Заговор, как природа человека и цивилизации
Обещал написать очередной пост про конспирологию, но делать этого совершенно не хочется. Зачем, если дело даже не в непонимании самых элементарных вещей, а в таком нежелании их понимать, при котором оно становится высшей человеческой доблестью и критерием качества души, настолько, что и жизнь не жалко отдать. «Пойми, что 2х2=4, сука!» - «Нееет, только не это! Режь меня, фашист проклятый! Не предам веру отцов своих!»
Ну, аргумент невозможности любого планирования, кажется, рубежом обороны быть перестал. Трудно верить в случайность и непредсказуемость всех вообще процессов в человеческом обществе. Например, в случайность и непредсказуемость цены товара на кассе, или судебного вердикта (в уголовом особенно суде). Слишком явно дела обстоят не так, как это утверждают адепты тотального хаоса, и слишком часто мы получаем этому подтверждение.
Чем отличается заговор от обычного планирования? Да на самом деле - ничем. Обычное планирование и есть заговор, только об этом не принято говорить вслух. И это то, с чем каждый сталкивается ежедневно, чуть ли не ежеминутно в своей жизни, именно поэтому этот факт труднее всего доказывать. ОК, формально планирование не обязано быть секретным или тайным и нарушать чьи-л. права или интересы. Но фактически элемент тайны и засекречивания присутствует всегда, так же, как и нарушение чьих-л. интересов.
Может быть сузить понятие заговора до нарушения лишь законных интересов, до использования лишь незаконных методов? Но зачем? В чём специфичность именно незаконных действий по отношению к концепции заговора? Разве не очевидно, что очень часто группа лиц, находящихся в сговоре, первоначально не планирует непременно нарушить закон, это происходит в какой-то момент само собой. Но тот поток событий, поток причин и следствий, в контексте которого нарушается закон, определяется более широким кругом коммуникации и планирования, чем только лишь незаконная их часть. Не видно никакого смысла искусственно изолировать криминальную часть деятельности такой группы из общего контекста.
Точно так же, как нет смысла рассматривать по отдельности деятельность откроенно криминальных групп - и групп, нарушающих чужие интересы при помощи «относительно честных методов» в духе Остапа Бендера, умеющих организовать свои действия так, чтобы суд не смог признать их криминальными (например, подтолкнуть «терпилу» отдать некую сумму денег в долг без расписки, или без расписки отложить выплату некой суммы денег). А ведь преступниками у нас (на планете Земля) объявляет суд.
Есть все основания отнести заговор к предмету социологии, а не правоведения. В уголовных кодексах могут содержаться статьи типа «преступный заговор», но это лишь частный случай явления заговора вообще. Рассматривать такие случаи вне общего социологического контекста может быть разумно, но лишь в рамках каких-то узкоспециализированных задач. В конце концов, само правоведение (а т. б. криминология, которой ближе всего изучение преступных заговоров) может быть рассмотрено, как одна из социологических дисциплин.
Правоведение делает акцент на нормах и принуждении к их исполнению, но ткж рассматривает феномены «правовой культуры» отдельных лиц и групп и населения в целом и «правоприменительную практику». Социология изучает структуру общественных связей, социальные институты, отдельные сообщества и их коммуникацию между собой и составляющими их индивидами, а ткж феномены массового поведения. Но право и правовые институты можно рассматривать, как частные случаи социальных институтов, что, в общем, является общепринятым. Если есть желание сузить ракурс изучения заговора, то для более частного взгляда гораздо лучше подходит конфликтология и её метод, чем правоведение.
Итак, нет сомнения в том, что хотя феномен заговора можно попытаться искусственно сузить, как минимум, столь же правомерным является и его расширительное изучение, в ряду социальных явлений, обладающих ярко выраженным сходством и общностью типовых паттернов поведения, каналов и кодов коммуникации, организационных форм, ценностей, целей и методов их исследований. В этом, широком смысле, заговор есть планомерная деятельность группы, использующей информационную асимметрию для достижения поставленных группой задач в условиях конфликта интересов. Распространённость заговора при таком подходе определяется распространённостью таких явлений, как планирование, секретность и конфликт.
С планированием разобрались выше. А что с секретностью? Нонконспирологи полагают секретность чем-то ужасным и отвравительным, а ткж редким до степени совершеннейшей нереалистичности. На самом деле, тайна является естественным инормационным состоянием человека. Прежде, чем что-л. узнать, индивид, группа и человечество в целом сперва не знают это. И никогда не знают что-л. «абсолютно», «окончательно и бесповоротно». Очень непритно это осознавать, но сфера нашего незнания бесконечно превосходит сферу нашего знания. Вы вряд ли в состоянии ответить даже на наивный вопрос хоббита Бильбо Бэггинса, заданный им при встрече с Голлумом: «Что у меня в кармане?». О да, ни один из вас не скажет, что у меня сейчас находится во внутреннем кармане висящей в гардеробе дублёнки (даже.я сам не помню этого).
Странно, но в вопросе о тайне сторонники всеобщей непредсказуемости моментально превращаются в свою противоположность. В них моментально включаются всеведающие боги. Хотя это тоже со всей очевидностью глупо. Как и глупо утверждать, что любая тайна всегда и везде немедленно будет разоблачена. Тогда как тайна - естественное состояние всего сущего, преодоление которого занимает много времени и энергии (в т. ч. социальной энергии, в общем случае сводимой к деньгам). Любое усилие по утаиванию информации даёт на порядки лучшие результаты, чем усилие по её взлому. Миллиарды непрофессионалов, даже не задумываясь об этом, пользуются шифрованными протоколами сети Интернет, тогда как хакеров, способных систематически взламывать хотя бы чужие емейлы - во всём мире десятки тысяч, от силы. И это при повальном пренебрежении пользователями элементарными мерами безопасости!
Впрочем, люди никогда не пренебрегают тайной, как таковой. Каждый из нас стремится к значительному, если не максимальному, утаиванию информации о себе. Посмотрите, как ведут себя люди в общественных местах. Попробуйте подойти и послушать, о чём они между собою говорят. На вас, как минимум, станут коситься, а как максимум, проявят недвольство и агрессию. Может быть, собеседники сменят локацию. Но попытка следовать за ними и продолжать подслушивать однозначно будет воспринята, как нарушение социальных норм. Ещё больше люди обеспокоены тайной своей переписки и телефонных разговоров. Они не желают видеть в своих квартирах видеокамеры свободного доступа, не желают публикации своих личных данных (таких, как медкарты, трудовые книжки, дипломы о в/о, паспорта с пропиской, а ткж биллинги, штрафы, судебные дела и те пе), уклоняются от подробных расспросов знакомых и даже начальства. Вдобавок ко всему, существуют многочисленные законы, охраняющие всевозможные тайны: врачебную, банковскую, коммерческую, военную, государственную, тайну исповеди, а ткж персональные данные.
Мы любим скрывать о себе информацию, но при этом изображать открытость и отсутствие тайн. Чем лживей человек, тем больше озабочен образом заслуживающего доверия. Иначе какой смысл врать? Если мои слова будут приняты за ложь, я быстрей дезинформирую потенциального оппонента, сказав ему правду. И чем больше озабочен лжец образом открытого и честного человека, тем яростней будет отрицать правомерность конспирологического подхода.
Но ведь не о какой-то мелкой лжи обычно говорят конспирологи и разоблачители! Они обсуждают дворцы одних президентов и убийства других президентов, деятельность коррумпированных политиков и руководителей спецслужб. Однако дело в том, что природа этих событий, их «механика» ничем не отличаются от заговоров обычных, бытовых (хотя и консирологам, и всем прочим людям интересней масштабные действия начальства). Корпоративная интрига или супружеская измена строятся по тем же самым законам, что и любые другие конфликты с информационной асимметрией. При этом, следует заметить, что информационная асимметрия возникает всегда (или, по кр. мере, люди всегда прилагают усилия к её возникновению), когда имеется конфликтная ситуация. Уж перед кем-кем, а перед врагами, конкурентами и соперниками мы менее всего склонны раскрывать душу нараспашку! И чем выше цена вопроса, тем больше времени мы уделяем планированию своих действий и поиску поддержки.
Так в чём суть конспирологии? Это всего лишь честное, но жутко неполиткорректное и где-то даже неприличное, описание поведения людей в категориях имманентных паттернов человеческого поведения, о которых не очень принято говорить вслух. Как писал Ирвинг Гофман, осознание фреймов, управляющих человеческим поведением, разрушает это самое поведение (если не до основания, то до степени потери непринуждённости и качества применения шаблонов; самый простой способ в этом убедиться - начать сознательно контролировать свою походку, буквально, каждый свой шаг). Понятно, что в силу вышесказанного мы будем до последнего упираться и утверждать, что зеркало кривое, а люди «образ и подобие Божие» и ничего сверх того.
Ну, аргумент невозможности любого планирования, кажется, рубежом обороны быть перестал. Трудно верить в случайность и непредсказуемость всех вообще процессов в человеческом обществе. Например, в случайность и непредсказуемость цены товара на кассе, или судебного вердикта (в уголовом особенно суде). Слишком явно дела обстоят не так, как это утверждают адепты тотального хаоса, и слишком часто мы получаем этому подтверждение.
Чем отличается заговор от обычного планирования? Да на самом деле - ничем. Обычное планирование и есть заговор, только об этом не принято говорить вслух. И это то, с чем каждый сталкивается ежедневно, чуть ли не ежеминутно в своей жизни, именно поэтому этот факт труднее всего доказывать. ОК, формально планирование не обязано быть секретным или тайным и нарушать чьи-л. права или интересы. Но фактически элемент тайны и засекречивания присутствует всегда, так же, как и нарушение чьих-л. интересов.
Может быть сузить понятие заговора до нарушения лишь законных интересов, до использования лишь незаконных методов? Но зачем? В чём специфичность именно незаконных действий по отношению к концепции заговора? Разве не очевидно, что очень часто группа лиц, находящихся в сговоре, первоначально не планирует непременно нарушить закон, это происходит в какой-то момент само собой. Но тот поток событий, поток причин и следствий, в контексте которого нарушается закон, определяется более широким кругом коммуникации и планирования, чем только лишь незаконная их часть. Не видно никакого смысла искусственно изолировать криминальную часть деятельности такой группы из общего контекста.
Точно так же, как нет смысла рассматривать по отдельности деятельность откроенно криминальных групп - и групп, нарушающих чужие интересы при помощи «относительно честных методов» в духе Остапа Бендера, умеющих организовать свои действия так, чтобы суд не смог признать их криминальными (например, подтолкнуть «терпилу» отдать некую сумму денег в долг без расписки, или без расписки отложить выплату некой суммы денег). А ведь преступниками у нас (на планете Земля) объявляет суд.
Есть все основания отнести заговор к предмету социологии, а не правоведения. В уголовных кодексах могут содержаться статьи типа «преступный заговор», но это лишь частный случай явления заговора вообще. Рассматривать такие случаи вне общего социологического контекста может быть разумно, но лишь в рамках каких-то узкоспециализированных задач. В конце концов, само правоведение (а т. б. криминология, которой ближе всего изучение преступных заговоров) может быть рассмотрено, как одна из социологических дисциплин.
Правоведение делает акцент на нормах и принуждении к их исполнению, но ткж рассматривает феномены «правовой культуры» отдельных лиц и групп и населения в целом и «правоприменительную практику». Социология изучает структуру общественных связей, социальные институты, отдельные сообщества и их коммуникацию между собой и составляющими их индивидами, а ткж феномены массового поведения. Но право и правовые институты можно рассматривать, как частные случаи социальных институтов, что, в общем, является общепринятым. Если есть желание сузить ракурс изучения заговора, то для более частного взгляда гораздо лучше подходит конфликтология и её метод, чем правоведение.
Итак, нет сомнения в том, что хотя феномен заговора можно попытаться искусственно сузить, как минимум, столь же правомерным является и его расширительное изучение, в ряду социальных явлений, обладающих ярко выраженным сходством и общностью типовых паттернов поведения, каналов и кодов коммуникации, организационных форм, ценностей, целей и методов их исследований. В этом, широком смысле, заговор есть планомерная деятельность группы, использующей информационную асимметрию для достижения поставленных группой задач в условиях конфликта интересов. Распространённость заговора при таком подходе определяется распространённостью таких явлений, как планирование, секретность и конфликт.
С планированием разобрались выше. А что с секретностью? Нонконспирологи полагают секретность чем-то ужасным и отвравительным, а ткж редким до степени совершеннейшей нереалистичности. На самом деле, тайна является естественным инормационным состоянием человека. Прежде, чем что-л. узнать, индивид, группа и человечество в целом сперва не знают это. И никогда не знают что-л. «абсолютно», «окончательно и бесповоротно». Очень непритно это осознавать, но сфера нашего незнания бесконечно превосходит сферу нашего знания. Вы вряд ли в состоянии ответить даже на наивный вопрос хоббита Бильбо Бэггинса, заданный им при встрече с Голлумом: «Что у меня в кармане?». О да, ни один из вас не скажет, что у меня сейчас находится во внутреннем кармане висящей в гардеробе дублёнки (даже.я сам не помню этого).
Странно, но в вопросе о тайне сторонники всеобщей непредсказуемости моментально превращаются в свою противоположность. В них моментально включаются всеведающие боги. Хотя это тоже со всей очевидностью глупо. Как и глупо утверждать, что любая тайна всегда и везде немедленно будет разоблачена. Тогда как тайна - естественное состояние всего сущего, преодоление которого занимает много времени и энергии (в т. ч. социальной энергии, в общем случае сводимой к деньгам). Любое усилие по утаиванию информации даёт на порядки лучшие результаты, чем усилие по её взлому. Миллиарды непрофессионалов, даже не задумываясь об этом, пользуются шифрованными протоколами сети Интернет, тогда как хакеров, способных систематически взламывать хотя бы чужие емейлы - во всём мире десятки тысяч, от силы. И это при повальном пренебрежении пользователями элементарными мерами безопасости!
Впрочем, люди никогда не пренебрегают тайной, как таковой. Каждый из нас стремится к значительному, если не максимальному, утаиванию информации о себе. Посмотрите, как ведут себя люди в общественных местах. Попробуйте подойти и послушать, о чём они между собою говорят. На вас, как минимум, станут коситься, а как максимум, проявят недвольство и агрессию. Может быть, собеседники сменят локацию. Но попытка следовать за ними и продолжать подслушивать однозначно будет воспринята, как нарушение социальных норм. Ещё больше люди обеспокоены тайной своей переписки и телефонных разговоров. Они не желают видеть в своих квартирах видеокамеры свободного доступа, не желают публикации своих личных данных (таких, как медкарты, трудовые книжки, дипломы о в/о, паспорта с пропиской, а ткж биллинги, штрафы, судебные дела и те пе), уклоняются от подробных расспросов знакомых и даже начальства. Вдобавок ко всему, существуют многочисленные законы, охраняющие всевозможные тайны: врачебную, банковскую, коммерческую, военную, государственную, тайну исповеди, а ткж персональные данные.
Мы любим скрывать о себе информацию, но при этом изображать открытость и отсутствие тайн. Чем лживей человек, тем больше озабочен образом заслуживающего доверия. Иначе какой смысл врать? Если мои слова будут приняты за ложь, я быстрей дезинформирую потенциального оппонента, сказав ему правду. И чем больше озабочен лжец образом открытого и честного человека, тем яростней будет отрицать правомерность конспирологического подхода.
Но ведь не о какой-то мелкой лжи обычно говорят конспирологи и разоблачители! Они обсуждают дворцы одних президентов и убийства других президентов, деятельность коррумпированных политиков и руководителей спецслужб. Однако дело в том, что природа этих событий, их «механика» ничем не отличаются от заговоров обычных, бытовых (хотя и консирологам, и всем прочим людям интересней масштабные действия начальства). Корпоративная интрига или супружеская измена строятся по тем же самым законам, что и любые другие конфликты с информационной асимметрией. При этом, следует заметить, что информационная асимметрия возникает всегда (или, по кр. мере, люди всегда прилагают усилия к её возникновению), когда имеется конфликтная ситуация. Уж перед кем-кем, а перед врагами, конкурентами и соперниками мы менее всего склонны раскрывать душу нараспашку! И чем выше цена вопроса, тем больше времени мы уделяем планированию своих действий и поиску поддержки.
Так в чём суть конспирологии? Это всего лишь честное, но жутко неполиткорректное и где-то даже неприличное, описание поведения людей в категориях имманентных паттернов человеческого поведения, о которых не очень принято говорить вслух. Как писал Ирвинг Гофман, осознание фреймов, управляющих человеческим поведением, разрушает это самое поведение (если не до основания, то до степени потери непринуждённости и качества применения шаблонов; самый простой способ в этом убедиться - начать сознательно контролировать свою походку, буквально, каждый свой шаг). Понятно, что в силу вышесказанного мы будем до последнего упираться и утверждать, что зеркало кривое, а люди «образ и подобие Божие» и ничего сверх того.