(no subject)
Закрывая тему: что не так с исторической наукой
Очередной спор с "историками" (от слов "влипнуть в историю"):
http://lentaru.livejournal.com/29189.html?thread=1825285#t1849605
Это что, вот посмотрел на днях минут десять "лекцию" какого-то профессионального историка в одном из профильных московских вузов. Раз промотал вперёд, другой... Напыжился гишторик и методично несёт полнейшую околесицу. Ссылки давать не буду, чтобы не рекламировать. В частности, гишторик, по ходу "лекции", в очередной раз спорит с фоменковцами. Очень удобный (коллективный) оппонент, особенно если опровергать не критическую составляющую фоменковщины (действительно заслуживающую внимания, по кр. мере, в трудах нек. близких в разные годы к Фоменко авторов, таких, как М. Постников), а её конструктивную составляющую, с бреднями про доисторическую русскую империю (в советские годы Фоменко и Постников получили от властей ультиматум: или добавить к своим лекциям по критике исторического метода "конструктивную" сторону ура-патриотической направленности, или свернуть проект; Фоменко выбрал первый вариант, а Постников второй).
Вот так у гишториков просто: "опроверг" Фоменко, придравшись к наиболее невразумительному из "конструктивных" тезисов, и всё. О методе можно не вспоминать. А я таки напомню, в чём дело. Итак, для начала, акентируем, что дискуссии вменяемых авторов с историками (к числу вменяемых я бы отнёс раннего Фоменко, а ткж Постникова и Галковского, возможно ткж Уве Топпера, а из околофоменковцев - Иванова-Диста) сосредоточены вокруг метода исторической науки. Все споры вокруг негодности самого метода, а не наличия/ отсутствия каких-то данных, собранных на основе существующего метода исторической науки.
Суть критики метода, в обобщённом виде (адресуясь, фактически, ко всем общественным наукам) в конце 1960х изложил В. А. Лефевр в знаменитых "Конфликтующих структурах" (за которые в начале 1970х он был депортирован в США, оставив соратников - Щедровицкого-отца и писателя А. Зиновьева - создавать Московский методологический кружок, позднее ставший интеллектуальным штабом чубайсистов и разработчиком концепции "Русского мира"; сам же Лефевр стал профессором престижного универа, встречался с Президентом Рейганом и принимал участие в разработке методик подрывных операций против СССР).
Естественнонаучная традиция, окончательно сложившаяся в первой половине нашего столетия, содержит в своей основе два скрытых постулата. Первый постулат, если его попытаться выразить «апокрифически», гласит: «Теория об объекте, имеющаяся у исследователя, не является продуктом деятельности самого объекта». Второй постулат: объект не зависит от факта существования теорий, отражающей этот объект. Естественнонаучная традиция возникла в суровой борьбе с теологическими концепциями. Первый постулат фиксирует доминирующее положение исследователя по отношению к объекту: не существует объектов, принципиально превосходящих исследователя по совершенству, которые способны проникать в замыслы исследователя и либо мешать ему, либо помогать познавать себя. Тезис о том, что «природа не злонамеренна», является одной из форм осознания этого постулата. По существу этот постулат является следствием отказа от признания наличия высшего начала и откровения. Второй постулат порождает возможность говорить о свойствах и законах, присущих вещам. Они существуют объективно и лишь фиксируются исследователем. Если же принять возможность влияния научной концепции на объект, то теория, отражающая некоторую закономерность, может изменить эту закономерность-, и тем самым произойдет саморазрушение истинности теории.
Рассматриваемая нами ситуация принципиально отличается от той, которая хорошо осознана представителями квантовой физики: знания, извлекаемые исследователем, зависят или, более того, являются результатом взаимодействия объекта с прибором. Но сами знания, например фактом своего опубликования, не * оказывают никакого влияния на свойства и характер „физических процессов, которые отражены в этих знаниях. Например, величина постоянной Планка, не зависит от факта «своего опубликования».
Заметим, что поскольку научная концепция не является физическим явлением, ее нельзя считать компонентой прибора.
Два рассмотренных постулата возникли в основном в рамках физических исследований.
Изучение психических явлений имеет длинную историю, в которой переплетаются теологические, психиатрические и собственно научные линии. Конец прошлого века и начало нынешнего характерны попытками превратить психологию в научную теорию. Образцом должны были стать дисциплины, добившиеся наибольших успехов, в первую очередь физика.
<...>
Приступая к исследованию социально-психологических явлений, исследователь становится всего лишь од ним из персонажей в специфической игре, которую мы назвали рефлексивной. Поскольку он не может исключить возможность контакта с исследуемыми персонажами, то его теоретические конструкции, будучи ассимилированными этими «другими персонажами», могут кардинально изменить 'функционирование всей системы. С другой стороны, исследователь может оказаться в плену у объекта: его концепция может быть навязана ему объектом.
http://314159.ru/lefebvre/lefebvre1.htm
Гишторики любят заявлять, что их метод предусматривает возможность фальсификаций, против которых используется критика источников и спеиальные экспертизы. Впрочем, детально и конкретно обсуждать процедуру ДОКАЗЫВАНИЯ в исторической науке ни один профессиональный историк никогда не решится (по кр. мере, я ни разу не был свидетелем диалога по существу по данному вопросу: на критику метода проф. историк ВСЕГДА отвечает однотипно: наиболее бредовыми цитатами из Фоменко и Носовского, с их немедленным "опровержением") . Полагаю, дело не только в глубокой личной неуверенности историков, но и в некой негласной установке кураторов исторической науки в Эрефии.
Итак, ликвидируют ли критика источников и отдельные экспертизы (радиоуглеродная, почерковедческая, материаловедческая и др.) отмеченный Лефевром методологический баг? Очевидно, что нет. И тому есть причины как фундаментальные, так и чисто технические. Наиболее фундаментальной причиной является тот факт, что объект исследования историка, являясь одновременно субъектом (причём таким, который ВКЛЮЧАЕТ в себя и каждого конкретного историка, и всю профессиональную корпорацию), обладает большими ресурсами, чем историк, вкл. способность к рефлексии (анализу, моделированию, манипулированию). Этот фундаментальный факт никоим образом не может быть поколеблен отдельными действиями чисто технического порядка. Ибо и сами эти действия являются объектом анализа, моделирования и манипулирования со стороны изучаемого объекта.
Если говорить конкретней, спускаясь ближе к техническим деталям, то вопросы, относимые к предмету исторической науки, являются одним из юридических оснований современного геополитического, экономического и финансового статус-кво в глобалном масштабе (пока что, в основном, планетарном, но в недалёком будущем уже и в масштабе Солнечной системы). Т. е. цена вопроса, стоящая за гипотетическим модифицированием исторической науки и её выводов со стороны изучаемых ею объектов (они же супер-субъекты) - десятки и сотни триллионов долларов. Мотивация такого уровня лежит далеко за пределами изученного в социально-психологических дисциплинах, по кр. мере, что касаемо публичного оборота информации. Сами субъекты такого масштаба находятся фактически, за пределами любых психологических исследований (хотя тут, скорее, требуются совмстные действия антропологов и философов, чтобы выглянуть за пределами навязанных данными Суперсубъектами парадигм).
Но продолжм спускаться к техничским деталям. Применяемые историками критика и экспертизы, фактически, заимствованы из юридических практик и, в меру ограниченных ресурсов исследователя, копируют их. С одной грандиозной разницей. В сфере юридического доказывания детально расписаны процедуры, полномочия и ответственность субъектов права. Т. е. существующие в природе доказательства (свидетельские показания, документооборот, деловая переписка, архивы, вещдоки, экспертизы и те де) подлежат ознакомлению с ними сторон судебного процесса - в форме изъятия ли документа, выписки из него, приглашения свидетеля в суд, или заслушивания сделанных им ранее показания (заверенные протоколом либо нотариально).
За дачу ложных показаний, подделку документа или фальсификацию результатов экспертизы предусмотрена строгая уголовная ответственность. И не смотря на все эти меры, качество работы судебного механизма во всех странах мира подвергается справедливой критике, в т. ч. (и в перв. оч.) со стороны самих правоведов и практикующих юристов, в т. ч. крупнейших авторитетов в области правоведения и общественных организаций правового профиля. Несмотря на тщательно продуманные процедуры, %% полностью или частично неправомочных или основанных на доказанных впоследствии ошибках вступивших в законную силу приговоров в уголовном, например, процессе, в самых развитых даже государствах приближается к 50%. В т. ч. и по делам об убийствах, где судьи и присяжные (в силу особой тяжести приговоров) стараются избежать самой возможности осуждения невиновного.
В сравнении с судебным механизмом, историческая наука оставляет впчатление дурной пародии, часто доходящей до степени неприкрытой клоунады. Представим себе, что судья, адвокат и гособвинитель на судебном процессе в некоторой выдуманной стране Куртении не обладают никакими полномочиями. Они собирают те факты, которые кто-то, по каким-то своим причинам, захотел им предоставить. Потом долго и бесплодно спорят друг с другом, периодически переходя на личности: "А ты кто такой? У меня профессорская должность, дача и три медали!". В кач. "документов" судам Куртении предоставляются какие-то огрызки бумаги непонятного происхождения (сравните с мнимым "Отречением" Царя, отпечатанным на машинке на дешёвой бумаге без гербовых знаков и иных степеней защиты, а ткж с помарками на полях, что само по себе В ПРИНЦИПЕ не позволяет считать данную бумагу чем-то большим, чем ЧЕРНОВИК отречения, даже если бы она действительно была подписана царской рукой). Даже злонамеренный подлог, совершённый участником судебного процесса в Куртении, не влечёт за собой ни уголовной ответственности, ни даже дисквалификации. Историческая наука представляет собой полный аналог такого вымышленного судебного производства, т. е. уровень доказывания там на порядки ниже, чем в самой дикой и коррумпированной африканской стране, охваченной гражданскими конфликтами с армиями экстремистов-каннибалов.
Историкам ничего не ведомо даже о таком фундаментальном понятии правоведения, как "сроки давности". Отчего в судебном производстве установлены сроки давности, вы не задумывались? А причина одна. Спустя нек. время трудно найти свидетелей события, свидетельская память становится ненадёжной (есть удивительные психологические эксперименты на эту тему, а нейрологи вообще открыли, что мозг хранит не картинки воспоминаний, а массивы указателей на картинки, хранящиеся отдельно и постоянно модифицируемые, при получении нового опыта). Даже официально оформленные документы становятся ненадёжными, т. к. некому ни подтвердить корректность их составления, ни ответить за нарушение предусмотренных законами правил их составления, хранения и оборота.
То же самое касается и периодического уничтожения архивных документов. Дело не только в высокой стоимости хранения миллионов тонн бумаг (что, впрочем, отходит в прошлое, вытесняясь электронным документооборотом). Спустя нек. время документ становится ненадёжен. Составитель документа уже не в силах помнить реальные обстоятельства его составления, не может подтвердить или опровергнуть точность изложенных в документе данных. Другие ответственные лица не могут поручиться за сохранность документа: чем дольше срок хранения, тем выше вероятность порчи или подмены документа, а вероятность привлечения за подобные нарушения к ответу - ниже. Поэтому в налоговом учёте и банковском деле, например, по б-ву документов сроки хранения составляют 4-5 лет.
Историк, ссылающийся на "документы", как правило, априори имеет дело с документами просроченными, недействительными. Работа с опорой на такие ненадёжные источники недопустима, коль скоро мы хотим иметь хотя бы достигнутую уголовными судами 50%ную эффективность.
И это не говоря уже о качестве почерковедческих и иных экспертиз в исторической науке. Один и тот же эксперт отнесётся к делу с различной степенью ответственности, в зависимости от того, совершается ли экспертиза по требованию следствия (скажем, по делу, находящемуся под личным контролем Генпрокурора и Президента РФ), и по просьбе какого-то там историка. И хотя, поднатужившись, можно придумать какие-то статьи обвинения, казалось бы, применимые в подобном случае, фактически ни одного прецедента осуждения экспертов за экспертизы, сделанные по запросам историков, нет. Ткж и возможности заловить эксперта на фальсификации у следствия и у историка несопоставимы.
Фактически, историческая наука исходит из неявного постулата об абсолютной добросовестности экспертов и составителей документов. Большинство из них никогда не работали в госаппарате, т. б. на высоких должностях, а т. б. в спецслужбах, они не знакомы с существующими методами и процедурами обеспечения секретности. Даже с такими элементарными, как создание ложных объектов (штабов, полигонов, предприятий ВПК, узлов связи) и легендирование сотрудника спецслужбы (а формально, ВСЕ сотрудники спецслужбы, например, ФСБ, должны быть хотя бы отчасти залегендированы: даже близкие родственники и жёны не вправе знать, что человек работает в ФСБ, для чего должны создаваться фиктивные места работы, выдаваться ксивы прикрытия и те де - другое дело, что в российском бордаке все эти положняки массово не соблюдаются, зато и вся информация в эфесбешных документах крайне недостоверная, чаще всего берётся "с потолка").
Обычные меры контроля направлены, чаще всего, против рядового преступника-одиночки, в кр. случ., против небольшой преступной группы. В случае с предметом исторической науки, с объектами, фактически изучаемыми ею (или косвенно заинтересованными в результате исследований), возможности фальсификатора (великой державы, например) несопоставимы с возможностями небольшой криминальной группировки. Надо понимать, что фальсификацией, в данном случае, занимается не просто какая-л. спеслужба (или иное учреждение): в процесс фальсификации, прямо или косвенно, вовлекаются множество ведомств и учреждений, миллионы людей, а в конечном счёте - всё население страны.
В нормальном судебном процессе можно (и то очень смело) ожидать, что государство в целом в конечном вердикте суда не заинтересовано. Когда дело идёт об убийстве рядового гражданина, или об уличном грабеже, так оно, в значительной степени, и есть. Тут судебный процесс хотя бы в принципе может вестись в соотв. с заложенными в нормативных актах правилами и процедурами. В случае высокой заинтересованности государства в результате, даже суд оказывается бессилен. Что уж говорить о пародии на судопроизводство - исторической науке!
Государственная Власть (особенно, в неправовом государстве, но de facto и в самом правовом из правовых, хотя и в чуть меньшей степени) - это нож, приставленный к горлу каждого гражданина или жителя контролируемой ею территории. Государственная Власть - это паяльник в заднице каждого гражданина. Помните эксперименты психологов по изучению конформизма? Ученикам показывают белый шар, но вся аудитория (заранее подговоренная экспериментатором), утверждает, что шар чёрный. И тогда единственный независимый участник эксперимента (примерно в 90% случаев) вслед за ними ИСКРЕННЕ утверждает, что шар действительно чёрный. Но моральное и материальное давление со стороны государства (например, на историка и его экспертов, на авторов и публикаторов мемуаров, на составителей архивных документов и работников архивов) несопоставимо с тем, какое экспериментатор в состоянии оказать на участников эксперимента (или участники - друг на друга).
Психологический портрет профессионалного историка (особенно, маститого, т. е. 100% отвечающего профессиональным требованиям) - человек глубоко наивный, до степени инвестирования последних сбережений в финансовые пирамиды, но при том корыстный и глубоко эгоистичный. Надо сказать, что эти два качества, вопреки частому заблуждению, не только не противоположны друг другу, но и КАК ПРАВИЛО сопутствуют друг другу. Для России (в наст. вр. существующей в форме Постсовка) это наиболее типичный склад личности, изученный А, Леонтьвым в кач. "конституционально глупой психопатии", а А. Личко - в кач. "конформной акцентуации". Это типаж с крайне узким кругозором, с клишированным мышлением, чинопочитанием, низменными интересами, ксенофобией и крайним эгоизмом.
"Маститый историк" врёт не ради каких-то баснословных барышей (способных дискредитировать самого историка и, при повторах - всю историческую науку). Ради элементарных материальных благ: жена (воспринимаемая конформистом именно так, в кач. материального блага), квартира, дача 6 соток, драндулет. И не надо стоять у станка (что трудно, ибо требует мозгов). Возьмите любого "маститого" и отберите у него понты (бородку клинышком, очки в тонкой оправе, костюмчик, президиум, кафедру или трибуну и те де) - и в чистом виде, без полевого влияния знамён, кресел, знаков отличия и те пе, все увидят обыкновенного болвана и проходимца.
Естественно, есть и среди историков честные и порядочные люди. Но им не светит стать "маститыми". Таких, как говорится, не берут в космонавты. Государство не может себе позволить допустить к архивам или дать иные возможности профессионального роста человеку, способному резать правду-матку в ущерб геополитическим интересам этого государства. Не буду ничего утверждать, но допустим, правда, что Р. Гейдрих был английским шпионом (чему есть косвенные улики). ВОЗМОЖНА ли В ПРИНЦИПЕ ситуация, когда маститый эрефский историк наткнётся на однозначно подтверждающие такой гипотетический факт архивные документы - и приложит усилия к их публикации и введению в научный оборот? А документы, однозначно подтверждающие приготовления СССР к нападению на Германию 23 июня 1941го года (как в версии Марка Солонина)?
Такие документы не имеют ни малейшего шанса всплыть, т. к. допущены к ним люди под подпиской, многократно проверенные и, как правио, скомпрометированные (например, педофилы, которых в любой момент можно посадить). Ибо цена вопроса - юридические и финансовые итоги Второй Мировой, в т. ч. с возможностью судебных исков о возмещении ущерба (за миллионы загубленных немцев, французов, англичан, американцев, за изъятые в Германии трофеи, за конфискованные в банках средства государств Оси, их физических и юридических лиц, вкл. погибших евреев, наследникам которых до сих пор не желают отдавать бабки английские банкиры, на том основании, что владельцы счетов - погибшие евреи - были германскими гражданами!). Вот поэтому к работе в совсекретных архивах допускаются только специальные люди, а допуска к архиву КГБ (и даже к инфо о его местонахождении) не имели даже Чебриков и Крючков.
"Маститый" не получит допуска к работе с такими документами, зато получит допуск к другим, сфальсифицированным сами же государством (в т. ч. с подлинными подписями и печатями, на подлинных бланках и те де). Всегда есть какие-то свидетельства или вещественные доказательства, которые, будучи вырванными из контекста, из полноты доказательств, казалось бы, указывают в ложном направлении. Сама возможност для государства (в лице отдельных чиновников далеко за пределами научного сообщества) фильтровать информацию, осуществлять дозированный допуск к тенденциозно подобранным фактам, уже полностю обесценивает выводы исторической науки.
Возьмём для сравнения смежную область - искусствоведение:
Логика в целом проста: раз есть спрос, надо обеспечить и предложение. Как поведали в научно-исследовательской лаборатории ММСИ, подделывают буквально всех художников любых направлений.
- Фальшивых работ на рынке 90 процентов или даже больше, - утверждает Емельян Захаров. - Русский авангард поддельный на 100 процентов, поэтому его уже просто никто не берет. Те, кто занимается фальсификацией антиквариата, завели наш цех в криминальную область.
http://portal-kultura.ru/articles/country/29562-falshivka-prodano/
См. ткж:
https://esquire.ru/fake-art
https://www.svoboda.org/a/24586034.html
В этом криминальном бизнесе принимают участие не просто люди с искусствоведческим образованием, а непосредственно маститые искусствоведы, эксперты с мировым именем, торгующие результатами своих экспертиз. Причём, они не просто входят в преступные группировки, а создают и возглавляют их.
Почему кто-то должен на слово верить, что в исторической науке дела обстоят как-то иначе? А если нет, то поза "маститого", с порога отметающего всякие сомнения в МЕТОДЕ исторической науки и в абсоютной достоверности принятых в ней основополагающих представлений о крупных исторических объектах и событиях, сама по себе выдаёт дурака и проходимца. Честный и умный историк через слово оговаривася бы "согласно результатам такого исследования... но согласно результатам другого", "имеются противоречивые данные и гипотезы", "вероятнее всего", "на данном этапе развития исторической науки" и те пе. И уж менее всего историк должен "запрещать" анализ исторических событий методами иных дисциплин: математики, астрономии, физики, геологии, медицины, эконометрики, психологии, права. Собственно, такие разборы гносеологиически (эпистемологически, методологически) имеют ровно ту же ценность, что и проведённые по заказу гишторика "экспертизы".
.......
P. S. Прошу извинить мне неизбежные опечатки (в этом и других постах). Печатаю "слепым методом", а на выверку и коррекцию текста нет времени. Да и смысл, если текст написан второпях, небрежно, в порядке лёгкой импровизации, вряд ли тянущей даже на "эссе" для бульварного издания? Но писать тщательней - тратить на порядки больше времени (раз в 100 - если для дешёвого бульварного издания, и в 10000 - если для научного).
Очередной спор с "историками" (от слов "влипнуть в историю"):
http://lentaru.livejournal.com/29189.html?thread=1825285#t1849605
Это что, вот посмотрел на днях минут десять "лекцию" какого-то профессионального историка в одном из профильных московских вузов. Раз промотал вперёд, другой... Напыжился гишторик и методично несёт полнейшую околесицу. Ссылки давать не буду, чтобы не рекламировать. В частности, гишторик, по ходу "лекции", в очередной раз спорит с фоменковцами. Очень удобный (коллективный) оппонент, особенно если опровергать не критическую составляющую фоменковщины (действительно заслуживающую внимания, по кр. мере, в трудах нек. близких в разные годы к Фоменко авторов, таких, как М. Постников), а её конструктивную составляющую, с бреднями про доисторическую русскую империю (в советские годы Фоменко и Постников получили от властей ультиматум: или добавить к своим лекциям по критике исторического метода "конструктивную" сторону ура-патриотической направленности, или свернуть проект; Фоменко выбрал первый вариант, а Постников второй).
Вот так у гишториков просто: "опроверг" Фоменко, придравшись к наиболее невразумительному из "конструктивных" тезисов, и всё. О методе можно не вспоминать. А я таки напомню, в чём дело. Итак, для начала, акентируем, что дискуссии вменяемых авторов с историками (к числу вменяемых я бы отнёс раннего Фоменко, а ткж Постникова и Галковского, возможно ткж Уве Топпера, а из околофоменковцев - Иванова-Диста) сосредоточены вокруг метода исторической науки. Все споры вокруг негодности самого метода, а не наличия/ отсутствия каких-то данных, собранных на основе существующего метода исторической науки.
Суть критики метода, в обобщённом виде (адресуясь, фактически, ко всем общественным наукам) в конце 1960х изложил В. А. Лефевр в знаменитых "Конфликтующих структурах" (за которые в начале 1970х он был депортирован в США, оставив соратников - Щедровицкого-отца и писателя А. Зиновьева - создавать Московский методологический кружок, позднее ставший интеллектуальным штабом чубайсистов и разработчиком концепции "Русского мира"; сам же Лефевр стал профессором престижного универа, встречался с Президентом Рейганом и принимал участие в разработке методик подрывных операций против СССР).
Естественнонаучная традиция, окончательно сложившаяся в первой половине нашего столетия, содержит в своей основе два скрытых постулата. Первый постулат, если его попытаться выразить «апокрифически», гласит: «Теория об объекте, имеющаяся у исследователя, не является продуктом деятельности самого объекта». Второй постулат: объект не зависит от факта существования теорий, отражающей этот объект. Естественнонаучная традиция возникла в суровой борьбе с теологическими концепциями. Первый постулат фиксирует доминирующее положение исследователя по отношению к объекту: не существует объектов, принципиально превосходящих исследователя по совершенству, которые способны проникать в замыслы исследователя и либо мешать ему, либо помогать познавать себя. Тезис о том, что «природа не злонамеренна», является одной из форм осознания этого постулата. По существу этот постулат является следствием отказа от признания наличия высшего начала и откровения. Второй постулат порождает возможность говорить о свойствах и законах, присущих вещам. Они существуют объективно и лишь фиксируются исследователем. Если же принять возможность влияния научной концепции на объект, то теория, отражающая некоторую закономерность, может изменить эту закономерность-, и тем самым произойдет саморазрушение истинности теории.
Рассматриваемая нами ситуация принципиально отличается от той, которая хорошо осознана представителями квантовой физики: знания, извлекаемые исследователем, зависят или, более того, являются результатом взаимодействия объекта с прибором. Но сами знания, например фактом своего опубликования, не * оказывают никакого влияния на свойства и характер „физических процессов, которые отражены в этих знаниях. Например, величина постоянной Планка, не зависит от факта «своего опубликования».
Заметим, что поскольку научная концепция не является физическим явлением, ее нельзя считать компонентой прибора.
Два рассмотренных постулата возникли в основном в рамках физических исследований.
Изучение психических явлений имеет длинную историю, в которой переплетаются теологические, психиатрические и собственно научные линии. Конец прошлого века и начало нынешнего характерны попытками превратить психологию в научную теорию. Образцом должны были стать дисциплины, добившиеся наибольших успехов, в первую очередь физика.
<...>
Приступая к исследованию социально-психологических явлений, исследователь становится всего лишь од ним из персонажей в специфической игре, которую мы назвали рефлексивной. Поскольку он не может исключить возможность контакта с исследуемыми персонажами, то его теоретические конструкции, будучи ассимилированными этими «другими персонажами», могут кардинально изменить 'функционирование всей системы. С другой стороны, исследователь может оказаться в плену у объекта: его концепция может быть навязана ему объектом.
http://314159.ru/lefebvre/lefebvre1.htm
Гишторики любят заявлять, что их метод предусматривает возможность фальсификаций, против которых используется критика источников и спеиальные экспертизы. Впрочем, детально и конкретно обсуждать процедуру ДОКАЗЫВАНИЯ в исторической науке ни один профессиональный историк никогда не решится (по кр. мере, я ни разу не был свидетелем диалога по существу по данному вопросу: на критику метода проф. историк ВСЕГДА отвечает однотипно: наиболее бредовыми цитатами из Фоменко и Носовского, с их немедленным "опровержением") . Полагаю, дело не только в глубокой личной неуверенности историков, но и в некой негласной установке кураторов исторической науки в Эрефии.
Итак, ликвидируют ли критика источников и отдельные экспертизы (радиоуглеродная, почерковедческая, материаловедческая и др.) отмеченный Лефевром методологический баг? Очевидно, что нет. И тому есть причины как фундаментальные, так и чисто технические. Наиболее фундаментальной причиной является тот факт, что объект исследования историка, являясь одновременно субъектом (причём таким, который ВКЛЮЧАЕТ в себя и каждого конкретного историка, и всю профессиональную корпорацию), обладает большими ресурсами, чем историк, вкл. способность к рефлексии (анализу, моделированию, манипулированию). Этот фундаментальный факт никоим образом не может быть поколеблен отдельными действиями чисто технического порядка. Ибо и сами эти действия являются объектом анализа, моделирования и манипулирования со стороны изучаемого объекта.
Если говорить конкретней, спускаясь ближе к техническим деталям, то вопросы, относимые к предмету исторической науки, являются одним из юридических оснований современного геополитического, экономического и финансового статус-кво в глобалном масштабе (пока что, в основном, планетарном, но в недалёком будущем уже и в масштабе Солнечной системы). Т. е. цена вопроса, стоящая за гипотетическим модифицированием исторической науки и её выводов со стороны изучаемых ею объектов (они же супер-субъекты) - десятки и сотни триллионов долларов. Мотивация такого уровня лежит далеко за пределами изученного в социально-психологических дисциплинах, по кр. мере, что касаемо публичного оборота информации. Сами субъекты такого масштаба находятся фактически, за пределами любых психологических исследований (хотя тут, скорее, требуются совмстные действия антропологов и философов, чтобы выглянуть за пределами навязанных данными Суперсубъектами парадигм).
Но продолжм спускаться к техничским деталям. Применяемые историками критика и экспертизы, фактически, заимствованы из юридических практик и, в меру ограниченных ресурсов исследователя, копируют их. С одной грандиозной разницей. В сфере юридического доказывания детально расписаны процедуры, полномочия и ответственность субъектов права. Т. е. существующие в природе доказательства (свидетельские показания, документооборот, деловая переписка, архивы, вещдоки, экспертизы и те де) подлежат ознакомлению с ними сторон судебного процесса - в форме изъятия ли документа, выписки из него, приглашения свидетеля в суд, или заслушивания сделанных им ранее показания (заверенные протоколом либо нотариально).
За дачу ложных показаний, подделку документа или фальсификацию результатов экспертизы предусмотрена строгая уголовная ответственность. И не смотря на все эти меры, качество работы судебного механизма во всех странах мира подвергается справедливой критике, в т. ч. (и в перв. оч.) со стороны самих правоведов и практикующих юристов, в т. ч. крупнейших авторитетов в области правоведения и общественных организаций правового профиля. Несмотря на тщательно продуманные процедуры, %% полностью или частично неправомочных или основанных на доказанных впоследствии ошибках вступивших в законную силу приговоров в уголовном, например, процессе, в самых развитых даже государствах приближается к 50%. В т. ч. и по делам об убийствах, где судьи и присяжные (в силу особой тяжести приговоров) стараются избежать самой возможности осуждения невиновного.
В сравнении с судебным механизмом, историческая наука оставляет впчатление дурной пародии, часто доходящей до степени неприкрытой клоунады. Представим себе, что судья, адвокат и гособвинитель на судебном процессе в некоторой выдуманной стране Куртении не обладают никакими полномочиями. Они собирают те факты, которые кто-то, по каким-то своим причинам, захотел им предоставить. Потом долго и бесплодно спорят друг с другом, периодически переходя на личности: "А ты кто такой? У меня профессорская должность, дача и три медали!". В кач. "документов" судам Куртении предоставляются какие-то огрызки бумаги непонятного происхождения (сравните с мнимым "Отречением" Царя, отпечатанным на машинке на дешёвой бумаге без гербовых знаков и иных степеней защиты, а ткж с помарками на полях, что само по себе В ПРИНЦИПЕ не позволяет считать данную бумагу чем-то большим, чем ЧЕРНОВИК отречения, даже если бы она действительно была подписана царской рукой). Даже злонамеренный подлог, совершённый участником судебного процесса в Куртении, не влечёт за собой ни уголовной ответственности, ни даже дисквалификации. Историческая наука представляет собой полный аналог такого вымышленного судебного производства, т. е. уровень доказывания там на порядки ниже, чем в самой дикой и коррумпированной африканской стране, охваченной гражданскими конфликтами с армиями экстремистов-каннибалов.
Историкам ничего не ведомо даже о таком фундаментальном понятии правоведения, как "сроки давности". Отчего в судебном производстве установлены сроки давности, вы не задумывались? А причина одна. Спустя нек. время трудно найти свидетелей события, свидетельская память становится ненадёжной (есть удивительные психологические эксперименты на эту тему, а нейрологи вообще открыли, что мозг хранит не картинки воспоминаний, а массивы указателей на картинки, хранящиеся отдельно и постоянно модифицируемые, при получении нового опыта). Даже официально оформленные документы становятся ненадёжными, т. к. некому ни подтвердить корректность их составления, ни ответить за нарушение предусмотренных законами правил их составления, хранения и оборота.
То же самое касается и периодического уничтожения архивных документов. Дело не только в высокой стоимости хранения миллионов тонн бумаг (что, впрочем, отходит в прошлое, вытесняясь электронным документооборотом). Спустя нек. время документ становится ненадёжен. Составитель документа уже не в силах помнить реальные обстоятельства его составления, не может подтвердить или опровергнуть точность изложенных в документе данных. Другие ответственные лица не могут поручиться за сохранность документа: чем дольше срок хранения, тем выше вероятность порчи или подмены документа, а вероятность привлечения за подобные нарушения к ответу - ниже. Поэтому в налоговом учёте и банковском деле, например, по б-ву документов сроки хранения составляют 4-5 лет.
Историк, ссылающийся на "документы", как правило, априори имеет дело с документами просроченными, недействительными. Работа с опорой на такие ненадёжные источники недопустима, коль скоро мы хотим иметь хотя бы достигнутую уголовными судами 50%ную эффективность.
И это не говоря уже о качестве почерковедческих и иных экспертиз в исторической науке. Один и тот же эксперт отнесётся к делу с различной степенью ответственности, в зависимости от того, совершается ли экспертиза по требованию следствия (скажем, по делу, находящемуся под личным контролем Генпрокурора и Президента РФ), и по просьбе какого-то там историка. И хотя, поднатужившись, можно придумать какие-то статьи обвинения, казалось бы, применимые в подобном случае, фактически ни одного прецедента осуждения экспертов за экспертизы, сделанные по запросам историков, нет. Ткж и возможности заловить эксперта на фальсификации у следствия и у историка несопоставимы.
Фактически, историческая наука исходит из неявного постулата об абсолютной добросовестности экспертов и составителей документов. Большинство из них никогда не работали в госаппарате, т. б. на высоких должностях, а т. б. в спецслужбах, они не знакомы с существующими методами и процедурами обеспечения секретности. Даже с такими элементарными, как создание ложных объектов (штабов, полигонов, предприятий ВПК, узлов связи) и легендирование сотрудника спецслужбы (а формально, ВСЕ сотрудники спецслужбы, например, ФСБ, должны быть хотя бы отчасти залегендированы: даже близкие родственники и жёны не вправе знать, что человек работает в ФСБ, для чего должны создаваться фиктивные места работы, выдаваться ксивы прикрытия и те де - другое дело, что в российском бордаке все эти положняки массово не соблюдаются, зато и вся информация в эфесбешных документах крайне недостоверная, чаще всего берётся "с потолка").
Обычные меры контроля направлены, чаще всего, против рядового преступника-одиночки, в кр. случ., против небольшой преступной группы. В случае с предметом исторической науки, с объектами, фактически изучаемыми ею (или косвенно заинтересованными в результате исследований), возможности фальсификатора (великой державы, например) несопоставимы с возможностями небольшой криминальной группировки. Надо понимать, что фальсификацией, в данном случае, занимается не просто какая-л. спеслужба (или иное учреждение): в процесс фальсификации, прямо или косвенно, вовлекаются множество ведомств и учреждений, миллионы людей, а в конечном счёте - всё население страны.
В нормальном судебном процессе можно (и то очень смело) ожидать, что государство в целом в конечном вердикте суда не заинтересовано. Когда дело идёт об убийстве рядового гражданина, или об уличном грабеже, так оно, в значительной степени, и есть. Тут судебный процесс хотя бы в принципе может вестись в соотв. с заложенными в нормативных актах правилами и процедурами. В случае высокой заинтересованности государства в результате, даже суд оказывается бессилен. Что уж говорить о пародии на судопроизводство - исторической науке!
Государственная Власть (особенно, в неправовом государстве, но de facto и в самом правовом из правовых, хотя и в чуть меньшей степени) - это нож, приставленный к горлу каждого гражданина или жителя контролируемой ею территории. Государственная Власть - это паяльник в заднице каждого гражданина. Помните эксперименты психологов по изучению конформизма? Ученикам показывают белый шар, но вся аудитория (заранее подговоренная экспериментатором), утверждает, что шар чёрный. И тогда единственный независимый участник эксперимента (примерно в 90% случаев) вслед за ними ИСКРЕННЕ утверждает, что шар действительно чёрный. Но моральное и материальное давление со стороны государства (например, на историка и его экспертов, на авторов и публикаторов мемуаров, на составителей архивных документов и работников архивов) несопоставимо с тем, какое экспериментатор в состоянии оказать на участников эксперимента (или участники - друг на друга).
Психологический портрет профессионалного историка (особенно, маститого, т. е. 100% отвечающего профессиональным требованиям) - человек глубоко наивный, до степени инвестирования последних сбережений в финансовые пирамиды, но при том корыстный и глубоко эгоистичный. Надо сказать, что эти два качества, вопреки частому заблуждению, не только не противоположны друг другу, но и КАК ПРАВИЛО сопутствуют друг другу. Для России (в наст. вр. существующей в форме Постсовка) это наиболее типичный склад личности, изученный А, Леонтьвым в кач. "конституционально глупой психопатии", а А. Личко - в кач. "конформной акцентуации". Это типаж с крайне узким кругозором, с клишированным мышлением, чинопочитанием, низменными интересами, ксенофобией и крайним эгоизмом.
"Маститый историк" врёт не ради каких-то баснословных барышей (способных дискредитировать самого историка и, при повторах - всю историческую науку). Ради элементарных материальных благ: жена (воспринимаемая конформистом именно так, в кач. материального блага), квартира, дача 6 соток, драндулет. И не надо стоять у станка (что трудно, ибо требует мозгов). Возьмите любого "маститого" и отберите у него понты (бородку клинышком, очки в тонкой оправе, костюмчик, президиум, кафедру или трибуну и те де) - и в чистом виде, без полевого влияния знамён, кресел, знаков отличия и те пе, все увидят обыкновенного болвана и проходимца.
Естественно, есть и среди историков честные и порядочные люди. Но им не светит стать "маститыми". Таких, как говорится, не берут в космонавты. Государство не может себе позволить допустить к архивам или дать иные возможности профессионального роста человеку, способному резать правду-матку в ущерб геополитическим интересам этого государства. Не буду ничего утверждать, но допустим, правда, что Р. Гейдрих был английским шпионом (чему есть косвенные улики). ВОЗМОЖНА ли В ПРИНЦИПЕ ситуация, когда маститый эрефский историк наткнётся на однозначно подтверждающие такой гипотетический факт архивные документы - и приложит усилия к их публикации и введению в научный оборот? А документы, однозначно подтверждающие приготовления СССР к нападению на Германию 23 июня 1941го года (как в версии Марка Солонина)?
Такие документы не имеют ни малейшего шанса всплыть, т. к. допущены к ним люди под подпиской, многократно проверенные и, как правио, скомпрометированные (например, педофилы, которых в любой момент можно посадить). Ибо цена вопроса - юридические и финансовые итоги Второй Мировой, в т. ч. с возможностью судебных исков о возмещении ущерба (за миллионы загубленных немцев, французов, англичан, американцев, за изъятые в Германии трофеи, за конфискованные в банках средства государств Оси, их физических и юридических лиц, вкл. погибших евреев, наследникам которых до сих пор не желают отдавать бабки английские банкиры, на том основании, что владельцы счетов - погибшие евреи - были германскими гражданами!). Вот поэтому к работе в совсекретных архивах допускаются только специальные люди, а допуска к архиву КГБ (и даже к инфо о его местонахождении) не имели даже Чебриков и Крючков.
"Маститый" не получит допуска к работе с такими документами, зато получит допуск к другим, сфальсифицированным сами же государством (в т. ч. с подлинными подписями и печатями, на подлинных бланках и те де). Всегда есть какие-то свидетельства или вещественные доказательства, которые, будучи вырванными из контекста, из полноты доказательств, казалось бы, указывают в ложном направлении. Сама возможност для государства (в лице отдельных чиновников далеко за пределами научного сообщества) фильтровать информацию, осуществлять дозированный допуск к тенденциозно подобранным фактам, уже полностю обесценивает выводы исторической науки.
Возьмём для сравнения смежную область - искусствоведение:
Логика в целом проста: раз есть спрос, надо обеспечить и предложение. Как поведали в научно-исследовательской лаборатории ММСИ, подделывают буквально всех художников любых направлений.
- Фальшивых работ на рынке 90 процентов или даже больше, - утверждает Емельян Захаров. - Русский авангард поддельный на 100 процентов, поэтому его уже просто никто не берет. Те, кто занимается фальсификацией антиквариата, завели наш цех в криминальную область.
http://portal-kultura.ru/articles/country/29562-falshivka-prodano/
См. ткж:
https://esquire.ru/fake-art
https://www.svoboda.org/a/24586034.html
В этом криминальном бизнесе принимают участие не просто люди с искусствоведческим образованием, а непосредственно маститые искусствоведы, эксперты с мировым именем, торгующие результатами своих экспертиз. Причём, они не просто входят в преступные группировки, а создают и возглавляют их.
Почему кто-то должен на слово верить, что в исторической науке дела обстоят как-то иначе? А если нет, то поза "маститого", с порога отметающего всякие сомнения в МЕТОДЕ исторической науки и в абсоютной достоверности принятых в ней основополагающих представлений о крупных исторических объектах и событиях, сама по себе выдаёт дурака и проходимца. Честный и умный историк через слово оговаривася бы "согласно результатам такого исследования... но согласно результатам другого", "имеются противоречивые данные и гипотезы", "вероятнее всего", "на данном этапе развития исторической науки" и те пе. И уж менее всего историк должен "запрещать" анализ исторических событий методами иных дисциплин: математики, астрономии, физики, геологии, медицины, эконометрики, психологии, права. Собственно, такие разборы гносеологиически (эпистемологически, методологически) имеют ровно ту же ценность, что и проведённые по заказу гишторика "экспертизы".
.......
P. S. Прошу извинить мне неизбежные опечатки (в этом и других постах). Печатаю "слепым методом", а на выверку и коррекцию текста нет времени. Да и смысл, если текст написан второпях, небрежно, в порядке лёгкой импровизации, вряд ли тянущей даже на "эссе" для бульварного издания? Но писать тщательней - тратить на порядки больше времени (раз в 100 - если для дешёвого бульварного издания, и в 10000 - если для научного).