Некоторые малоизвестные факты из истории советской экономики. (Начало)
В свете безудержной демагогии властей о «переходе нашей страны к рынку» в начале 90-х годов у неискушенных людей может возникнуть впечатление, что раньше никакого рынка у нас не было, и только с приходом к власти «благодетелей» в лице команды Ельцина он впервые начал создаваться. Но так ли это? Попробуем выяснить.
Для начала неплохо было бы понять, что такое рынок.
Это совокупность социально-экономических отношений в сфере обмена, посредством которых осуществляется реализация товаров и окончательное признание общественного характера заключенного в них труда. Под рынком (по крайней мере, на сколько-нибудь серьезном, масштабном уровне) подразумевается производство на продажу и накопление. (А не для собственных потребностей или обмена, продажи с целью получения предметов, служащих непосредственно удовлетворению этих потребностей.) Он может быть регулируемым, (причем в очень разной степени) или (во всяком случае, относительно) нерегулируемым.
Сделаем экскурс в историю. Во времена «военного коммунизма» были официально отменены любые денежные платежи, всякие денежные отношения между предприятиями внутри национализированного сектора экономики, в ее госсекторе вообще. С 1918 по 1921 годы таковых не было. (Н.И.Бухарин в cвоей «Азбуке коммунизма» 1919 гордился этим, как важным шагом на пути к коммунизму.) Однако следует заметить, что национализированный сектор составил большую часть промышленности не ранее второй половины 1919 года, а к концу 1920 вобрал в себя подавляющее большинство предприятий.
Известно, что товарно-денежные отношения, все платежи в экономике, были полностью восстановлены в правах при введении НЭПа. (Май 1921 года.) Частный сектор в промышленности стал расширяться. В госсекторе установился хозрасчет. Создавались тресты, которые управляли группами предприятий, как единым целым. К концу 1922 - началу 1923 годов 90% промышленных предприятий СССР были объединены в 421 трест. Существенной особенностью этих трестов и предприятий было то, что они не финансировались из госбюджета, а должны были работать по принципу коммерческого расчета и приносить прибыль, которая, (после определенных отчислений производителям), должна была идти в пользу государства, как владельца, собственника основных фондов этих предприятий. Но и промышленность, и крестьянство были свободны торговать своей продукцией на рынке, по ценам, которые диктовал, как правило, последний.
Между прочим, в боле поздние времена, то, что от НЭПа отказались, официально никогда не признавалось. Формально, он вообще никогда не отменялся в Советском Союзе. И это отнюдь не было только демагогической уловкой. В посленэповские времена в стране никогда не отменялись ни цены, ни прибыль, ни товарно-денежные отношения между предприятиями. Могут, конечно, заметить, что поскольку собственником всех основных средств производства являлась одна организация - государство, действительного обмена не происходило. Но реальная экономическая действительность опровергает правомерность антитезы «товарное производство - натуральное хозяйство» на макроуровне. Она работает на микроуровне, когда речь идет об отдельных хозяйственных единицах, но неправомерна в макроэкономике, применительно к комплексным хозяйственным системам, ибо не исчерпывает всего содержания реальных экономических связей. Следует учитывать, что такие категории, как цена, деньги, прибыль, являются экономическими инвариантами, то есть, присущи любой экономической системе, будь она плановой или рыночной. Разница лишь в том, какими методами формируются категории, ряд категорий. В «плановой», «командно-административной» системе, например, цены определяются государством, «сверху», в директивном порядке, при рыночной свободно конкурентной - в процессе взаимодействия участников.
Экономические механизмы, формирующие эти инварианты через взаимодействие равноправных хозяйственных ячеек, можно назвать горизонтальными, те же, что формируют их через вышестоящие управляющие органы - вертикальными. Но самих категорий не может не быть.
Более того. Экономические реформы 1929-1932 годов проходили в СССР под знаком усиления хозрасчета и товарно-денежных отношений. (В частности, налоговая и кредитная реформы 1930 года).
Вследствие этих реформ тресты, в том виде, как они существовали при НЭПе, были распущены. Каждое предприятие формально стало самостоятельным юридическим лицом, официально находящимся на полном хозрасчете и имеющим свои собственные фонды, где оставался определенный процент от прибыли, доходов. Оно могло получать банковские кредиты, которые обязано было возвращать с процентами. (Явление чисто капиталистическое, по Марксу). Правда, кредитование одними предприятиями, организациями других было запрещено, а правом предоставления кредитов в доперестроечном СССР пользовались только Госбанк страны, Стройбанк и Внешторгбанк.
Разумеется, каждое «самостоятельное хозрасчетное юридическое лицо» обязано было производить платежи, отчисления из прибыли в бюджет. В размере ее свободного остатка «сверх потребностей предприятия», но не менее 10%.
Безусловно, нельзя отрицать, что в стране установилась административно-командная система, претерпевшая, впрочем, ряд любопытных метаморфоз. На рубеже 20-х - 30-х годов резко усилилось управление промышленностью через наркоматы.
В 1930 году уже только 5% промышленной продукции поставлялось по договорам поставщиков с потребителями, против 85% в предыдущем году.
В 1928-1929 годах были приняты постановления ВСНХ и ЦК, которые установили полный и неограниченный контроль директоров на предприятиях и в учреждениях, абсолютное единоначалие по отношению к подчиненным. (Окончательно похоронив последние жалкие остатки какого бы то ни было реального контроля снизу.)
Мало кто знает, что примерно с 1934 года командно-административные рычаги в управлении советской экономикой несколько ослабли. (При всё большем усилении социальной дифференциации и нагнетании жестоких репрессий.) Директорам предоставили некоторые права предпринимателей, причем их возможность класть часть прибыли в свой карман расширилась. В середине 30-х годов белоэмигрантский Институт экономических исследований охарактеризовал сдвиги в советской экономике, как стремление «организовать производство и обмен между государственными предприятиями на принципах конкурентного хозяйства, на началах личной заинтересованности, рентабельности, прибыльности». Позднее, конечно, командные рычаги управления экономикой усилились снова. (Однако вышесказанное отнюдь не утратило своего значения.)
19 апреля 1936 года на предприятиях были вполне официально учреждены так называемые директорские фонды. (Формально предназначенные «для поддержки социальной сферы и выплаты премий за выдающиеся производственные показатели».) Туда должно было поступать не менее 4% всех плановых доходов и 50% всех остальных доходов. В руках директорского корпуса сосредотачивались огромные суммы. (Кстати, в 1937-1938 годах было репрессировано «только» 24% директорского корпуса, (причем в большинстве случаев - руководители невоенных предприятий)). Это помимо очень высоких, по советским меркам, зарплат, (раз в 10 выше средней по стране), и премий. Официально директор предприятия, перевыполнившего план на 10%, получал, бывало, 70% премии, (дополнительно к окладу, от его размера), на 20-110%, на 30-150%, на 50-230%. Есть сведения, что определенный процент прибыли начислялся директорам, управленцам высокого ранга по секретной смете. Существовала тантьема - скрытая система оплаты, вознаграждения для большого начальства, (как правило, доставлялась в конвертах).
Таким образом, никак нельзя сказать, что советские хозяйственные руководители не были заинтересованы в прибыли. (В отличие, кстати, от директоров заводов ряда капиталистических корпораций, которые были заинтересованы только в выполнении планов. Между прочим, один из руководителей Госплана Болгарии, Е.Матеев, был очень удивлен, побывав (уже в 60-х годах) в плановом центре американской корпорации «Кайзер Алюминиум Хэмикел Корпорейшн» и узнав от начальника этого центра, что «директора заводов в прибыли не заинтересованы, они заинтересованы лишь в том, чтобы как следует выполнить мой план.» На вопрос, почему же их не заинтересовывают в прибыли, американский плановик ответил: «Потому, что собственником является корпорация». В капиталистических концернах и корпорациях никогда не было понятия, подобного «хозрасчету». Внутри них предприятия собственных фондов не имеют. Вся прибыль там аккумулируется в центре. Изобретен даже специальный термин - «профитцентр»). Это вовсе не противоречит обязательности выполнения плана.
Между прочим, в гитлеровской Германии принципы прибыльности вполне сочетались с принципами выполнения планов. Закон от 27 февраля 1934 года жестко установил, что предпринимательские союзы всецело подчиняются министерству экономики. Собственники, хозяева предприятий и банков объявлялись служащими государства, полновластными руководителями, вождями своих коллективов. (Система «фюрер-принцип»). Крупнейших капиталистов нацистская верхушка назначила на руководящие посты в государственном аппарате.
Им предоставили должности, связанные с регулированием экономики. Таким образом, в стране провели своеобразную национализацию, огосударствление хозяйства, придав правящему классу корпоративно-элитный характер. Тоталитарный режим требует абсолютного господства во всех сферах, включая, разумеется, и экономику. В Германии в компетенции исключительно государства находились такие важнейшие вопросы экономической деятельности, как объем и ассортимент производства, цены на продукцию, выбор контрагентов в обмене, (т.е. поставщика и покупателя). Все это определялось ни в коем случае не выбором отдельных предпринимателей, а централизованными правительственными решениями, совершаясь по указанию из центра. Чистая командная система. Впрочем, она и официально называлась «планкоммандвиртшафт» - «планово-командное хозяйство».
Но вернемся к России. В послевоенное время командная система СССР продолжала развитие по собственной логике. План по валовым показателям по-прежнему сочетался с прибыльностью. (Кстати говоря, еще с февраля 1941 года была введена система прямых договоров между предприятиями, главками. Во время войны этого стало меньше, в послевоенный период она расширилась опять. Настолько, что 21 апреля 1949 года приняли систему ежегодных генеральных соглашений между главками, центральными ведомствами, между предприятиями в рамках этих соглашений, а не непосредственно. Однако по разрешению министерства договоры, купля-продажа могли происходить и вне этих соглашений, прямо между предприятиями. Позднее тоже бывало по-разному.
В стране рос черный рынок промышленных товаров. Руководители негласно накапливали запчасти, материалы, оборудование; предприятия и отрасли соревновались друг с другом по наличию ресурсов. В поисках дефицитных материалов по всему Союзу ездили «толкачи», которые с помощью взяток и подкупа обеспечивали свое предприятие или участок.
Существовала даже фиктивная промышленность. Из-за хронического дефицита многие предприятия организовывали свои «собственные» карликовые цеха для производства запчастей, реализуя их, обеспечивая дополнительную прибыль директорам. Вообще, о привилегиях советских государственных управляющих говорить можно долго.
Кроме того, что в руках этой категории населения находились большие денежные богатства, хочу напомнить о некоторых малоизвестных фактах. Например, в 30-е годы в СССР практиковалось такое явление как…аренда земли. Последнюю сдавали некоторые председатели колхозов, директора совхозов, особенно руководители совхозов ГПУ. Таким образом, они эксплуатировали крестьян в качестве не только агентов государства, но и «классических» помещиков.
А в послевоенные годы ввели так называемый «малый НЭП», руководители, председатели артелей (подчас вновь создаваемых, но, как правило, более-менее подконтрольных государству, конечно), клали в свой карман, по негласному разрешению сверху, солидный процент прибыли.
Кстати, «теневая экономика» вовсю существовала и при Сталине, часто в виде подпольных цехов, выпускавших «левую» продукцию. Впрочем, грань между официально организованной и «теневой» экономической деятельностью носила в нашей стране (по крайней мере, от определенного уровня), весьма условный, расплывчатый характер, а подчас и вообще отсутствовала, но об этом ниже.
После смерти Сталина имело место несколько попыток реформировать советскую экономику. Некоторые рыночные реформы предлагали Берия и Маленков. В 1957 году были созданы совнархозы, существовавшие до 1965 года. Ими пытались заменить отраслевые министерства, вовсе не меняя этим сущность советской экономики.
Затем грянула известная «косыгинская» реформа. (В 1965 году). Официально она заключалась в расширении прав предприятий. Однако совнархозы реформировали и восстановили отраслевые министерства. (Опять же, органы административного, приказного управления производством).
Предприятия стали в большей степени работать от прибыли. Значительную часть из них перевели на новую систему планирования и экономического стимулирования. Некоторым образом изменилась система налогообложения хозяйственных единиц. Если до середины 60-х годов эти платежи производили в форме отчислений от прибыли, то затем, «в целях усиления хозрасчета», были введены три вида платежей из прибыли в бюджет: плата за производственные фонды, рентный платеж, а также взносы из свободного остатка прибыли, выполнявшие функции «окончательного регулирования взаимоотношений предприятий с госбюджетом по использованию прибыли». Фактически, реально процент прибыли, оставлявшийся предприятиям, (т.е. директорам) возрастал.
В 1966 году хозяйственные единицы перечислили в бюджет 73% полученной прибыли, в 1970 - 62%, в 1977 - 56%. Соответственно, «в распоряжении предприятий» оставалось 27%, 30% и 44%. С 1965 по 1977 годы процент прибыли, направленный в «фонды экономического стимулирования и другие фонды» возрос с 9% до 18%. (В наибольшей степени стимулировалась, естественно, дирекция). Была еще одна, самая загадочная статья в распределении прибыли - «на другие цели». (Уж не частные ли доходы директоров?) В середине 60-х сюда шло 14% прибыли, в 1970 - 10%, в 1977 - 17%.
Реформа 1965 года не затронула командную систему всерьез. Оптовые цены на продукцию по-прежнему устанавливались в директивном порядке. Мера использования такой категории, как прибыль, возросла. Однако ее можно получить как за счет снижения себестоимости, так и путем повышения цен. Сработали добавочные стимулы к такому завышению. Например, неучтенный скрытый рост оптовых цен на продукцию машиностроения составил в 1966-1970 годах 33% против 18% в предыдущей пятилетке. (Разумеется, инфляция в СССР всегда существовала). Тем не менее, красивые показатели эффекта реформы всячески расписывались. Покупатели были, как и раньше, отстранены от влияния на установление цен. В конечном счете, эта реформа скорее разладила старый хозяйственный механизм, чем создала новый.
Окончание статьи -- см. на http://assipatl.livejournal.com/1030.html