У меня передоз викторианства, так что изменю ему с георгианством и регентством. Концом 18 века я заинтересовалась уже давно, когда посмотрела фильм "Герцогиня", после чего уточнила, что там было на самом деле, и обозлилась, что вместо вместо шоколадки мне посунули невнятное нечто (но какой там Файнс!) В жизни-то было интереснее. Сразу захотелось изучить женщин той эпохи - красивых, уверенных в себе и не особо отягощенных моралью. К сожалению, времени на посты у меня сейчас в обрез, но посмотрим, что получится.
По крайней мере, скажите, интересно ли вам будет читать про современниц Джейн Остен? Выбор персонажей, как обычно, специфический, ну стиль... мда, уж какой есть. А начнем мы с Марии Фитцгерберт.
«Сим завещанием и моею последнею волею я завещаю, оставляю и передаю в случае моей кончины всю мою собственность всех разрядов и сортов, личную и иную, моей Марии Фитцгерберт, моей супруге, возлюбленной жене моего сердца и моей души».
Логично предположить, что таким прочувствованным завещанием облагодетельствовал свою жену некий мистер Фитцгерберт. Или же какой-нибудь лорд Фитцгерберт, поскольку завещано было немало - особняк Карлтон-хаус со всеми портьерами, стульями, «столами простыми, инкрустированными и покрытыми бронзой», винами, книгами, коллекцией фарфора, серебряной посудой и прочими мелочами, необходимыми для беспечного вдовства. Однако нам придется метить еще выше. Потому что сей документ был составлен в 1796 году принцем Уэльским, будущим Георгом IV, который в очередной раз возлег на смертном одре.
Состояние «все, сейчас умру» было для него, в принципе, типичным, а составление завещаний и жалостных писем действовало на принца, как на обычного человека аспирин. Сразу отпускало. (Все жжисты знают, как помогает порою пост с нытьем).
Наверное, поэтому принц так и не удосужился заверить завещание при свидетелях, что превращало его в скорее в открытку ко дня Св. Валентина, чем в юридический документ. Впрочем, когда Мария Фитцгерберт все же прочитала завещание, то была очень растрогана. Ей всегда нравилось, что принц признает ее своей законной супругой. Да так оно, в сущности, и было.
Встречайте Мэри Энн «Марию» Фитцгерберт, простолюдинку, католичку, дважды вдову и тайную жену принца Георга IV, чей брак, тем не менее, был признан действительным.
Золушкой ее не назовешь по двум причинам. О второй причине вы узнаете чуть позже, а первая заключалась в том, что Мэри Энн Смит (или Смайт) родилась 26 июля 1756 года в зажиточной шропширской семье.
Замок Тонг, где родилась Мэри Энн. Замок снесен в середине 20 века.
Помещики Смиты владели землями не только в Англии, но и за границей, их связи простирались не менее широко, но что за старинная семья без скелетов в шкафу? У Смитов скелет, разумеется, имелся, да такой, что внушал ужас и отвращение консервативно настроенным согражданам.
Смиты были католиками. То есть, англичанами, но как бы не совсем.
К католикам в Англии середины 18 века отношение было настороженным. Мало ли что им, окаянным, взбредет на ум. Поговаривали, что Папа Римский может освободить их от любой клятвы, включая клятву верности короне. А учитывая, что восстания якобитов, поддержавших католиков-Стюартов, отгремели не так уж давно, на папистов посматривали косо. Чтобы как-то обуздать это вражье семя, в разное время были приняты законы, ограничивавшие права католиков, пусть даже знатных. Так, английские католики не имели права заседать в парламенте, обучаться в Оксфорде или Кэмбридже, открывать школы или приобретать земли, а в 1692 году для землевладельцев нехорошей веры был введен двойной налог на собственность.
Тем не менее, лучшее средство от дурных законов - это их дурное исполнение. На бумаге выходило, что английским католикам уготована судьба парий, на деле же все выглядело не так печально. В теории, родители должны были подавать на лицензию, чтобы обучать своих отпрысков в католических школах за рубежом. На практике никто этим не заморачивался. Опять же в теории пэры-католики не имели права появляться при дворе, однако они не только там появлялись, но и представляли своих дочерей. Словом, деньги и титул очень способствовали религиозной терпимости. Но все равно мелкие пакости, вроде невозможности официально построить католическую часовню, нет-нет да и отравляли им жизнь.
Несмотря на законодательные препоны, многие семьи аристократов веками придерживались Старой Веры, включая Смитов из Беркшира. Как и многие единоверцы, Уолтер и Клэр Смит отправили Мэри Энн, старшую дочь из 8 детей, получать образование в пансионе в Дюнкерке, что на севере Франции. Во время своего первого визита во Францию в 1760-х родители захватили маленькую Мэри Энн в Версаль, посмотреть, как обедает король Людовик XV. Но когда смешливая девочка увидела, как король разрывает курицу руками, она расхохоталась так громко, что привлекла его внимание. С чувством юмора у короля был полным порядок, и монарх распорядился послать девочке блюдо леденцов. Видимо, это так ее подбодрило, что до конца жизни Мэри Энн не стеснялась подшучивать над окружающими, какое бы положение они не занимали (о, как она прикололась над свекровью-королевой!)
О школе при монастыре у Мэри Энн сохранились самые нежные воспоминания. Уже много лет спустя, путешествую по Континенту, она навестила монахинь и огорчилась, обнаружив их на грани разорения. Ничего не поделаешь, пришлось оказать родной школе спонсорскую помощь. Монахини так горячо благодарили свою ученицу, а теперь и благодетельницу, что закатили пир и позволили себе невиданное излишество - выпили по чашечке кофе.
Окончив образование, Мэри Энн вернулась в Англию в начале 1770-х, и родители почти сразу же сосватали ее за богатого вдовца Эдварда Уэлда, владетеля замка Лалуорт в Дорсете. Жених был, конечно же, католиком. Разница в возрасте между почтенным вдовцом и юной мисс Смит составляла всего лишь 15 лет. Мужчина умный и опытный, он был очарован Мэри Энн, голубоглазой и темноволосой красавицей с изысканным орлиным носом (который потом не давал покоя карикатуристам). «Любовь, как понос - мешает человеку заниматься делом», прозаично откомментировал его младший брат Томас, пока мистер Уэлд увлеченно свивал гнездышко для будущей жены. Опять же под неодобрительным взором брата, он подарил невесте жемчужный браслет, собранный из тетушкиного ожерелья. Почему-то ожерелье Томасу было особенно жалко.
Замок Лалуорт
В июле 1774 года Мэри Энн и Эдвард Уэлд обвенчались в англиканской церкви. Согласно Брачному акту 1753 года, обычного обмена клятвами между женихом и невестой было недостаточно, и вступлению в брак отныне сопутствовали бюрократические заморочки - оглашение имен в церкви, получение лицензии и прочие совсем не романтичные нюансы. Как водится, законодатели не упустили возможность ущипнуть католиков и запретили им венчаться по католическому обряду (проводить бракосочетания по своему обряду могли только иудеи и квакеры). Таким образом, католики или устраивали две свадьбы (частную по католическому обряду, публичную по англиканскому), или обходились одной англиканской, полагая, что Богу, в сущности, все равно.
Семейная жизнь пришлась Мэри Энн по душе, тем более что муж не скупился и баловал ее подарками. На ее личные нужды выделялось 200 фунтов в год, а в случае вдовства она получала бы ежегодное пособие в размере 800 фунтов. Супруги проводили время в Лондоне, среди всего прочего, посещая мессы в часовнях при посольствах, или же отдыхали Лалуорте, роскошном поместье, где в парке щебетали соловьи, а в оранжерее зрели ананасы. Так продолжалось три месяца. Идиллия достигла апогея, когда мистер Уэлд решил отписать жене вообще все имение и даже составил завещание. Дело оставалось за подписью, как вдруг в Мэри Энн взыграла любовь к природе. «Такой прелестный день! Ну как тут обойтись без конной прогулки?». Мистер Уэлд вскочил в седло, а домой его принесли уже слуги - он упал с коня и разбился до полусмерти. По крайней мере, именно так гласила семейная легенда.
Подождав, не появится ли у вдовы живот, обрадованный Томас Уэлд попросил ее прочь со своих новообретенных земель. Он был не против выплачивать ей положенные 800 фунтов годовых, однако его мучил жемчужный браслет. Как можно так разбазаривать семейные реликвии? И мистер Уэлд попросил вернуть браслетик. Такая мелочность оскорбила вдову. Препирательства из-за жемчугов тянулись два года, но Мэри Энн все же удалось отстоять мужчин подарок. Свое она никогда не упускала. Вообще никогда.
Второй супруг Мэри Энн, Томас Фитцгерберт из Суиннертон-холла, был не менее богат, чем первый, и тоже обожал жену. После свадьбы Мэри Энн сменила не только фамилию, но и имя, и с тех пор называлась «Марией». Новое имя для новой жизни. Счастье было омрачено смертью малютки-сына, но супруги надеялись на лучшее.
Суиннертон-холл
Оптимизма добавлял и тот факт, что в 1770-х веротерпимость в Англии была на подъеме. В свете революции в североамериканских колониях и угрозы войны с Францией, отношение к католикам потеплело. Прежде католиков в армию не брали, но теперь Англия испытывал острую нехватку пушечного мяса, а новые солдаты пришлись бы как нельзя кстати. И не лучше ли с подружиться с католиками, прежде чем они примкнут к врагу? Тем более что католические пэры всячески выражали преданность короне и вообще вели себя, как паиньки. И вот в 1778 году был принят акт, смягчивший положение английских католиков. Отныне им уже не возбранялось принимать сан священника или преподавать в школе, признавалось их право покупать и наследовать землю (раньше земельные владения мог оттяпать родственник-протестант).
Вопреки всем надеждам, браку Марии с Томасом не суждено было продлиться. Причем укоротил его отчасти тот же рост веротерпимости. Не всем англичанам понравилось, что паписты вот так просто, за здорово живешь, обрели свободы. Недовольство, как водится, вылилось в мятежи. 2 июня 1780 года разбушевавшаяся орда (от 40 до 60 тыс. человек) прошлась по Лондону, круша все на своем пути и уделяя особое внимание посольствам католических стран. Вдохновителем беспорядков был член парламента лорд Джордж Гордон, требовавший отмены акта 1778 года. 7 июня «гордоновский мятеж» был подавлен, но Марии Фитцгерберт было не до радости.
В самый разгар волнений ее муж отправился проверить свои городские владения, вернулся домой весь в поту и сразу нырнул в ледяную ванну. Это окончательно подорвало его здоровье. По крайней мере, так гласит еще одна семейная легенда. Лечение в Ницце не помогло Томасу, и в 1781 году Мария вновь овдовела.
1000 фунтов вдовьей доли (в придачу к 800 от прежнего мужа) стали хорошим подспорьем. Миссис Фитцгерберт могла жить вольготно, путешествовать по Континенту или отдыхать на многочисленных английских курортах, самым популярным из которых становился Брайтон. Религиозность не мешала Марии получать от жизни все. Благодаря живому нраву и отменному чувству юмора, хотя и грубоватому, миссис Фитцгерберт отлично вписалась в светское общество. Держалась она независимо и знала себе цену, из-за чего прослыла гордячкой среди недоброжелателей. Склонность к полноте не портила ее красу, а мужчины мечтательно облизывались на ее пышную грудь. В то же время, католичка Мария не заходила в отношениях с джентльменами дальше флирта, а самых назойливых поклонников обдавала холодным презрением. Но назойливость назойливости рознь. О пределах назойливости - точнее, об их отсутствии - Мария узнала лишь когда ею заинтересовался принц Уэльский, наследник английского престола.
Мария Фитцгерберт
James Munson, Maria FitzHerbert - the Secret Wife of George IV
Mrs. Fitzherbert and George IV By William Henry Wilkins
http://www.geograph.org.uk