубчик, - говорит он в трубку таким тоном, что я на месте голубчика поёжился бы. - Да, есть минутка поговорить... Да, знаю... Что? Кто предложил? Я с этим типом на одном гектаре, прошу прощения у присутствующих здесь дам... - Севастьянов громко произносит грубое мужицкое слово, потом долго слушает.
- Ну если так... Но только - слышите, только! - если у меня будут реальные рычаги. Ре-аль-ны-е! Я не намерен работать зицпредседателем и служить ширмой для каких-то политтехнологов! Если вам нужен зицпредседатель, пригласите какого-нибудь Милитарёва, - слово «Милитарёв» Никитич произносит с неописуемым отвращением. - Что? Когда встреча? Где?
Он бросает в трубку ещё несколько слов, прощается, кладёт приборчик на стол.
- Зовут в «Русский Имперский Союз», - сообщает он в пространство. - Говорят, что возглавить партию больше некому. Нужен старый, опытный боец, - в голосе его прорезывается сдержанное, солидное самодовольство.
- А при Путине партию с таким названием не зарегистрировали бы, - вставляет свои пять копеек Брусиловский.
- И что? - тут же вскипает Александр Никитич. - Важна суть, а не название. Вы их ещё не знаете, вы даже не представляете, на что они способны, - воздевает он перст к потолку. - Теперь системные либералы укрепятся, легитимизируют себя на июньских выборах и начнут систематическую ликвидацию русского движения. Мы о Путине ещё пожалеем, попомните мои слова.
http://russlife.ru/allday/day/20121206/read/vy-ikh-dazhe-ne-predstavlyaete/
10 декабря 2011 года - дата начала массовых протестных выступлений в Москве и других городах России. Последовавшие за этим события привели к т.н. «июньскому кризису», в результате которого власть в России перешла к Правительству переходного периода во главе с А. Навальным, сформировавшему т.н. «временную Думу» на основе квот для всех политических сил, принимавших участие в протестном движении. Принят Закон о политических партиях, ведётся подготовка к думским выборам, намеченным на лето
2013 года.
- Ну всё, - говорит Севастьянов, наливая чай из пузатого ресторанного чайника. - Они его продавят.
В телевизоре Пархоменко - мордастый-бородастый, по виду одесский биндюжник, Фроим Грач из бабелевских рассказов - кричит с думской трибуны, что революция должна уметь себя защищать и что страна буквально задыхается без нового закона об экстремизме.
В телевизоре Пархоменко - мордастый-бородастый, по виду одесский биндюжник, Фроим Грач из бабелевских рассказов - кричит с думской трибуны, что революция должна уметь себя защищать и что страна буквально задыхается без нового закона об экстремизме.
- Ленина цитирует, - зачем-то сообщает Александр Никитич и прихлёбывает горяченького.
- Он у них в крови, они все потомки комиссаров, - пытается подхватить тему какой-то малознакомый мне товарищ, но Севастьянов давит его взглядом, и тот растерянно затихает.
- Ленин у них в крови, - сообщает Александр Никитич, выдержав паузу, - потомки комиссаров, всё правильно... Но дело не в этом. За ними стоит объективный ресурс. Вот смотрите, - он начинает загибать пальцы, - у них была огромная финансовая и медийная подпитка. Про финансы я не говорю, банкиры дали деньги на свержение Путина, это был вопрос, решённый ещё на всемирном форуме... - Севастьянов чешет в бороде, вспоминая какой-нибудь всемирный форум, который был перед Декабрём, но потом бросает это малоинтересное занятие. - «Новая газета», «Серебряный дождь», всякие... - он запинается, - всякие интернетные ресурсы.
- У Путина вообще весь телевизор был, все федеральные телеканалы, - не соглашается Володя Тор, пододвигая к себе хлебницу.
- А вот это как раз ничего не значит! - Севастьянову нравится спорить, но возражений он не любит. - Все журналисты сочувствовали белоленточным, все! За двадцать лет либералы подготовили тотальное медийное превосходство именно в журналистском корпусе! Помните эти передачи с площади Революции? Как они красиво показывали этих - и в каком виде выставляли ОМОН?
- По-моему, - вступаю в разговор я, - нормально показывали. Так там всё и было. Я же видел.
- А вам теперь не стыдно, Константин Анатольевич, что вы там были? - иронизирует Севастьянов. - Собственными, можно сказать, ручками привели к власти врагов России и русского народа...
- А Путин был прямо-таки марципанчик для русского народа? - не выдерживаю я.
- Путин был исторически обречён! - с необыкновенной уверенностью сообщает Севастьянов. - Он должен был или уйти, или повернуться лицом к России и русским! Хотя скорее он бы ушёл, потому что его уже списали транснациональные элиты, - несколько сбавляет тон Александр Никитич. - Но это должно было произойти эволюционным путём! Э-во-лю-ци-он-ным! - голос его крепнет, бурая лужица чая в чашке чуть подрагивает. - А теперь смотрите, кто у власти! Пархоменко! Алла Гербер! Быков, наконец!
- Быков в Думу не ходит, - язвительно замечает Максим Брусиловский. - Говорит, там скучно.
- Зато из телевизора не вылазит, - замечает Тор.
- Он оттуда и до того не вылазил, - не выдерживаю я. - Вот уж кто меньше всех получил, так это Быков.
- А этот, как его, грузин... Фандорин! - кипятится Севастьянов. - Его же нельзя подпускать к культуре! А теперь он председатель думской комиссии...
- Временный председатель, до июньских выборов, - уточняю я.
- Выборы! Это будет фарс! Забудьте... - Александр Никитич продолжает кипятиться. - Они взяли власть и теперь не отдадут её никогда. Был только один шанс. Надо было тогда, десятого...
- Что именно надо было? - уточняю я. - Давить, что-ли, танками?
- Может, и давить! - пытается проявить кровожадность Александр Никитич, потом обречённо машет рукой. - Был шанс, - наконец говорит он. - Изолировать Лимонова и увести всех с площади Революции. Но не к Кремлю, а назад, от Кремля!
- Никто бы не пошёл, - уверенно говорит Тор. - Не те были настроения.
- Пошли бы. Надо было договориться с устроителями, с тем же Пархоменко, с Немцовым. Пообещать им что-нибудь, навешать лапши на уши. Лишь бы ушли. Например, на набережную Шевченко.
- Восемьдесят тысяч на Шевченко не поместилось бы, - столь же уверенно говорит Тор.
- Ну и ладно, растеряли бы половину по дороге... Или вот Болотная площадь. Туда можно было всех. Поорали бы и разошлись. А потом можно было затянуть процесс, как-то воздействовать... Может быть, пожертвовать Думой, но провести президентские выборы.
- История не знает сослагательного наклонения, - сообщает кто-то, мне лично незнакомый. - Как получилось, так получилось.
- А русское движение в той же самой заднице, что и прежде, - вздыхает Севастьянов. - Сейчас они примут закон об экстремизме и нас всех запретят.
- Не примут, у Пархоменко всего десять голосов, - говорит Брусиловский, - ну ещё Яшин с Собчак, но это скорее антирейтинг. Навальный их не поддержит.
- А кто такой Навальный? Исполняющий обязанности Президента, то есть фигура временная, - презрительно кривится Севастьянов. - И эта его политика - нашему и вашему! Вы же понимаете, что он просто пешка в руках Пархоменко и Гербер! И Быкова, наконец!
Я представляю себе, как Быков вертит в руках долговязого и.о. Президента, и фыркаю.
В телевизоре какая-то говорящая голова, заросшая по самые брови, - кажется, Гельфанд из президентского совета по науке - уверенно сообщает корреспонденту, что фракция Пархоменко голосов не набирает.
- Понимаете, - нудит он, - вся беда в том, что в результате декабрьских событий мы получили и нелегитимную, и крайне фрагментированную структуру... я имею в виду Думу, - поправляется он, - которая не может принять ни одного понятного решения. Куда мы движемся, а главное, зачем - это неясно. Например, совершенно неясно, что в Думе делают левые. Вы помните предложение Удальцова о национализации собственности олигархов? Это безумие, что оно вообще было принято к рассмотрению...
- Очень дельное, кстати, предложение было, - замечает Александр Никитич. Он не любит левых, не любит Удальцова, но неизменно одобряет практически все их выходки.
Тут мобильник, лежащий на столе у Севастьянова, начинает звенеть и дёргаться. Александр Никитич смотрит на приборчик с неодобрением: он терпеть не может мобильные телефоны и пользуется ими только в случае крайней надобности.
- Здравствуйте, голубчик, - говорит он в трубку таким тоном, что я на месте голубчика поёжился бы. - Да, есть минутка поговорить... Да, знаю... Что? Кто предложил? Я с этим типом на одном гектаре, прошу прощения у присутствующих здесь дам... - Севастьянов громко произносит грубое мужицкое слово, потом долго слушает.
- Ну если так... Но только - слышите, только! - если у меня будут реальные рычаги. Ре-аль-ны-е! Я не намерен работать зицпредседателем и служить ширмой для каких-то политтехнологов! Если вам нужен зицпредседатель, пригласите какого-нибудь Милитарёва, - слово «Милитарёв» Никитич произносит с неописуемым отвращением. - Что? Когда встреча? Где?
Он бросает в трубку ещё несколько слов, прощается, кладёт приборчик на стол.
- Зовут в «Русский Имперский Союз», - сообщает он в пространство. - Говорят, что возглавить партию больше некому. Нужен старый, опытный боец, - в голосе его прорезывается сдержанное, солидное самодовольство.
- А при Путине партию с таким названием не зарегистрировали бы, - вставляет свои пять копеек Брусиловский.
- И что? - тут же вскипает Александр Никитич. - Важна суть, а не название. Вы их ещё не знаете, вы даже не представляете, на что они способны, - воздевает он перст к потолку. - Теперь системные либералы укрепятся, легитимизируют себя на июньских выборах и начнут систематическую ликвидацию русского движения. Мы о Путине ещё пожалеем, попомните мои слова.
http://russlife.ru/allday/day/20121206/read/vy-ikh-dazhe-ne-predstavlyaete/
10 декабря 2011 года - дата начала массовых протестных выступлений в Москве и других городах России. Последовавшие за этим события привели к т.н. «июньскому кризису», в результате которого власть в России перешла к Правительству переходного периода во главе с А. Навальным, сформировавшему т.н. «временную Думу» на основе квот для всех политических сил, принимавших участие в протестном движении. Принят Закон о политических партиях, ведётся подготовка к думским выборам, намеченным на лето
2013 года.