«Мы странно встретились…»
- А помнишь, как мы работали? Общий туалет в подвале, вода в чайниках - из-под крана, зимой - без отопления. И ничего! Строили, расселяли, всё делали!
Мы сидели с М. в холле «нашего» отеля Кемпински на Мойке, куда я забрела, чтобы с ней встретиться. Что и говорить: так и было тогда в 90-е. Мы числились в разных организациях, но подчинялись одному человеку. Сегодня ты руководишь каким-нибудь информационно-вычислительным центром, от которого остались с советских времён только название и здание, а завтра босс добавляет к твоим обязанностям руководство реконструкцией очередного объекта. За ту же зарплату, что и была, если кто беспокоится. Или ещё покруче: я, в зависимости от нужд партии, выступала то резидентом, то нерезидентом. Брали «под козырёк» и шли выполнять. Мы были универсальными солдатами и одной командой.
- А сейчас? - продолжает М. - Нет уже того единения. Ни с кем не сближаешься так, как раньше. Приходит какая-нибудь девочка устраиваться. Там она месяц поработала, сям месяц поработала, а претензий - куда там! «Что вы мне можете предложить? Мои требования вот такие», протягивает листок, а там - «зОявление»! Представляешь?«Зоявление»? До свидания, девочка!
- Правда? - с горящими глазами уточняла я. - На самом деле отказываете в приёме на работу из-за грамматических ошибок?
- Конечно! Я на ошибки просто смотреть спокойно не могу.
Музыка для ушей. Мы очень редко встречаемся. Некоторых я не видела уже лет 10. Спрашиваю о Томе, о Диме К. - странном парне, похожем на главного героя мультфильма «Укрощение велосипеда», об остальных, кого помню.
Расстаёмся мы с М. довольными друг другом. Я бегу через проходной двор Капеллы к машине, брошенной на Конюшенной площади. Рассказываю по телефону сотруднице об итогах встречи, как вдруг кто-то останавливает меня на площади. Тома! О которой я только что спрашивала и которой просила передать привет!
На следующее утро приезжаю в типографию. Вхожу в арку, мимо протискивается автомобиль и останавливается перед шлагбаумом, закрывающим въезд во двор. Я-то знаю, что нужно выйти, нажать на кнопку домофона, поклониться издалека охраннику, ведающему этим шлагбаумом, подробно рассказать родословную куда едешь, и тогда тебя пропустят. Ничего подобного водитель не делает. Он и его спутница выходят, ставят машину на сигнализацию (прямо в арке!) и начинают обходить шлагбаум. Я как раз поравнялась с ними, до этого успев зачислить водителя в категорию «п-сы» (Светик, я решила ввести классификацию в свой обиход официально). И что я вижу? Это Дима, судьбой которого я вчера интересовалась! Проходя мимо и не поворачивая головы, я громко говорю:
- Естественно! Какой же ещё болван может так оставить машину?
Вот теперь можно обернуться и насладиться выражениями лиц Димы и спутницы. Ожидаемый эффект, последующая радость узнавания. Несмотря на моё замечание и дальнейшую беседу, Дима в эйфории так и уходит, перекрыв въезд/выезд. Нет, люди не меняются… Закончив дела в типографии и уходя, я вижу скопившуюся очередь на выезд из двора. Димы поблизости не видно...
Но сам факт встреч! Накануне я смотрела выпуск Quite interesting со Стивеном Фраем, и там был рассказ об известном в Англии XVIII в. разбойнике Ричарде Терпине. Фрай излагает удивительный эпизод из жизни Терпина:
…Ричард наконец-то оказался в тюрьме. Однако, поскольку его настоящего имени там не знали, у него имелась возможность выбраться на волю под поручительство какого-нибудь достойного гражданина.
Дик отправил письмо с просьбой о поручительстве своему шурину, Ривернолу, который был женат на сестре Терпина, Дороти. Однако Ривернол проявил скаредность и отказался оплачивать расходы на пересылку послания (6 пенсов) от неизвестного ему отправителя <Терпин назвался в тюрьме другим именем и отправил письмо от имени Джона Палмера>, поэтому письмо так и осталось лежать на почте. И надо же такому случиться, что оно попало на глаза некоему Джеймсу Смиту, который когда-то обучал Терпина грамоте. Смит опознал почерк Терпина, оплатил почтовый сбор, после чего получил письмо и вскрыл его. Ознакомившись с текстом, Джеймс понял, что не ошибся. Он отправился в Йорк, где в тюрьме официально опознал Ричарда Терпина, за что получил награду в 200 фунтов стерлингов. В довершение всего, палачом Терпина стал его бывший подельник, получивший когда-то помилование в обмен на согласие занять должность палача.
Один из участников программы (Алан Дэвис), выслушав историю, философски замечает: «Похоже, что в Англии в то время проживало человек двенадцать…» У меня те же ощущения, что у Алана: в Петербурге, похоже, легче лёгкого встретить давнего знакомого, куда бы ни пошёл.
Возвращаюсь вчера домой, неся в руках пакет с только что купленной черешней. Навстречу ковыляет бабушка - мой любимый типаж: панамка, носки, сандалии, палочка. Я перехватываю её взгляд на пакет и понимаю, что черешню мне домой уже не донести, но ещё прохожу по инерции несколько шагов. Разворачиваюсь и догоняю бабусёнка (она-то точно далеко не ушла).
- Вы меня извините, но… Хотите черешни?
- Что? Что вы говорите? Не слышу! Девяносто лет, деточка. Девяносто! В этом году оглохла почти. Ничего не слышу.
- Что-то вы припозднились! Не стоило и начинать, - говорю я и добавляю ей в самое ухо, нагнувшись до её роста «метр с кепкой». - Возьмите черешню!
- Черешню? Вы хотите мне её продать?
Ну! Я ж ловкий коммерсант: тут купила, тут же и старушке загнала по спекулятивной цене. Объясняю, что продавать не желаю, а желаю просто так отдать.
- Ой, как неловко… Вы заметили, как я смотрела, да? Как нехорошо! - сокрушается бабушка, глядя на меня голубыми глазами, подёрнутыми катарактой. - Это, наверное, очень неприлично, но я… не откажусь.
Фух! Брать весь пакет бабушка отказывается, и мы начинаем операцию «А нет ли у вас ещё мешочка, а то у меня один и в нём семечки: иду в парк птичек угощать». Я пересыпаю в её в штопаную-перештопаную сумку ягоды, какие-то падают на асфальт («Я их тоже возьму птичек угостить»), бабушка роняет то палку, то вторую сумку, рефреном повторяя всё это время «Храни вас Господь!». Наконец, всё заканчивается. Ну, кто ещё может такими словами сопровождать перекладывание черешни?
- В храм ходите, что ли? - спрашиваю я.
- Конечно! В Никольский хожу.
А ещё бы!
- Ну и молодец! - я глажу бабушку по плечу и ухожу домой.
А сегодня неожиданно сотрудница привезла мне пакет лисичек, только что лично собранных ею в лесу на даче! Я хоть и возмущалась, проведя полчаса за их чисткой, но зато у меня сегодня - жареная картошка с грибами. Знаю-знаю, что вреднее трудно придумать, но один раз в год можно.
Мы сидели с М. в холле «нашего» отеля Кемпински на Мойке, куда я забрела, чтобы с ней встретиться. Что и говорить: так и было тогда в 90-е. Мы числились в разных организациях, но подчинялись одному человеку. Сегодня ты руководишь каким-нибудь информационно-вычислительным центром, от которого остались с советских времён только название и здание, а завтра босс добавляет к твоим обязанностям руководство реконструкцией очередного объекта. За ту же зарплату, что и была, если кто беспокоится. Или ещё покруче: я, в зависимости от нужд партии, выступала то резидентом, то нерезидентом. Брали «под козырёк» и шли выполнять. Мы были универсальными солдатами и одной командой.
- А сейчас? - продолжает М. - Нет уже того единения. Ни с кем не сближаешься так, как раньше. Приходит какая-нибудь девочка устраиваться. Там она месяц поработала, сям месяц поработала, а претензий - куда там! «Что вы мне можете предложить? Мои требования вот такие», протягивает листок, а там - «зОявление»! Представляешь?«Зоявление»? До свидания, девочка!
- Правда? - с горящими глазами уточняла я. - На самом деле отказываете в приёме на работу из-за грамматических ошибок?
- Конечно! Я на ошибки просто смотреть спокойно не могу.
Музыка для ушей. Мы очень редко встречаемся. Некоторых я не видела уже лет 10. Спрашиваю о Томе, о Диме К. - странном парне, похожем на главного героя мультфильма «Укрощение велосипеда», об остальных, кого помню.
Расстаёмся мы с М. довольными друг другом. Я бегу через проходной двор Капеллы к машине, брошенной на Конюшенной площади. Рассказываю по телефону сотруднице об итогах встречи, как вдруг кто-то останавливает меня на площади. Тома! О которой я только что спрашивала и которой просила передать привет!
На следующее утро приезжаю в типографию. Вхожу в арку, мимо протискивается автомобиль и останавливается перед шлагбаумом, закрывающим въезд во двор. Я-то знаю, что нужно выйти, нажать на кнопку домофона, поклониться издалека охраннику, ведающему этим шлагбаумом, подробно рассказать родословную куда едешь, и тогда тебя пропустят. Ничего подобного водитель не делает. Он и его спутница выходят, ставят машину на сигнализацию (прямо в арке!) и начинают обходить шлагбаум. Я как раз поравнялась с ними, до этого успев зачислить водителя в категорию «п-сы» (Светик, я решила ввести классификацию в свой обиход официально). И что я вижу? Это Дима, судьбой которого я вчера интересовалась! Проходя мимо и не поворачивая головы, я громко говорю:
- Естественно! Какой же ещё болван может так оставить машину?
Вот теперь можно обернуться и насладиться выражениями лиц Димы и спутницы. Ожидаемый эффект, последующая радость узнавания. Несмотря на моё замечание и дальнейшую беседу, Дима в эйфории так и уходит, перекрыв въезд/выезд. Нет, люди не меняются… Закончив дела в типографии и уходя, я вижу скопившуюся очередь на выезд из двора. Димы поблизости не видно...
Но сам факт встреч! Накануне я смотрела выпуск Quite interesting со Стивеном Фраем, и там был рассказ об известном в Англии XVIII в. разбойнике Ричарде Терпине. Фрай излагает удивительный эпизод из жизни Терпина:
…Ричард наконец-то оказался в тюрьме. Однако, поскольку его настоящего имени там не знали, у него имелась возможность выбраться на волю под поручительство какого-нибудь достойного гражданина.
Дик отправил письмо с просьбой о поручительстве своему шурину, Ривернолу, который был женат на сестре Терпина, Дороти. Однако Ривернол проявил скаредность и отказался оплачивать расходы на пересылку послания (6 пенсов) от неизвестного ему отправителя <Терпин назвался в тюрьме другим именем и отправил письмо от имени Джона Палмера>, поэтому письмо так и осталось лежать на почте. И надо же такому случиться, что оно попало на глаза некоему Джеймсу Смиту, который когда-то обучал Терпина грамоте. Смит опознал почерк Терпина, оплатил почтовый сбор, после чего получил письмо и вскрыл его. Ознакомившись с текстом, Джеймс понял, что не ошибся. Он отправился в Йорк, где в тюрьме официально опознал Ричарда Терпина, за что получил награду в 200 фунтов стерлингов. В довершение всего, палачом Терпина стал его бывший подельник, получивший когда-то помилование в обмен на согласие занять должность палача.
Один из участников программы (Алан Дэвис), выслушав историю, философски замечает: «Похоже, что в Англии в то время проживало человек двенадцать…» У меня те же ощущения, что у Алана: в Петербурге, похоже, легче лёгкого встретить давнего знакомого, куда бы ни пошёл.
Возвращаюсь вчера домой, неся в руках пакет с только что купленной черешней. Навстречу ковыляет бабушка - мой любимый типаж: панамка, носки, сандалии, палочка. Я перехватываю её взгляд на пакет и понимаю, что черешню мне домой уже не донести, но ещё прохожу по инерции несколько шагов. Разворачиваюсь и догоняю бабусёнка (она-то точно далеко не ушла).
- Вы меня извините, но… Хотите черешни?
- Что? Что вы говорите? Не слышу! Девяносто лет, деточка. Девяносто! В этом году оглохла почти. Ничего не слышу.
- Что-то вы припозднились! Не стоило и начинать, - говорю я и добавляю ей в самое ухо, нагнувшись до её роста «метр с кепкой». - Возьмите черешню!
- Черешню? Вы хотите мне её продать?
Ну! Я ж ловкий коммерсант: тут купила, тут же и старушке загнала по спекулятивной цене. Объясняю, что продавать не желаю, а желаю просто так отдать.
- Ой, как неловко… Вы заметили, как я смотрела, да? Как нехорошо! - сокрушается бабушка, глядя на меня голубыми глазами, подёрнутыми катарактой. - Это, наверное, очень неприлично, но я… не откажусь.
Фух! Брать весь пакет бабушка отказывается, и мы начинаем операцию «А нет ли у вас ещё мешочка, а то у меня один и в нём семечки: иду в парк птичек угощать». Я пересыпаю в её в штопаную-перештопаную сумку ягоды, какие-то падают на асфальт («Я их тоже возьму птичек угостить»), бабушка роняет то палку, то вторую сумку, рефреном повторяя всё это время «Храни вас Господь!». Наконец, всё заканчивается. Ну, кто ещё может такими словами сопровождать перекладывание черешни?
- В храм ходите, что ли? - спрашиваю я.
- Конечно! В Никольский хожу.
А ещё бы!
- Ну и молодец! - я глажу бабушку по плечу и ухожу домой.
А сегодня неожиданно сотрудница привезла мне пакет лисичек, только что лично собранных ею в лесу на даче! Я хоть и возмущалась, проведя полчаса за их чисткой, но зато у меня сегодня - жареная картошка с грибами. Знаю-знаю, что вреднее трудно придумать, но один раз в год можно.