Отдельная изолированная
Разговаривал тут недавно с одним коренным израильтянином и зашла речь об общем знакомом, я спросил, как у него дела. И собеседник ответил, что, вроде ничего, но он до сих пор живет в голдовке. Сказано это было без малейшего презрения и вообще практически без всякого негатива, но всё-таки определенная нотка сожаления почувствовалась. А у меня что-то такое буквально физически слегка кольнуло под сердцем. Хотя слово "голдовка" и совсем не из моего лексикона. У нас было другое.
Историю нашей знаменитой родовой квартиры На улице Чаплыгина, в которой впоследствии разместилась половина театра "Табакерка", я в свое время описал довольно подробно. https://auvasilev.livejournal.com/346153.html?ysclid=m3wyk4nval384443538 Потому не буду повторяться, желающие могут почитать самостоятельно. Напомню лишь несколько имеющих к делу нюансов.
Там в комнате пятнадцать с половиной метров в какой-то момент нас оказалось девять человек. Если учитывать, что там ещё находилось кабинетное пианино, концертный рояль и большой стационарный мольберт, естественно, чисто физически просто невозможно было разместиться на ночь. Я спал под этим самым роялем на подушках от дивана, а мать с отчимом сняли "угол" за занавеской у какой-то Аксиньи (не помню даже, видел ли я её когда-нибудь, но вот, оказывается, имя запомнил на всю жизнь) в двухэтажном флигеле, давно снесенном, находившемся в дворе того же дома.
В чаплыгинской квартире ещё с каких-то незапамятных времен из кухни был выгорожен закуток, где размещалась газовая колонка и старинная чугунная ванная на очень красивых львиных ногах. Состояние её было жуткое, просто так босыми ногами не встанешь, потому у каждой семьи имелся тазик, встав в который в этой ванной можно было ополоснуться под горячим душем. Что по сравнению с магаданским бараком, где в то время мы проводили всё-таки основную часть года, казалось мне верхом цивилизации.
История блочного и панельного массового домостроения в СССР началась со знаменитого постановления "Об архитектурных излишках" ещё буквально в год моего рождения, то есть по нынешним временам практически до нашей эры. Но до Москвы и уж точно до нашей семьи она добралась далеко не сразу. В шестьдесят восьмом, когда мне было четырнадцать, коммуналку на Чалыгина расселили. К нам, то есть мне, матери и отчиму это не имело прямого отношения, мы, почти уже перебравшись в Москву и бывая в Магадане только наездами, снимали комнату тоже в огромной коммуналке на Померанцевом переулке. Почему, это уже совсем другая история, к данной теме отношения не имеющая.
А вот прабабке, бабке и тете с сыном дали отдельную квартиру. Почему-то при её наименовании всегда произносилось дополнительно и слово "изолированная", хотя мне кажется, что и "отдельная" было вполне достаточным, но, видимо, так казалось еще солиднее и внушительнее.
Квартира всего двухкомнатная на третьем этаже пятиэтажной "хрущевки", естественно, без лифта. Но это тогда даже не упоминалось, казалось само собой разумеющимся. Однако с местом родственникам фантастически повезло. В то время, как подавляющее большинство переселяли на какие-то жуткие окраины, где в то время в лунные ночи ещё волки выли, им дали квартиру в Хохловском переулке, то есть буквально минутах в пятнадцати неспешной прогулки от прошлого жилья.
В этой новой квартире я впервые в жизни, семиклассником, по-настоящему принял ванну. Тут был целый ритуал. Я заранее договаривался с родственниками, ещё с пятницы готовил сумку с чистым бельем, рубахой, полотенцами, мочалкой, своим туалетным мылом (у бабки в семье ещё очень долго пользовались исключительно стиральным для всех целей, включая мытье головы), а в субботу после школы ехал на праздник. Мне выделялось от двух до трех часов. И я блаженствовал. Читал Дюма, слушал музыку по транзисторном приемнику, лежал в персональной ванной и был на вершине блаженства.
Прошли годы. И с какого-то момента все стали хаять эти самые "хрущевки". И то у них не так, и это не эдак. А они, на самом деле изначально рассчитанные всего на двадцать лет, действительно постарев и обветшав, всё равно продолжали гордо и упорно стоять по всей стране памятником тому колоссальному цивилизационному прорыву, который был совершен в шестидесятые в государстве, где подавляющее большинство населения ютилось во времянках, бараках, коммуналках, подвалах и прочих не очень приспособленных для жизни местах.
А для меня эти "хрущевки" так и остались символом первого приобщения к истинному комфорту. Отдельная! Изолированная!. С собственной ванной! Без единого соседа! Это же чистая сказка, кто понимает.
И в Израиле примерно в то же годы, ну, возможно, с некоторой поправкой на историю страны, произошло примерно то же самое. Голда Меир начала массовое панельное строительство ещё в конце пятидесятых, до своего премьерства, будучи министром труда и строительства. И продолжала его до семидесятых годов. Так появились те самые четырехэтажные домики на сваях, названные репатриантами из СССР по аналогии с "хрущевками" "голдовками. И они решили проблему с жильем в Израиле не хуже, а, возможно, в каких-то моментах и лучше, чем хрущевки в СССР.
Надо сказать, что, конечно, по большому счету качество у них было примерно одинаковой говености. Но, если в России, особенно в Москве и преимущественно последние годы с ними стали вести непримиримую борьбу, то в Израиле эта борьба не столь яростная. И до сих пор, например, в том же Тель-Авиве в хорошем районе (а они в основном и расположены в хороших районах) малогабаритная по нынешним понятиям "двушка" в голдобе, правда, в основном отремонтированной и несколько модернизированной, может стоить несколько сот тысяч долларов, а то и дороже.
И всё-таки уже появился налет этого несколько снисходительного отношения к голдовкам, с которого я начал. Мол, да, у него вроде все нормально, но живет-то он до сих пор в голдовке...
А для меня и сейчас все эти хрущевки и голдовки незабываемая память о том, как ещё как будто совсем недавно, прямо-таки при моей жизни, этот мир был оптимистичным, полным надежд на лучшее и как мог яростно пробивался в свое счастливое будущее.
Ну, во всяком случае, хрущевки с голдовками сделали для этого всё, что могли. Остальное - не их вина.