Простой карандаш?
Оригинал взят у ochendaje в Простой карандаш?
Иногда посреди лета полезно вспомнить зиму, иногда молчание значит куда больше, чем слова, а в черно-белой гамме куда больше настроения, тепла и эмоций, чем в целой палитре ярких цветов. Черно-белые шедевры, посвященные тишине и покою, а также той красоте, что мы увидим, если оглянемся вокруг и раскроем глаза пошире.
Гурам Доленджашвили появился на свет 9 марта 1943 года в Кутаиси. Его послевоенное детство было несладким - отец пропал на войне, изнуряющая бедность и отсутствие собственного жилья… Маленького Гурама поднимала и выводила в люди его мать, Нино Догонадзе, работавшая медсестрой за 48 рублей в месяц. Денег этих хватало ровно настолько, чтобы считать копейки от зарплаты до зарплаты - но мать верила, что Гурам будет художником, и находила в себе силы и средства поддерживать в нем тягу к рисованию.
Свой первый карандаш Гурам заполучил еще в детском саду, и скоро стал лучшим на занятиях по рисованию. Его любили, хвалили и баловали, как маленького художника, порой освобождая даже от огородных работ - только-бы он рисовал. Карандаш и альбом был с ним всегда. И он рисовал, рисовал, рисовал…
Когда меня хвалили, мне хотелось рисовать ещё лучше. Уже тогда определилась моя судьба. Я ни минуты не колебался в выборе: быть или не быть художником? Конечно, быть!…
После окончания школы нужно было выбирать: или рисовать или кушать сытно. Гурам решил поступать в Тбилисскую Академию художеств, а его дядя предлагал передумать и что-то хорошо оплачиваемое на местной швейной фабрике (из подобных фабрик впоследствии появлялись первые советско-грузинские миллионеры). Но мама нашла в себе смелость сказать - «Нет! Гурам будет учится, и станет хорошим художником!». И Гурам оказался в Тбилисской Академии Художеств, в мастерской Ладo Григолия.
Учиться было весело и трудно. Честно говоря, мы, студенты, просто голодали. Но тем не менее годы в Академии художеств незабываемы. Тогда, в 60-е годы, в творческой среде появились новые течения. Многие студенты подражали импрессионистам, сюрреалистам и т.д. Для меня это было не приемлемо…
Гурам стремился быть первым. Не хотел, не надеялся, - а именно стремился, участвуя во всех возможных конкурсах и выставках.
…непременно стать художником №1. Даже в Академии у меня была кличка «Первый». И в дальнейшей жизни я не отступал - получал награды и премии за победы в различных конкурсах. Так привык быть первым, что однажды, когда на всесоюзном конкурсе на приз газеты «Неделя», мне вручили вторую премию, расстроился…
Cтремление это было отмечено Министерством культуры СССР в 1967 году - оно заключило с ним, единственным студентом из всех республик Закавказья, договор на создание ряда работ для всесоюзной выставки - эти линогравюры стали его дипломной работой. Это-же стремление неоднократно приводило его во всесоюзную группу «Художники - флоту Севера». Он побывал и порисовал на Камчатке, на Сахалине и Курилах, на Беломорье и Дагестане, месяцами не бывая дома, возвращаясь с пачкой набросков, рисунков и фотографий.
За сравнительно короткий срок мне довелось немало испытать. Много раз я промокал до нитки от пота, дождя и ледяных морских волн, однажды даже тонул, другой раз, казалось, безнадёжно заблудился, но зато судьба подарила мне такие экзотические зрелища и захватывающие впечатления, какие выпадают на долю лишь счастливых людей.
Я ходил на моржей с эскимосами, взбирался на тушу кашалота, побывал в самой гуще птичьего базара, бродил по китовому кладбищу, слышал лай тысяч песцов… И всегда поражался теми картинами природы, которые открывались передо мной. Как могла быть создана такая красота?!
Работы этого периода почти не вошли в эту подборку, поскольку в них еще нет того зимнего гурамовского пространства и «волшебства». Но самые любопытные смогут найти их вот здесь. Также у Гурама были и цветные работы, обычная живопись маслом
- и после академии я продолжал работать маслом, картины были средними, как у многих. И в определенный момент я понял: это не моё…
Затем однажды союз художников выдал ему творческую командировку в Якутию. Именно там Гурам впервые нашел свое, и ощутил в себе то, что впоследствии сделало его признанным мастером…
Пространство я открыл для себя на Севере. Понятие пространства, навыки передачи его глубины преподаются в любой художественной школе, но для многих оно так и остаётся фоновой абстракцией, и лишь некоторым удаётся по настоящему открыть его и художественно осознать. Когда я летел на самолете на Север, то впервые ощутил его грандиозную перспективу; планетарность, округлость Земли; увидел, как свет смыкается с тьмой, день с полярной ночью. Там передо мной предстали настоящие снега, и мне захотелось делать большие листы, где было бы много неба и снега…
Гурам начинает рисовать снег, небо и Грузию. Из работ потихоньку исчезает идеология, гегемон и пролетариат, и в них появляется душа. Гурам перестает бороться за мир, мир и спокойствие сами начинают лучиться с его зимних картин.
Вместе с первыми имеретинским снегами к Гураму приходит успех, он регулярно представляет СССР на международных графических выставках - первая премия в Варне (1985) а в 1988 он открывает Багдадский фестиваль искусств. Жизнь потихоньку начинает течь молоком и мёдом - работы Гурама регулярно выставляют и печатаются в прессе миллионными тиражами - к примеру этот офорт появился на развороте первомайского номера журнала «Неделя».
Ему доверяют делать работы для всесоюзных выставок без разрешения худсовета, и даже без предварительного просмотра эскизов.
До перестройки в творческом и психологическом плане, можно сказать, жилось нормально. Путешествовал, где хотел, рисовал то, что хотел. В материальном смысле? Это было ужасно. Скажу, что художники, которые жили в Советском Союзе и занимались только творчеством, не могли нормально существовать - обязательно нужно было находить какую-нибудь «халтуру». Например, оформить ресторан, малевать транспаранты для демонстраций по заказу городских властей или рисовать физиономию члена политбюро.
Таким образом, талантливые художники, которые окончили Академию художеств, годами занимались разными подработками, чтобы обзавестись домом и мастерской. Но получалось так, что когда они, наконец-то, прилично обустраивались, то обнаруживали, что или уже не хотят, или попросту не могут рисовать. Азарт заниматься творчеством потерялся, иссяк. Этого я избежал. Может быть, у меня хватало силы воли, и я упорно следовал своей мечте: «Пока я живу, нужно сделать что-то необычное, чтобы оставить след на этой планете».
В то самое советское время «художник», особенно печатающийся, зарабатывал порой в десятки раз больше обычного инженера. Оформив одну детскую книжку, к примеру, 12 иллюстраций, плюс обложка, иной художник получал столько, сколько инженер почти за год своего ежедневного труда. Опять-же у них были творческие командировки и мастерские, чего не было у представителей других профессий. Государство само платило за обучение художников, посему коль ты гений - твори и продавай, и тем живи, а коли нет, иль просто жрать охота - так займись чем-нибудь общественно полезным. Ресторанчик оформи, фреску для местного вокзала нарисуй… Выше художников в табели о заработке стояли лишь режиссеры и авторы театральных пьес.
В восьмидесятые - выставки Гурама идут одна за одной, иногда по нескольку в год, от Швейцарии до Анголы, от бухты Тикси до Австралии и даже Никарагуа. В то советское время признание художника страной означало собственную мастерскую и участие в заграничных выставках.
Гурам становится признанным, кутаисский автозавод берет над ним шефство, устроив ему первую собственную мастерскую в мансарде, и обещая построить новую и полноценную, под которую тут-же выделяют землю. Но затем Советский Союз начинают сотрясать первые предсмертные икоты, он распадается на отдельные республики, в которых тут-же случается разруха. Начинает пропадать свет, затем обворовывают мастерскую, и Гурам принимает решение переехать в Россию…
Я не считаю, что я в эмиграции. Россия - моя родина. Я гражданин России, пользуюсь социальными льготами как москвич. Не могу разделить два православных народа. Кроме того, грузины принимают едва ли ни всех, как своих. …Во времена Советского Союза все мы жили вместе и думали, что Россия - наша страна и наш дом. Лично у меня особое, тёплое отношение к России.
Сейчас у Гурама двойное гражданство, он заслуженный художник Грузии и почетный академик Российской Академии художеств. И несмотря на случившуюся однажды в России унизительную травлю грузин - он все равно верит в Росиию.
Покидать навсегда Россию не собираюсь. У меня такое чувство, что таких великолепных и тёплых людей, такой интеллигенции, как в России, в других странах нет. Я не могу забыть этих людей, они в трудные минуты очень помогали. Можно сказать, что они спасли меня и моё творчество.
А основной рецепт успеха: - стремись быть первым, и люби то, что делаешь!
Художник в соей мастерской, Кутаиси, 1979 год.
Источники: (1), (2), (3), (4), (5), (6)
Блог Оченьдаже
Поделиться постом с друзьями в контакте можно вот тут, а в фейсбуке вот там, спасибо!
Иногда посреди лета полезно вспомнить зиму, иногда молчание значит куда больше, чем слова, а в черно-белой гамме куда больше настроения, тепла и эмоций, чем в целой палитре ярких цветов. Черно-белые шедевры, посвященные тишине и покою, а также той красоте, что мы увидим, если оглянемся вокруг и раскроем глаза пошире.
Гурам Доленджашвили появился на свет 9 марта 1943 года в Кутаиси. Его послевоенное детство было несладким - отец пропал на войне, изнуряющая бедность и отсутствие собственного жилья… Маленького Гурама поднимала и выводила в люди его мать, Нино Догонадзе, работавшая медсестрой за 48 рублей в месяц. Денег этих хватало ровно настолько, чтобы считать копейки от зарплаты до зарплаты - но мать верила, что Гурам будет художником, и находила в себе силы и средства поддерживать в нем тягу к рисованию.
Свой первый карандаш Гурам заполучил еще в детском саду, и скоро стал лучшим на занятиях по рисованию. Его любили, хвалили и баловали, как маленького художника, порой освобождая даже от огородных работ - только-бы он рисовал. Карандаш и альбом был с ним всегда. И он рисовал, рисовал, рисовал…
Когда меня хвалили, мне хотелось рисовать ещё лучше. Уже тогда определилась моя судьба. Я ни минуты не колебался в выборе: быть или не быть художником? Конечно, быть!…
После окончания школы нужно было выбирать: или рисовать или кушать сытно. Гурам решил поступать в Тбилисскую Академию художеств, а его дядя предлагал передумать и что-то хорошо оплачиваемое на местной швейной фабрике (из подобных фабрик впоследствии появлялись первые советско-грузинские миллионеры). Но мама нашла в себе смелость сказать - «Нет! Гурам будет учится, и станет хорошим художником!». И Гурам оказался в Тбилисской Академии Художеств, в мастерской Ладo Григолия.
Учиться было весело и трудно. Честно говоря, мы, студенты, просто голодали. Но тем не менее годы в Академии художеств незабываемы. Тогда, в 60-е годы, в творческой среде появились новые течения. Многие студенты подражали импрессионистам, сюрреалистам и т.д. Для меня это было не приемлемо…
Гурам стремился быть первым. Не хотел, не надеялся, - а именно стремился, участвуя во всех возможных конкурсах и выставках.
…непременно стать художником №1. Даже в Академии у меня была кличка «Первый». И в дальнейшей жизни я не отступал - получал награды и премии за победы в различных конкурсах. Так привык быть первым, что однажды, когда на всесоюзном конкурсе на приз газеты «Неделя», мне вручили вторую премию, расстроился…
Cтремление это было отмечено Министерством культуры СССР в 1967 году - оно заключило с ним, единственным студентом из всех республик Закавказья, договор на создание ряда работ для всесоюзной выставки - эти линогравюры стали его дипломной работой. Это-же стремление неоднократно приводило его во всесоюзную группу «Художники - флоту Севера». Он побывал и порисовал на Камчатке, на Сахалине и Курилах, на Беломорье и Дагестане, месяцами не бывая дома, возвращаясь с пачкой набросков, рисунков и фотографий.
За сравнительно короткий срок мне довелось немало испытать. Много раз я промокал до нитки от пота, дождя и ледяных морских волн, однажды даже тонул, другой раз, казалось, безнадёжно заблудился, но зато судьба подарила мне такие экзотические зрелища и захватывающие впечатления, какие выпадают на долю лишь счастливых людей.
Я ходил на моржей с эскимосами, взбирался на тушу кашалота, побывал в самой гуще птичьего базара, бродил по китовому кладбищу, слышал лай тысяч песцов… И всегда поражался теми картинами природы, которые открывались передо мной. Как могла быть создана такая красота?!
Работы этого периода почти не вошли в эту подборку, поскольку в них еще нет того зимнего гурамовского пространства и «волшебства». Но самые любопытные смогут найти их вот здесь. Также у Гурама были и цветные работы, обычная живопись маслом
- и после академии я продолжал работать маслом, картины были средними, как у многих. И в определенный момент я понял: это не моё…
Затем однажды союз художников выдал ему творческую командировку в Якутию. Именно там Гурам впервые нашел свое, и ощутил в себе то, что впоследствии сделало его признанным мастером…
Пространство я открыл для себя на Севере. Понятие пространства, навыки передачи его глубины преподаются в любой художественной школе, но для многих оно так и остаётся фоновой абстракцией, и лишь некоторым удаётся по настоящему открыть его и художественно осознать. Когда я летел на самолете на Север, то впервые ощутил его грандиозную перспективу; планетарность, округлость Земли; увидел, как свет смыкается с тьмой, день с полярной ночью. Там передо мной предстали настоящие снега, и мне захотелось делать большие листы, где было бы много неба и снега…
Гурам начинает рисовать снег, небо и Грузию. Из работ потихоньку исчезает идеология, гегемон и пролетариат, и в них появляется душа. Гурам перестает бороться за мир, мир и спокойствие сами начинают лучиться с его зимних картин.
Вместе с первыми имеретинским снегами к Гураму приходит успех, он регулярно представляет СССР на международных графических выставках - первая премия в Варне (1985) а в 1988 он открывает Багдадский фестиваль искусств. Жизнь потихоньку начинает течь молоком и мёдом - работы Гурама регулярно выставляют и печатаются в прессе миллионными тиражами - к примеру этот офорт появился на развороте первомайского номера журнала «Неделя».
Ему доверяют делать работы для всесоюзных выставок без разрешения худсовета, и даже без предварительного просмотра эскизов.
До перестройки в творческом и психологическом плане, можно сказать, жилось нормально. Путешествовал, где хотел, рисовал то, что хотел. В материальном смысле? Это было ужасно. Скажу, что художники, которые жили в Советском Союзе и занимались только творчеством, не могли нормально существовать - обязательно нужно было находить какую-нибудь «халтуру». Например, оформить ресторан, малевать транспаранты для демонстраций по заказу городских властей или рисовать физиономию члена политбюро.
Таким образом, талантливые художники, которые окончили Академию художеств, годами занимались разными подработками, чтобы обзавестись домом и мастерской. Но получалось так, что когда они, наконец-то, прилично обустраивались, то обнаруживали, что или уже не хотят, или попросту не могут рисовать. Азарт заниматься творчеством потерялся, иссяк. Этого я избежал. Может быть, у меня хватало силы воли, и я упорно следовал своей мечте: «Пока я живу, нужно сделать что-то необычное, чтобы оставить след на этой планете».
В то самое советское время «художник», особенно печатающийся, зарабатывал порой в десятки раз больше обычного инженера. Оформив одну детскую книжку, к примеру, 12 иллюстраций, плюс обложка, иной художник получал столько, сколько инженер почти за год своего ежедневного труда. Опять-же у них были творческие командировки и мастерские, чего не было у представителей других профессий. Государство само платило за обучение художников, посему коль ты гений - твори и продавай, и тем живи, а коли нет, иль просто жрать охота - так займись чем-нибудь общественно полезным. Ресторанчик оформи, фреску для местного вокзала нарисуй… Выше художников в табели о заработке стояли лишь режиссеры и авторы театральных пьес.
В восьмидесятые - выставки Гурама идут одна за одной, иногда по нескольку в год, от Швейцарии до Анголы, от бухты Тикси до Австралии и даже Никарагуа. В то советское время признание художника страной означало собственную мастерскую и участие в заграничных выставках.
Гурам становится признанным, кутаисский автозавод берет над ним шефство, устроив ему первую собственную мастерскую в мансарде, и обещая построить новую и полноценную, под которую тут-же выделяют землю. Но затем Советский Союз начинают сотрясать первые предсмертные икоты, он распадается на отдельные республики, в которых тут-же случается разруха. Начинает пропадать свет, затем обворовывают мастерскую, и Гурам принимает решение переехать в Россию…
Я не считаю, что я в эмиграции. Россия - моя родина. Я гражданин России, пользуюсь социальными льготами как москвич. Не могу разделить два православных народа. Кроме того, грузины принимают едва ли ни всех, как своих. …Во времена Советского Союза все мы жили вместе и думали, что Россия - наша страна и наш дом. Лично у меня особое, тёплое отношение к России.
Сейчас у Гурама двойное гражданство, он заслуженный художник Грузии и почетный академик Российской Академии художеств. И несмотря на случившуюся однажды в России унизительную травлю грузин - он все равно верит в Росиию.
Покидать навсегда Россию не собираюсь. У меня такое чувство, что таких великолепных и тёплых людей, такой интеллигенции, как в России, в других странах нет. Я не могу забыть этих людей, они в трудные минуты очень помогали. Можно сказать, что они спасли меня и моё творчество.
А основной рецепт успеха: - стремись быть первым, и люби то, что делаешь!
Художник в соей мастерской, Кутаиси, 1979 год.
Источники: (1), (2), (3), (4), (5), (6)
Блог Оченьдаже
Поделиться постом с друзьями в контакте можно вот тут, а в фейсбуке вот там, спасибо!