(no subject)
Когда мне было неполных десять лет, у меня умерла мама. Мы с братом тогда были в больнице - отравились маринованными помидорами за несколько дней до этого. Мама приходила в больницу навещать нас, но однажды вечером пришла не она, а наши соседи - отец моего одноклассника и еще кто-то с ним. Я плохо помню события тех дней, кажется в тот раз они сказали, что она в больнице, а забрали нас - они же - на следующий день. Помню, что я не сильно обеспокоилась за маму - ну в больнице и в больнице, я вон тоже в больнице и со мной все в порядке. Но решила, что правильно будет поинтересоваться, как она, впрочем, я не помню, какой ответ получила, кажется, не особо вразумительный.
Позже у кого-то с языка слетело, что она уже умерла. Я восстанавливаю в памяти события тридцатилетней давности, поэтому не помню точно, что я чувствовала. Кажется, основными чувствами были страх и абсолютное непонимание ситуации. Смерть мамы была совершенно неожиданной, ведь она покончила с собой.
Забрали нас в дом к соседям. У них был большой дом и одиннадцать или двенадцать детей.
Внезапно мир для меня стал очень большим. До этого я знала лишь дом, школу и дорогу между ними. Ну и еще больницу, в которой мы с братом лечились от отравления. А тут - дом соседей, в котором жило очень много практически незнакомых людей, плюс еще много людей приходило и уходило. Мир расширился, а вместе с ним - и количество всего непонятного и страшного. Я мысленно спрашивала - а что же теперь будет с нами? Спрашивать вслух я не решалась - не понимала, кого можно об этом спросить. Я пыталась понять смерть мамы - что это означает, «мама умерла»? Ответ, который я нашла, был: это значит, что я ее больше не увижу. Не услышу шарканье ее тапочек за дверью спальни и ее голос.
Мои отношения с ней были довольно тяжелыми. Она была вспыльчивой, скорой на расправу, часто закрывалась в своей комнате. Но все-таки она была основой моего маленького мира, даже не основой, а каким-то ограничителем, тем, что делало мой мир знакомым, более-менее понятным и - самое главное - стабильным, хоть и не всегда предсказуемым. В моем мире были знакомые стены, игрушки и книжки, школа, рогалики, которые можно было купить, возвращаясь домой. Были конфликты с мамой и братом, были знакомые люди, были какие-то привычные события и действия.
Все это исчезло. И на смену пришли вопросы. Одни вопросы, ответов на которые я не знала. И, наверное, меня очень пугали эти вопросы, эта неопределенность и непредсказуемость, этот внезапно изменившийся и расширившийся мир... Поэтому я переключилась на казавшийся более понятным вопрос - как помочь младшему брату пройти сквозь это. Это не было благородным решением, это была отчаянная попытка сбежать от пугающей ситуации. Не знаю, чем бы я могла помочь ему. Но единственное, на что я могла тогда опереться - это то, что я старшая, и мне как-то надо взять на себя ответственность. Что это за ответственность, как ее берут и что с ней надо делать, я не знала. Но потом этот выбор надолго определит мое отношение ко всем вокруг - друзьям, возлюбленным и пр. - я старшая, на мне ответственность.
Моему брату тогда было шесть лет. Я помню, как пришла в комнату, где он был, и сказала ему, что мама умерла. Мне помнится, что он отреагировал спокойно. Кажется, он уже слышал об этом, или, может, догадался.
Вокруг было много взрослых. Они вели себя по-разному. Кто-то просто замалчивал тему смерти мамы, жалея нас или смотря жалостливым взглядом, когда думали, что мы не видим. Кто-то пытался развеселить. В целом, было очень непонятно, как себя вести со всеми этими людьми. Каким-то канонам вежливости меня, конечно, учили - и я пыталась им следовать. В один из этих дней ко мне пришли учительницы из школы - классрук и учительница продленки. Я не знаю, зачем. Было очень непривычно видеть учительниц не в школе. И я пыталась быть вежливой - я улыбнулась им, приветствуя. Наверное, я еще была рада увидеть знакомые лица, и подумала, что эти люди из доброты пришли, ну, может поддержать. И учительница продленки сказала: «что ты радуешься, у тебя мама умерла!». Я, конечно, осеклась. Я не знала, какую маску нужно надеть, чтобы люди вокруг меня были довольны.
В память врезались несколько событий из тех дней. Одно из них - кто-то принес из нашего дома клетку с попугаями и канарейками. Мы, дети, выбрали одну из канареек, как милую птичку, которую можно гладить, один из нас (может быть и я) достал эту канарейку. Передавали ее из рук в руки, и, видимо, случайно сломали ему (это был самец) ногу. Мы были по-детски неосторожны, и по-детски же не умели прочувствовать боль маленького существа. Кто-то уложил канарейку на поверхность, потом мы, видимо, о нем забыли, и кто-то еще случайно на него сел. Ему сломали ребра, он тяжело дышал. Не помню, что было дальше, кажется, он умер, и мы отнесли его во двор. Другое событие - меня вместе с другими детьми приставили молоть мясо в ручной мясорубке. Я этого не умела - у нас дома была электрическая, и этим всегда занималась мама. Одна из девочек крутила ручку, а я засовывала куски мяса. И мне прищемило палец. Было очень больно, до слез, но другие девочки надо мной смеялись - ведь они это умели, а я - нет.
Помню отрывок с похорон матери. Нас привели в какое-то странное помещение - мне оно, почему-то, запомнилось как огромный гараж - бетонное, с низкой крышей. Там стоял гроб... я не помню, закрыта ли была крышка. Кажется, да. Но видимо, я часто обращалась к этим воспоминаниям и, наверное, немного их «переписала», потому что иногда мне кажется, что крышка была открыта и я видела тело. Кто-то сказал - пускай дети поцелуют маму, попрощаются. Я очень не хотела целовать труп, и мне повезло, когда кто-то другой сказал, что не надо травмировать детей.
Все это происходило в России. Через несколько дней приехали мои родственники из Армении. Приехали они забрать нас с братом, но я тогда этого не знала, а так как всем взрослым это казалось очевидным, то никто и не удосужился нам это объяснить. Мамину сестру с ее мужем я знала - видела их несколько раз, а вот маминого брата видела впервые. Он был веселый и добрый, но странный для меня - я впервые видела такую густую черную поросль на груди. Муж тети тоже развлекал нас и хозяйских детей. Тетю в те дни я не очень запомнила, но, кажется, она была не особо довольна всей ситуацией.
Я помню один странный разговор между взрослыми. Там была одна бабушка, которая говорила, что в какой-то момент увидела вспышку света, пролетавшую мимо часов с кукушкой. А потом она узнала, что именно в этот момент моя мама умерла. И этот свет типа был ее душой. Было очень странно слышать такое, но, наверное объяснимо - это было время повального увлечения всякой мистикой, Кашпировским и прочими вангами...
Дом, где мы жили с мамой, был опечатан: проходило расследование самоубийства. Но тетя пошла со мной туда, в сопровождении следователя. Он сказал: не трогайте ничего, возьмите только ценные вещи и самое необходимое для детей. Кажется, тетя спрашивала меня, где лежит то-то и то-то. Я знала не все. Тетя взяла мамино золото, деньги, какую-то одежду для нас с братом, и, почему-то мамин утюг - были такие, с черно-белой узорной оплеткой провода... Не знаю, зачем ей был утюг, тогда я решила, что она берет его на память (а может, она так сказала), хотя по-моему, это странный выбор памятного предмета.
Потом было долгое путешествие в Армению - сначала на поезде, где мой брат тихо лежал с высоченной температурой на верхней полке, потом на самолете...
Только спустя почти тридцать лет я смогла решиться вспомнить переживания тех дней. Это был несправедливый поступок со стороны мамы. Нечестно было вот так бросить нас одних. Я много раз осмысливала ее поступок, по крохам собирая информацию. Мама покончила с собой из-за отчима, который нашел себе новую женщину. Мужчина оказался для нее важнее детей. Это определило мое отношение и к женщинам, и к мужчинам - первых я презирала за то, что из-за мужчин они становятся слабыми, вторых я просто невзлюбила, потому что не хотела быть слабой, как мама. Вообще, быть сильной стало моим всем. Кроме того, этот период полнейшей непредсказуемости и непонятности тоже сильно повлиял: с тех пор я все вокруг пытаюсь хоть как-то объяснить, сделать понятным. Выдерживать незнание для меня стало невозможным. Мамина смерть повлияла также на мое доверие к людям. Если в любой момент человек может бросить, сделав меня настолько незначимой, полностью разрушив мой мир,что я вообще ни на что не могу влиять, то как ему доверять? Ну и провальная попытка взять на себя ответственность за брата - я ее не выдержала - вылилась в тотальную ненависть к нему, под которой лежало всеобъемлющее чувство вины, с которым я смогла разобраться лишь полгода назад. Да и умение строить хоть какие-то отношения свелось лишь к тому, что я опекала и контролировала всех, как детей.
Я пишу все это для осмысления и структурирования - для себя. Но если вы прочитали - я очень долго запрещала себе жалеть себя, это первая попытка - присоединитесь ко мне, пожалуйста.
Позже у кого-то с языка слетело, что она уже умерла. Я восстанавливаю в памяти события тридцатилетней давности, поэтому не помню точно, что я чувствовала. Кажется, основными чувствами были страх и абсолютное непонимание ситуации. Смерть мамы была совершенно неожиданной, ведь она покончила с собой.
Забрали нас в дом к соседям. У них был большой дом и одиннадцать или двенадцать детей.
Внезапно мир для меня стал очень большим. До этого я знала лишь дом, школу и дорогу между ними. Ну и еще больницу, в которой мы с братом лечились от отравления. А тут - дом соседей, в котором жило очень много практически незнакомых людей, плюс еще много людей приходило и уходило. Мир расширился, а вместе с ним - и количество всего непонятного и страшного. Я мысленно спрашивала - а что же теперь будет с нами? Спрашивать вслух я не решалась - не понимала, кого можно об этом спросить. Я пыталась понять смерть мамы - что это означает, «мама умерла»? Ответ, который я нашла, был: это значит, что я ее больше не увижу. Не услышу шарканье ее тапочек за дверью спальни и ее голос.
Мои отношения с ней были довольно тяжелыми. Она была вспыльчивой, скорой на расправу, часто закрывалась в своей комнате. Но все-таки она была основой моего маленького мира, даже не основой, а каким-то ограничителем, тем, что делало мой мир знакомым, более-менее понятным и - самое главное - стабильным, хоть и не всегда предсказуемым. В моем мире были знакомые стены, игрушки и книжки, школа, рогалики, которые можно было купить, возвращаясь домой. Были конфликты с мамой и братом, были знакомые люди, были какие-то привычные события и действия.
Все это исчезло. И на смену пришли вопросы. Одни вопросы, ответов на которые я не знала. И, наверное, меня очень пугали эти вопросы, эта неопределенность и непредсказуемость, этот внезапно изменившийся и расширившийся мир... Поэтому я переключилась на казавшийся более понятным вопрос - как помочь младшему брату пройти сквозь это. Это не было благородным решением, это была отчаянная попытка сбежать от пугающей ситуации. Не знаю, чем бы я могла помочь ему. Но единственное, на что я могла тогда опереться - это то, что я старшая, и мне как-то надо взять на себя ответственность. Что это за ответственность, как ее берут и что с ней надо делать, я не знала. Но потом этот выбор надолго определит мое отношение ко всем вокруг - друзьям, возлюбленным и пр. - я старшая, на мне ответственность.
Моему брату тогда было шесть лет. Я помню, как пришла в комнату, где он был, и сказала ему, что мама умерла. Мне помнится, что он отреагировал спокойно. Кажется, он уже слышал об этом, или, может, догадался.
Вокруг было много взрослых. Они вели себя по-разному. Кто-то просто замалчивал тему смерти мамы, жалея нас или смотря жалостливым взглядом, когда думали, что мы не видим. Кто-то пытался развеселить. В целом, было очень непонятно, как себя вести со всеми этими людьми. Каким-то канонам вежливости меня, конечно, учили - и я пыталась им следовать. В один из этих дней ко мне пришли учительницы из школы - классрук и учительница продленки. Я не знаю, зачем. Было очень непривычно видеть учительниц не в школе. И я пыталась быть вежливой - я улыбнулась им, приветствуя. Наверное, я еще была рада увидеть знакомые лица, и подумала, что эти люди из доброты пришли, ну, может поддержать. И учительница продленки сказала: «что ты радуешься, у тебя мама умерла!». Я, конечно, осеклась. Я не знала, какую маску нужно надеть, чтобы люди вокруг меня были довольны.
В память врезались несколько событий из тех дней. Одно из них - кто-то принес из нашего дома клетку с попугаями и канарейками. Мы, дети, выбрали одну из канареек, как милую птичку, которую можно гладить, один из нас (может быть и я) достал эту канарейку. Передавали ее из рук в руки, и, видимо, случайно сломали ему (это был самец) ногу. Мы были по-детски неосторожны, и по-детски же не умели прочувствовать боль маленького существа. Кто-то уложил канарейку на поверхность, потом мы, видимо, о нем забыли, и кто-то еще случайно на него сел. Ему сломали ребра, он тяжело дышал. Не помню, что было дальше, кажется, он умер, и мы отнесли его во двор. Другое событие - меня вместе с другими детьми приставили молоть мясо в ручной мясорубке. Я этого не умела - у нас дома была электрическая, и этим всегда занималась мама. Одна из девочек крутила ручку, а я засовывала куски мяса. И мне прищемило палец. Было очень больно, до слез, но другие девочки надо мной смеялись - ведь они это умели, а я - нет.
Помню отрывок с похорон матери. Нас привели в какое-то странное помещение - мне оно, почему-то, запомнилось как огромный гараж - бетонное, с низкой крышей. Там стоял гроб... я не помню, закрыта ли была крышка. Кажется, да. Но видимо, я часто обращалась к этим воспоминаниям и, наверное, немного их «переписала», потому что иногда мне кажется, что крышка была открыта и я видела тело. Кто-то сказал - пускай дети поцелуют маму, попрощаются. Я очень не хотела целовать труп, и мне повезло, когда кто-то другой сказал, что не надо травмировать детей.
Все это происходило в России. Через несколько дней приехали мои родственники из Армении. Приехали они забрать нас с братом, но я тогда этого не знала, а так как всем взрослым это казалось очевидным, то никто и не удосужился нам это объяснить. Мамину сестру с ее мужем я знала - видела их несколько раз, а вот маминого брата видела впервые. Он был веселый и добрый, но странный для меня - я впервые видела такую густую черную поросль на груди. Муж тети тоже развлекал нас и хозяйских детей. Тетю в те дни я не очень запомнила, но, кажется, она была не особо довольна всей ситуацией.
Я помню один странный разговор между взрослыми. Там была одна бабушка, которая говорила, что в какой-то момент увидела вспышку света, пролетавшую мимо часов с кукушкой. А потом она узнала, что именно в этот момент моя мама умерла. И этот свет типа был ее душой. Было очень странно слышать такое, но, наверное объяснимо - это было время повального увлечения всякой мистикой, Кашпировским и прочими вангами...
Дом, где мы жили с мамой, был опечатан: проходило расследование самоубийства. Но тетя пошла со мной туда, в сопровождении следователя. Он сказал: не трогайте ничего, возьмите только ценные вещи и самое необходимое для детей. Кажется, тетя спрашивала меня, где лежит то-то и то-то. Я знала не все. Тетя взяла мамино золото, деньги, какую-то одежду для нас с братом, и, почему-то мамин утюг - были такие, с черно-белой узорной оплеткой провода... Не знаю, зачем ей был утюг, тогда я решила, что она берет его на память (а может, она так сказала), хотя по-моему, это странный выбор памятного предмета.
Потом было долгое путешествие в Армению - сначала на поезде, где мой брат тихо лежал с высоченной температурой на верхней полке, потом на самолете...
Только спустя почти тридцать лет я смогла решиться вспомнить переживания тех дней. Это был несправедливый поступок со стороны мамы. Нечестно было вот так бросить нас одних. Я много раз осмысливала ее поступок, по крохам собирая информацию. Мама покончила с собой из-за отчима, который нашел себе новую женщину. Мужчина оказался для нее важнее детей. Это определило мое отношение и к женщинам, и к мужчинам - первых я презирала за то, что из-за мужчин они становятся слабыми, вторых я просто невзлюбила, потому что не хотела быть слабой, как мама. Вообще, быть сильной стало моим всем. Кроме того, этот период полнейшей непредсказуемости и непонятности тоже сильно повлиял: с тех пор я все вокруг пытаюсь хоть как-то объяснить, сделать понятным. Выдерживать незнание для меня стало невозможным. Мамина смерть повлияла также на мое доверие к людям. Если в любой момент человек может бросить, сделав меня настолько незначимой, полностью разрушив мой мир,что я вообще ни на что не могу влиять, то как ему доверять? Ну и провальная попытка взять на себя ответственность за брата - я ее не выдержала - вылилась в тотальную ненависть к нему, под которой лежало всеобъемлющее чувство вины, с которым я смогла разобраться лишь полгода назад. Да и умение строить хоть какие-то отношения свелось лишь к тому, что я опекала и контролировала всех, как детей.
Я пишу все это для осмысления и структурирования - для себя. Но если вы прочитали - я очень долго запрещала себе жалеть себя, это первая попытка - присоединитесь ко мне, пожалуйста.