Guild of Real Seamstresses
Этот пост я вывесила вчера, но из-за глюка никто кроме Кэрри его не увидел. Поэтому вывешиваю его еще раз :)
Пратчетт в "Ночном дозоре," который я сейчас дочитываю, много внимания уделяет портнихам, настоящим и не очень. Покопавшись в закромах интернета, я нашла немного информации про английских швей 19го века. Так что если у вас на работе предновогодний аврал, почитайте и воспряньте духом, потому что бывает и хуже.
Frank Holl
В Англии 19го века выбор профессии для девушки из рабочего класса был ограничен - фактически, она могла податься в служанки, работать в магазине, шить на заказ или идти на панель. Еще можно было таскать вагонетки в шахте, но это уж совсем непрестижное занятие. На фоне таких карьерных перспектив работа швеей казалось наиболее достойной. Шитье считалось символом женственности. Как сказано в "Принцессе" Теннисона,
Man for the field and woman for the hearth:
Man for the sword and for the needle she:
Man with the head and woman with the heart:
Man to command and woman to obey;
All else confusion.
Даже дамы из высших слоев общества не гнушались шитьем и в особенности вышиванием, так что работая портнихой, женщина не роняла своего достоинства, не вторгалась в чисто мужскую сферу .
Можно выделить несколько основных категорий, к которым относились портнихи 19го века. Во главе иерархии были швеи, обслуживавшие королевский двор. Чуть ниже на карьерной лестнице находились женщины, работавшие в цехах при больших магазинах. Спустившись еще ниже, мы увидим портних, трудившихся в небольших магазинах в Ист Энде, где из бедняжек выжимали все соки. Некоторые швеи трудились в частном порядке, работая над заказами у себя дома (судя по картинам, в крошечных квартирках с узкими окнами). Портнихи редко зарабатывали достаточно, чтобы отложить на черный день, а многим едва хватало на еду. Например, парижане называли кусок сыра Бри "котлетой портнихи", потому что кусок сыра и чашка кофе иногда составляли весь ее дневной рацион (для англичанок это была чашка чая и селедка). Мясо появлялось на столе только раз в полгода. Условия труда были зачастую ужасающими. С появление швейной машинки производительность труда портних возросла, но "Зингер" тоже стоил недешево. Например, среднестатистическая портниха, обслуживающая небогатых клиентов, шила рубашки за 7 пенсов за дюжину. Чтобы хоть как-то держаться на плаву, ей приходилось работать с 7ми утра до 11 вечера. Летом было проще чем зимой, когда темнеет раньше, потому что свечи тоже стоили денег. За этот промежуток времени она успевала сшить 2 дюжины рубашек. Таким образом, в день портниха могла заработать 1 шиллинг и два пенса. Но из своих еженедельных заработков ей приходилось вычитывать 2 шиллинга и 6 пенсов за аренду швейной машинки плюс еще шиллинг за смазку для машинки и за нитки. Чем выше на карьерной лестнице находилась портниха, тем больше она зарабатывала. Тем не менее, немногие портнихи могли позволить себе платья из роскошных тканей, с которыми они, быть может, работали ежедневно. Даже содержательницы дорогостоящих ателье старались выжать из работниц побольше, а заплатить поменьше. Поскольку работа швеи отчасти сезонная, в течении нескольких месяцев они могли проводить почти без заказов. Зато как только начинался Сезон и дамы бежали обновлять туалеты, портнихи трудились день и ночь, иногда падая в обморок от усталости.
Из-за тяжелых условий труда, напряжения - а что если не уложишься в срок? - и скудной оплаты, некоторые женщины предпочитали махнуть на честный труд рукой, накинуть шаль поярче и отправится на улицу. Истории были похожи одна на другую - девушка, обычно из сельской местности, приезжает в большой город, где становится жертвой нанимателя-развратника, затем пытается шить за гроши, но в конце концов подается в проститутки или умирает. Например, такая история - молодая вдова с ребенком пыталась заработать на жизнь пошивкой рубашек, воротничков, и т.д. Так же она мастерила подушечки для булавок и продавала их на улице, таская ребенка с собой. Время от времени у нее не было крова над головой. Конечно, она могла попроситься в работных дом, но это означало разлуку с ребенком - детей и родителей в работных домах держали отдельно - да и вообще окончательную капитуляцию, полное признание того, что жизнь тебя растоптала. Но одной зимней ночью женщина не выдержала и все же направилась в работный дом, но даже там ей отказали, потому что у нее не было специального допуска. Тогда ей уже ничего не оставалось делать, как идти на панель.
Другие истории про портних тоже были у всех на устах. В октябре 1843го года в "Таймс" появилась статья про швею, которая заложила платье заказчицы, чтобы купить еды своему голодающему малышу. Двумя месяцами спустя другая портниха убила своего ребенка и покончила с собой. В обществе началась настоящая истерия. По раздачу, как обычно, попались евреи - газеты часто обвиняли еврейских торговцев в эксплуатации несчастных англичанок. Как обычно, проще найти козла отпущения, чем выносить вердикт всей стране. Для первых феминисток бедная швея стала символом лицемерия общества, которое с одной стороны запрещает женщинам работать, значительно ограничивая выбор профессии, а с другой вынуждает их заниматься изнурительным трудом.
Известное стихотворение Томаса Гуда "Песня о Рубашке," опубликованное в 1843 году, повествует о тяжкой участи швеи. Ниже я привожу текст на английском и русский перевод. Читайте и вспоминайте советскую школу.
With fingers weary and worn,
With eyelids heavy and red,
A woman sat, in unwomanly rags,
Plying her needle and thread
Stitch! stitch! stitch!
In poverty, hunger, and dirt,
And still with a voice of dolorous pitch
She sang the "Song of the Shirt."
"Work! work! work!
While the cock is crowing aloof!
And work work work,
Till the stars shine through the roof!
It's Oh! to be a slave
Along with the barbarous Turk,
Where woman has never a soul to save,
If this is Christian work!
"Work work work
Till the brain begins to swim;
Work work work
Till the eyes are heavy and dim!
Seam, and gusset, and band,
Band, and gusset, and seam,
Till over the buttons I fall asleep,
And sew them on in a dream!
"Oh, Men, with Sisters dear!
Oh, Men, with Mothers and Wives!
It is not linen you're wearing out,
But human creatures' lives!
Stitch stitch stitch,
In poverty, hunger, and dirt,
Sewing at once with a double thread,
A Shroud as well as a Shirt.
But why do I talk of Death?
That Phantom of grisly bone,
I hardly fear its terrible shape,
It seems so like my own
It seems so like my own,
Because of the fasts I keep;
Oh, God! that bread should be so dear,
And flesh and blood so cheap!
"Work work work!
My Labour never flags;
And what are its wages? A bed of straw,
A crust of bread and rags.
That shatter'd roof and this naked floor
A table a broken chair
And a wall so blank, my shadow I thank
For sometimes falling there!
"Work work work!
From weary chime to chime,
Work work work!
As prisoners work for crime!
Band, and gusset, and seam,
Seam, and gusset, and band,
Till the heart is sick, and the brain benumb'd,
As well as the weary hand.
"Work work work,
In the dull December light,
And work work work,
When the weather is warm and bright
While underneath the eaves
The brooding swallows cling
As if to show me their sunny backs
And twit me with the spring.
Oh! but to breathe the breath
Of the cowslip and primrose sweet
With the sky above my head,
And the grass beneath my feet
For only one short hour
To feel as I used to feel,
Before I knew the woes of want
And the walk that costs a meal!
Oh! but for one short hour!
A respite however brief!
No blessed leisure for Love or Hope,
But only time for Grief!
A little weeping would ease my heart,
But in their briny bed
My tears must stop, for every drop
Hinders needle and thread!"
With fingers weary and worn,
With eyelids heavy and red,
A woman sat in unwomanly rags,
Plying her needle and thread
Stitch! stitch! stitch!
In poverty, hunger, and dirt,
And still with a voice of dolorous pitch,
Would that its tone could reach the Rich!
She sang this "Song of the Shirt!"
А вот это же самое стихотворение, в переводе Багрицкого.
От песен, от скользкого пота -
В глазах растекается мгла.
Работай, работай, работай
Пчелой, заполняющей соты,
Покуда из пальцев с налета
Не выпрыгнет рыбкой игла!..
Швея! Этой ниткой суровой
Прошито твое бытие...
У лампы твоей бестолковой
Поет вдохновенье твое,
И в щели проклятого крова
Невидимый месяц течет.
Швея! Отвечай мне, что может
Сравниться с дорогой твоей?..
И хлеб ежедневно дороже,
И голод постылый тревожит,
Гниет одинокое ложе
Под стужей осенних дождей.
Над белой рубашкой склоняясь,
Ты легкою водишь иглой,-
Стежков разлетается стая
Под бледной, как месяц, рукой,
Меж тем как, стекло потрясая,
Норд-ост заливается злой.
Опять воротник и манжеты,
Манжеты и вновь воротник...
От капли чадящего света
Глаза твои влагой одеты...
Опять воротник и манжеты,
Манжеты и вновь воротник...
О вы, не узнавшие страха
Бездомных осенних ночей!
На ваших плечах - не рубаха,
А голод и пение швей,
Дня, полные ветра и праха,
Да темень осенних дождей!
Швея! Ты не помнишь свободы,
Склонясь над убогим столом,
Не помнишь, как громкие воды
За солнцем идут напролом,
Как в пламени ясной погоды
Касатка играет крылом.
Стежки за стежками, без счета,
Где нитка тропой залегла.
- Работай, работай, работай,-
Поет, пролетая, игла,-
Чтоб капля последнего пота
На бледные щеки легла! ..
Швея! Ты не знаешь дороги,
Не знаешь любви наяву,
Как топчут веселые ноги
Весеннюю эту траву...
...Над кровлею - месяц убогий,
За ставнями ветры ревут...
Швея! За твоею спиною
Лишь сумрак шумит дождевой,-
Ты медленно бледной рукою
Сшиваешь себе для покоя
Холстину, что сложена вдвое,-
Рубашку для тьмы гробовой...
- Работай, работай, работай,
Покуда погода светла,
Покуда стежками без счета
Играет, летая, игла...
Работай, работай, работай,
Покуда не умерла!..
Thomas Kennington, Widowed and Fatherless
Degas, Millinery Shop
Degas, Millinery Shop
Eva Gonzales, Milliner
Radford, Weary
Сон портнихи - никак не могу понять, что ей снится.
Портниха доставляет заказ
Памятник портнихе в Leicester
http://iupjournals.org/victorian/vic40-4.html
http://www.victorianweb.org/gender/ugoretz1.html
Kellow Chesney, The Victorian Underworld
Пратчетт в "Ночном дозоре," который я сейчас дочитываю, много внимания уделяет портнихам, настоящим и не очень. Покопавшись в закромах интернета, я нашла немного информации про английских швей 19го века. Так что если у вас на работе предновогодний аврал, почитайте и воспряньте духом, потому что бывает и хуже.
Frank Holl
В Англии 19го века выбор профессии для девушки из рабочего класса был ограничен - фактически, она могла податься в служанки, работать в магазине, шить на заказ или идти на панель. Еще можно было таскать вагонетки в шахте, но это уж совсем непрестижное занятие. На фоне таких карьерных перспектив работа швеей казалось наиболее достойной. Шитье считалось символом женственности. Как сказано в "Принцессе" Теннисона,
Man for the field and woman for the hearth:
Man for the sword and for the needle she:
Man with the head and woman with the heart:
Man to command and woman to obey;
All else confusion.
Даже дамы из высших слоев общества не гнушались шитьем и в особенности вышиванием, так что работая портнихой, женщина не роняла своего достоинства, не вторгалась в чисто мужскую сферу .
Можно выделить несколько основных категорий, к которым относились портнихи 19го века. Во главе иерархии были швеи, обслуживавшие королевский двор. Чуть ниже на карьерной лестнице находились женщины, работавшие в цехах при больших магазинах. Спустившись еще ниже, мы увидим портних, трудившихся в небольших магазинах в Ист Энде, где из бедняжек выжимали все соки. Некоторые швеи трудились в частном порядке, работая над заказами у себя дома (судя по картинам, в крошечных квартирках с узкими окнами). Портнихи редко зарабатывали достаточно, чтобы отложить на черный день, а многим едва хватало на еду. Например, парижане называли кусок сыра Бри "котлетой портнихи", потому что кусок сыра и чашка кофе иногда составляли весь ее дневной рацион (для англичанок это была чашка чая и селедка). Мясо появлялось на столе только раз в полгода. Условия труда были зачастую ужасающими. С появление швейной машинки производительность труда портних возросла, но "Зингер" тоже стоил недешево. Например, среднестатистическая портниха, обслуживающая небогатых клиентов, шила рубашки за 7 пенсов за дюжину. Чтобы хоть как-то держаться на плаву, ей приходилось работать с 7ми утра до 11 вечера. Летом было проще чем зимой, когда темнеет раньше, потому что свечи тоже стоили денег. За этот промежуток времени она успевала сшить 2 дюжины рубашек. Таким образом, в день портниха могла заработать 1 шиллинг и два пенса. Но из своих еженедельных заработков ей приходилось вычитывать 2 шиллинга и 6 пенсов за аренду швейной машинки плюс еще шиллинг за смазку для машинки и за нитки. Чем выше на карьерной лестнице находилась портниха, тем больше она зарабатывала. Тем не менее, немногие портнихи могли позволить себе платья из роскошных тканей, с которыми они, быть может, работали ежедневно. Даже содержательницы дорогостоящих ателье старались выжать из работниц побольше, а заплатить поменьше. Поскольку работа швеи отчасти сезонная, в течении нескольких месяцев они могли проводить почти без заказов. Зато как только начинался Сезон и дамы бежали обновлять туалеты, портнихи трудились день и ночь, иногда падая в обморок от усталости.
Из-за тяжелых условий труда, напряжения - а что если не уложишься в срок? - и скудной оплаты, некоторые женщины предпочитали махнуть на честный труд рукой, накинуть шаль поярче и отправится на улицу. Истории были похожи одна на другую - девушка, обычно из сельской местности, приезжает в большой город, где становится жертвой нанимателя-развратника, затем пытается шить за гроши, но в конце концов подается в проститутки или умирает. Например, такая история - молодая вдова с ребенком пыталась заработать на жизнь пошивкой рубашек, воротничков, и т.д. Так же она мастерила подушечки для булавок и продавала их на улице, таская ребенка с собой. Время от времени у нее не было крова над головой. Конечно, она могла попроситься в работных дом, но это означало разлуку с ребенком - детей и родителей в работных домах держали отдельно - да и вообще окончательную капитуляцию, полное признание того, что жизнь тебя растоптала. Но одной зимней ночью женщина не выдержала и все же направилась в работный дом, но даже там ей отказали, потому что у нее не было специального допуска. Тогда ей уже ничего не оставалось делать, как идти на панель.
Другие истории про портних тоже были у всех на устах. В октябре 1843го года в "Таймс" появилась статья про швею, которая заложила платье заказчицы, чтобы купить еды своему голодающему малышу. Двумя месяцами спустя другая портниха убила своего ребенка и покончила с собой. В обществе началась настоящая истерия. По раздачу, как обычно, попались евреи - газеты часто обвиняли еврейских торговцев в эксплуатации несчастных англичанок. Как обычно, проще найти козла отпущения, чем выносить вердикт всей стране. Для первых феминисток бедная швея стала символом лицемерия общества, которое с одной стороны запрещает женщинам работать, значительно ограничивая выбор профессии, а с другой вынуждает их заниматься изнурительным трудом.
Известное стихотворение Томаса Гуда "Песня о Рубашке," опубликованное в 1843 году, повествует о тяжкой участи швеи. Ниже я привожу текст на английском и русский перевод. Читайте и вспоминайте советскую школу.
With fingers weary and worn,
With eyelids heavy and red,
A woman sat, in unwomanly rags,
Plying her needle and thread
Stitch! stitch! stitch!
In poverty, hunger, and dirt,
And still with a voice of dolorous pitch
She sang the "Song of the Shirt."
"Work! work! work!
While the cock is crowing aloof!
And work work work,
Till the stars shine through the roof!
It's Oh! to be a slave
Along with the barbarous Turk,
Where woman has never a soul to save,
If this is Christian work!
"Work work work
Till the brain begins to swim;
Work work work
Till the eyes are heavy and dim!
Seam, and gusset, and band,
Band, and gusset, and seam,
Till over the buttons I fall asleep,
And sew them on in a dream!
"Oh, Men, with Sisters dear!
Oh, Men, with Mothers and Wives!
It is not linen you're wearing out,
But human creatures' lives!
Stitch stitch stitch,
In poverty, hunger, and dirt,
Sewing at once with a double thread,
A Shroud as well as a Shirt.
But why do I talk of Death?
That Phantom of grisly bone,
I hardly fear its terrible shape,
It seems so like my own
It seems so like my own,
Because of the fasts I keep;
Oh, God! that bread should be so dear,
And flesh and blood so cheap!
"Work work work!
My Labour never flags;
And what are its wages? A bed of straw,
A crust of bread and rags.
That shatter'd roof and this naked floor
A table a broken chair
And a wall so blank, my shadow I thank
For sometimes falling there!
"Work work work!
From weary chime to chime,
Work work work!
As prisoners work for crime!
Band, and gusset, and seam,
Seam, and gusset, and band,
Till the heart is sick, and the brain benumb'd,
As well as the weary hand.
"Work work work,
In the dull December light,
And work work work,
When the weather is warm and bright
While underneath the eaves
The brooding swallows cling
As if to show me their sunny backs
And twit me with the spring.
Oh! but to breathe the breath
Of the cowslip and primrose sweet
With the sky above my head,
And the grass beneath my feet
For only one short hour
To feel as I used to feel,
Before I knew the woes of want
And the walk that costs a meal!
Oh! but for one short hour!
A respite however brief!
No blessed leisure for Love or Hope,
But only time for Grief!
A little weeping would ease my heart,
But in their briny bed
My tears must stop, for every drop
Hinders needle and thread!"
With fingers weary and worn,
With eyelids heavy and red,
A woman sat in unwomanly rags,
Plying her needle and thread
Stitch! stitch! stitch!
In poverty, hunger, and dirt,
And still with a voice of dolorous pitch,
Would that its tone could reach the Rich!
She sang this "Song of the Shirt!"
А вот это же самое стихотворение, в переводе Багрицкого.
От песен, от скользкого пота -
В глазах растекается мгла.
Работай, работай, работай
Пчелой, заполняющей соты,
Покуда из пальцев с налета
Не выпрыгнет рыбкой игла!..
Швея! Этой ниткой суровой
Прошито твое бытие...
У лампы твоей бестолковой
Поет вдохновенье твое,
И в щели проклятого крова
Невидимый месяц течет.
Швея! Отвечай мне, что может
Сравниться с дорогой твоей?..
И хлеб ежедневно дороже,
И голод постылый тревожит,
Гниет одинокое ложе
Под стужей осенних дождей.
Над белой рубашкой склоняясь,
Ты легкою водишь иглой,-
Стежков разлетается стая
Под бледной, как месяц, рукой,
Меж тем как, стекло потрясая,
Норд-ост заливается злой.
Опять воротник и манжеты,
Манжеты и вновь воротник...
От капли чадящего света
Глаза твои влагой одеты...
Опять воротник и манжеты,
Манжеты и вновь воротник...
О вы, не узнавшие страха
Бездомных осенних ночей!
На ваших плечах - не рубаха,
А голод и пение швей,
Дня, полные ветра и праха,
Да темень осенних дождей!
Швея! Ты не помнишь свободы,
Склонясь над убогим столом,
Не помнишь, как громкие воды
За солнцем идут напролом,
Как в пламени ясной погоды
Касатка играет крылом.
Стежки за стежками, без счета,
Где нитка тропой залегла.
- Работай, работай, работай,-
Поет, пролетая, игла,-
Чтоб капля последнего пота
На бледные щеки легла! ..
Швея! Ты не знаешь дороги,
Не знаешь любви наяву,
Как топчут веселые ноги
Весеннюю эту траву...
...Над кровлею - месяц убогий,
За ставнями ветры ревут...
Швея! За твоею спиною
Лишь сумрак шумит дождевой,-
Ты медленно бледной рукою
Сшиваешь себе для покоя
Холстину, что сложена вдвое,-
Рубашку для тьмы гробовой...
- Работай, работай, работай,
Покуда погода светла,
Покуда стежками без счета
Играет, летая, игла...
Работай, работай, работай,
Покуда не умерла!..
Thomas Kennington, Widowed and Fatherless
Degas, Millinery Shop
Degas, Millinery Shop
Eva Gonzales, Milliner
Radford, Weary
Сон портнихи - никак не могу понять, что ей снится.
Портниха доставляет заказ
Памятник портнихе в Leicester
http://iupjournals.org/victorian/vic40-4.html
http://www.victorianweb.org/gender/ugoretz1.html
Kellow Chesney, The Victorian Underworld