Почему общество равнодушно к Дню народного единства?
В очередной, уже 8-й, раз Россия отмечает как свой государственный праздник День народного единства - день, когда Народное ополчение под руководством князя Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина вступило в Москву, освободив ее от польских интервентов. До 2005 года его отмечали только православные верующие: 4 ноября (по новому стилю) в церковном календаре - день Казанской иконы Божией Матери. На день освобождения Москвы от поляков он пришелся по той причине, что список именно этой чудотворной иконы, которым ополченцев Минина и Пожарского благословил Казанский митрополит Ефрем, освободители Москвы несли в своих рядах.
Увы, несмотря на то, что с того времени, когда день Казанской иконы Богородицы стал нашим государственным праздником, получив дополнительное государственно-политической и гражданское звучание, прошло уже немалое время, с сожалением приходится признать, что большая часть нашего народа все еще остается довольно равнодушной к этому дню. Многие наши соотечественники, судя по отзывам, так до сих пор и не понимают, что же мы, собственно, празднуем, в чем содержание этого праздника.
Почему так происходит? Отчасти, наверное, потому, что для нашего народа с его богатейшей и славной историей весьма характерно плохо помнить о ее важнейших событиях. Гражданину США с куцей канвой американской истории, не углубляющейся дальше XVIII века, конечно намного проще, чем русскому человеку, в чьей памяти грандиозные события из тысячелетнего хронологического ряда громоздятся и наслаиваются одно на другое, путаются и сливаются в один сплошной поток. Хотя на самом деле нужно сделать над собой совсем небольшое усилие, чтобы разобраться в истории своего Отечества и усвоить его важнейшие вехи. Или хотя бы просто очень любить свою родину. Как, например, любят ее жители маленьких итальянских городков, которые с огромной серьезностью и ответственностью шьют себе и своим ближним исторические костюмы, чтобы в них торжественно встретить какой-нибудь праздник, посвященный событию, скажем, XIII века, которое во всех мельчайших подробностях ежегодно реконструируют благодарные потомки.
И все же, на мой взгляд, проблема плохой приживаемости Дня народного единства в сознании наших современников связана еще с одним важным моментом. Событие огромной важности, которое можно было бы отмечать как традиционный для большинства стран День независимости или День освобождения у нас почему-то нарекли «Днем народного единства». Мысль кабинетных идеологов, которые придали делу именно такой поворот, в общем-то, понятна: попытаться сделать из этого праздника средство консолидации нашего современного общества - социальной, национальной и проч. Вот только получилось это в итоге как-то очень неуклюже.
Ну, во-первых, никакого социального единства герои Ополчения Минина и Пожарского отнюдь не демонстрировали. Боярская элита общества почти целиком была на стороне польских интервентов и сидела вместе с ними в осаде в Московском Кремле, чем себя весьма изрядно в глазах народа дискредитировала. Лишь на завершающем этапе формирования ополчения в его состав вошли представители нескольких боярских фамилий, которые при этом тут же потребовали соблюдения принципов местничества и первых мест для себя в составе «Совета всея земли» - временного правительства, сформированного ополченцами. В результате сложилась нелепая ситуация: в официальных документах подпись князя Пожарского стояла аж на 10-м месте (он хоть и обладал титулом князя, но к боярской элите Пожарские не принадлежали, и сам князь Дмитрий Михайлович имел лишь скромный чин стольника). Подпись бывшего фактическим основателем ополчения Минина вообще отодвинули на 15-е место (впрочем, Минин был неграмотным, и вместо него подпись ставил все тот же Пожарский).
Крестьяне в массе своей были темны и забиты, поэтому легко шли за любым самозванцем, которых немало объявилось в России в период смуты. В ополчении их тоже почти что не было (в отличие, скажем, от шаек Болотникова, ранее изрядно пограбивших южные «украины» Российского государства в начальный период смуты). Казаки в Смутное время показали себя с еще худшей стороны, преследуя лишь самые корыстные цели, проявляя звериную жестокость по отношению к своим православным единоверцам и способствуя своими действиями распаду Российской государственности. Даже в решающих боях под стенами Москвы казаки, договорившись о совместных действиях с ополченцами, постоянно их подводили, то отказываясь поддержать воинов Пожарского, изнемогавших в противоборстве с поляками Ходкевича, то вдруг неожиданно потребовав платы за свое участие в освобождении Москвы. Лишь вмешательство архимандрита Троице-Сергиева монастыря св. Дионисия (Зобниновского) и келаря Авраамия (Палицына), пообещавших казакам деньги из монастырской казны, убедили последних выступить на помощь ополченцам.
Основной силой, составившей ополчение, были те, кого сегодня навали бы «средним классом». Небогатые служилые дворяне (в основном, провинциальные) и посадские люди, то есть горожане - купцы и ремесленники, - именно они проявили наибольшую сознательность и патриотизм, именно они были в меньшей степени зависимы от каких-то узких и корыстных целей, больше радели о благе Отечества.
Что касается единства национального, то этот момент тоже, мягко говоря, идеологами Дня народного единства изрядно преувеличен. Да, в рядах ополченцев действительно было некоторое количество служилых татар-мусульман. Но говорить о том, что они столь же сознательно защищали свое Отечество, как Пожарский, Минин и их соратники, едва ли приходится. Известно, что за свое участие в боевых действиях они получали немалую плату и действовали, строго говоря, лишь как наемники. Так что изображать из Ополчения Минина и Пожарского нечто в духе «пролетарского интернационализма» - по меньшей мере, большая натяжка. Давайте будем честными. Созидание новых мифов редко бывает занятием плодотворным.
Так что же в таком случае мы должны (и должны ли вообще?) праздновать, кого и за что прославлять, вспоминая события 1612 года? Думаю, что все-таки память о спасении России от смуты мы обязаны чтить и видеть в подвиге ополченцев Минина и Пожарского очень важный для нас сегодня пример для подражания, не пытаясь замутнять его какими-то искусственными идеологическими домыслами. Чтобы понять, в чем величие того, что свершило 400 лет назад Народное ополчение, нам следует отрешиться от еще одного существенного недостатка в трактовке событий, связанных с освобождением Москвы в 1612 г.
Дело в том, что вся эпопея Народного ополчения и даже более ранние события смутного времени чаще всего представляются как освобождение страны от внешнего врага. Это все так, и в то же время - не так. Потому что польская интервенция - это лишь завершающий этап смутного времени. Ибо смута, прежде всего, была в душах людей, в их сознании: сами русские люди как будто впали в массовое неистовое помешательство, ринулись в стихию, которую тогда на Руси очень метко называли «воровством» - не в смысле кражи, а в смысле отвержения всех традиционных устоев, на которых зиждилось русское общество, отвержения принципов христианской морали, хищнического отношения к своей стране и своим соотечественникам. Народ на самых разных социальных уровнях - от боярина до крестьянина - обуяла страшная жажда урвать нечто для себя в той обстановке, которая установилась в стране. Произошло массовое забвение того, что такое чувство долга, верность присяге и даже Православной вере. Русский народ превратился в стаю индивидуумов, готовых безжалостно истреблять друг друга в погоне за личной корыстью, которая при этом для одних измерялась новыми землями и чинами, для других - отбираемой у соседа-бедняка копейкой или куском хлеба. Но это был один страшный вектор, под который оказалась настроенной почти вся страна, весь народ!
И все нашлись те немногие, кто подобно Минину и Пожарскому в этом воцарившемся наяву аду, совершив над собой духовно-нравственное усилие, посмотрели на сложившуюся ситуацию иначе. Именно в этом величие их подвига: очень немногочисленные (в момент пика активности ополчения в его рядах было не более 10 тысяч человек) они все же смогли возвыситься над обуявшей страну стихией «воровства», поставить интересы Отчества выше своих собственных и начать борьбу за возрождение России из небытия. Укрепляла их в этом искренняя и неподдельная вера в Бога и надежда, что Он поможет им в их благородном деле - а как же иначе, ведь на их стороне Правда! И действительно, произошло чудо: горстка самоотверженных патриотов при равнодушном молчании миллионов других обитателей России смогла разбить и изгнать почти вдвое превосходящие силы врага и начать почти с нуля восстанавливать разоренную Родную землю.
…А потом, как всегда, из уютных щелей начали выползать те, кто по древнему праву местничества вновь требовал, чтобы его подпись стояла в числе первых. Но это, впрочем, уже совсем другая история.