Ошибка художника
Я всегда верил, что Вениамин Смехов - не только талантливый актер, но и настоящий человек. Но - тысяча чертей! - как же приятно убедиться в этом...
Вчера Смехов выступил свидетелем защиты по делу Беркович и Петрийчук.
Источник тут, однако убираю под кат полный текст на случай исчезновения записи.
Вениамин Смехов сегодня дал показания в суде по делу Беркович и Петрийчук
Судья: В силу возраста, состояния здоровья будете стоя давать показания?
Смехов: Стоя
Судья удостоверяет личность свидетеля.
Судья: Ваше место работы
Смехов: В театре
Судья: В каком
Смехов: Куда позовут, там работаю. В Театре Наций играю спектакль "Последнее лето"
Судья: Подсудимые вам знакомы?
Смехов: Я - актер, Женя - режиссер. После замечательного спектакля "Считалка", мы были в восторге от спектакля, сообщили об этом восторге режиссеру. Со Светланой, к сожалению, лично не знакомы.
Судья: есть неприязненные отношения к подсудимым?
Смехов: Меня хорошо воспитывали, я не вру. Нет
Судья зачитывает свидетелю его права и обязанности.
Адвокат Карпинская: Смотрели ли вы спектакль, если да, то где?
Смехов: В Боярских палатах. Где-то после активного периода пандемии
Адвокат Карпинская: Какова цель и задача спектакля?
Смехов: Предупреждение об опасности, особенно для молодого поколения. Попутная опасность существует в виде жуликоватых звонков по телефону, много жуликов сейчас. Опасность поддаваться на незнакомые и опасные предложения. Но пьеса и спектакль свободны от буквальных предупреждений. Они рассчитывают на зрителя, который воспитан театром. Спектакль талантлив и силен. Иносказание, метафора, поэтичность. Мотив сострадания - и в тексте и в спектакле.
Адвокат Карпинская: Отождествляют ли себя авторы со своими героинями?
Смехов: Нет. Сегодня день рождения Пушкина. Мне неловко говорить очевидные вещи для тех, кто учился в советских школах и в школах Российской Федерации. Талант автора в том, что решительное действие каждого персонажа совершенно отделено от жизни и характера автора, Светланы. Также как замечательные актрисы, которые играют в спектакле, он играют чужую жизнь как свою. Как у Станиславского.
Адвокат Карпинская: Скажите, пожалуйста, вы посмотрели спектакль. Он оправдывает терроризм Или пропагандирует?
Смехов: Он настойчиво предупреждает о той беде, которая может оказаться на пути… Я должен ссылаться на Афанасьева, где ради любви Марьюшка или Аленушка готовы жертвовать собой. Спектакль продолжает форму театральную - вербатим. Актрисы защищают свою роль перед обстоятельствами, перед которыми они бессильны. Те обстоятельства, при которых мы собрались, не соответствует истине.
Женя Беркович: У меня к вам вопрос как к мужчине (35 лет мечтала это сказать). Показалось ли вам, что в спектакле каким-то образом оскорбляются чувства русских мужчин?
Смехов: У меня фамилия Смехов, я не могу серьезно отвечать на этот вопрос. Этот спектакль о беде. Нет, конечно.
Адвокат Бадамшин: Вы помните атмосферу на спектакле по итогам просмотра? Какие-то отзывы вслух?
Смехов: Похоже на то, что происходит после хорошей премьеры. У зрителя было сочетание трагического жанра и какой-то очень светлой лирики по отношению к девчонкам. Это сочетание выражалось в том, что зрители, как я помню, называли персонально актрис. Такая была перекличка: "а моя вот так, а моя вот так!" Зрители были знакомы с актрисами, с их работой. С тем, что мы сейчас увидели в спектакле
Адвокат Бадамшин: А были негативные отзывы?
Смехов: Я с самого рождения театра на Таганке один из ближайших сподвижников Любимова, и мне впервые пришлось видеть такую несправедливость…
Судья: Ваш творческий путь неоспорим. Ваш авторитет в творческих кругах очевиден. Но были ли какие-то негативные отзывы?
Смехов: Нет. Не было. А можно вопрос: Вы меня знаете как Смехова или как Атоса?
Судья: Я вас знаю как свидетеля защиты по уголовному делу
Смехов: Я запомню ваш ответ
Адвокат Куракина: А по вашему мнению, пьеса содержит оправдание терроризма?
Смехов: И пьеса и спектакль настойчиво предупреждают о такой беде, как сопутствие террористам и врагам нашего отечества
Прокурор: Вы работали с Беркович или с Петрийчук?
Смехов: Нет, к сожалению
Прокурор: А в Гоголь центре?
Смехов: Да, я работал там много. Но с Женей нет
Адвокат Карпинская спрашивает про примеры убийств в кино, и является ли это оправданием. Судья перебивает, пытается переформулировать вопрос.
Смехов: Оправдания ИГИЛ там нет никаким образом.
Судья: Можно ли говорить, что работы Светланы Александровны и Евгении Борисовны сподвигли людей заинтересоваться, пойти в ряды террористов…?
Смехов: Мы друг друга с вами понимаем. Этого нет ни в пьесе, ни в спектакле. Я был бы рад, чтоб ещё раз посмотреть этот спектакль. Хороший спектакль каждый раз вносит подробность эстетического свойства, но не сопротивляется пьесе. То, что я уже назвал: спектакль - предупреждение. Это то, что я увидел в спектакле, то, что я прочел в пьесе. И я бы очень хотел снова увидеть этот талантливый спектакль.
Допрос свидетеля Смехова окончен.
Чем же виноваты подсудимые? Они думали, что на официально (т.е. чиновниками) объявленную актуальной тему можно говорить художественно, то есть не совсем примитивно и не всегда однозначно. А чиновники такого подхода не приемлют категорически. На этом регулярно горели авторы советской эпохи, но для многих из нас желание говорить художественно, то есть оставаться в пределах искусства, сильнее, чем инстинкт самосохранения.
Дурацкий и мелкий пример, но из той же серии. Вчера четвертый раз переписывали мое представление на грамоту (ну вот нужна мне к пенсии эта грамота, такой я меркантильный кю). Вычеркивали то, чем я действительно хорош и вписывали казенные формулировки типа «активно пропагандирует достижения уральских ученых, ориентированные на достижения научно-технологического суверенитета России». Тоже правда, но тут главное - чтобы чиновник, три раза возвращавший документ, увидел знакомые слова и пропустил.
То есть госзаказ и творческое самовыражение - вещи несовместимые. Либо не трогайте острую тему, на которую чиновники объявили ящик с плюшками, либо делайте в лоб, однозначно и прямо. Учитесь у советских классиков, у того же Симонова, который шел в ЦК, согласовывал синопсисы пьес и только после этого садился за работу (Каверин пишет об этом с восхищением и ужасом - ему самому и в голову такое не приходило).