Про первую любовь
Первую мою настоящую любовь растоптали. Из-за номенклатурных игр. Хотя прошло уже почти три десятка лет, слёзы к глазам подступают, когда я это пишу.
Началось это в конце восьмого класса. Таню я «отбил» у одноклассника, который жил в одном с ней доме и имел неосторожность меня с ней познакомить.
Впервые я Таню увидел, когда она пробежала мимо нас с одноклассником тайком куривших в подъезде. Не останавливаясь, бросила: «Привет». И помчалась дальше.
Что-то сразу зацепило. «Кто это?», спросил я. «Это моя девушка!» гордо сказал одноклассник.
Потом встретились на дне рождения у одноклассника же. Я всячески выкобенивался, плоско шутил, в общем, из кожи вон лез, чтобы привлечь к себе внимание. И зря. Оказалось, что тогда на лестнице зацепило не только меня. В общем, после того дня рождения мы уже не расставались более четырех лет.
Танина семья меня не приняла сразу. Я был бедным богемным ребёнком. Приехавшим из провинции. Не чтившим устоев. Жил в коммуналке и, с точки зрения Таниных родственников, перспектив не имел.
Таня, естественно, училась в спецшколе. Она была годом моложе меня. Её дедушка был академиком, председателем какого-то то комитета по распределению Ленинских премий. Папа, уже тогда с ними не живший, был крупным «выездным» чиновником, мама преподавала в престижном институте. Ну, в общем, классическая номенклатурная семейка.
С Таней мы могли часами гулять и разговаривать, разговаривать, разговаривать. Выяснилось, что читали мы одни и те же книги. Что было нетрудно. Список недоступных широкой общественности произведений был известен. Тане их доставал дедушка, который мог достать всё. А я эти книги читал на литовском. Они все были в магазине на Лубянке, тогдашней площади Дзержинского. Очень смешно, но даже какую-то русскую классику, нужную для экзаменов по литературе, Достоевского, например, я читал по-литовски. Даже в библиотеках за ним стояла очередь, а в магазинах на русском Достоевского вообще не было!
И английский у нас был общим. Всерьез разбирали какие-то грамматические построения.
Однажды Таня позвала меня к себе. Я был быстро представлен семье и мы переместились в Танину комнату.
Через какое-то время в комнату вошёл дед. В белой рубашке, галстуке и жилетке. И увидел меня, сидящего на полу. Ну, нравилось мне на полу сидеть! Дед, не произнеся ни слова удалился. Зато через несколько минут прискакала бабушка. «Саша, что Вы сделали с Иваном Николаевичем? У него плохо с сердцем!» И ускакала отпаивать деда валидолом.
Понятно, что после этого меня долго в гости не звали. Что не мешало нам общаться.
Моей маме мои дела были как-то по барабану. У неё был бурный роман с человеком, впоследствии ставшим её мужем. Моя бабушка, ярая русская националистка, его сразу возненавидела за то, что он полуеврей. В общем, всем было не до меня.
Татьяна поэтому легко могла меня вызванивать. Когда же мне нужно было с нею увидеться, я дважды звонил по телефону и вешал трубку. Жили по соседству.
Потом я переехал жить к маме с её новым мужем, так как с бабушкой оставаться под одной крышей я долго не мог. Крышу у неё снесло окончательно. И перебрался в другую школу. Наш с Татьяной сумасшедший роман продолжался.
Через год в новую школу вслед за мной перебралась и Таня. И каждое утро я со своего Проспекта Мира на троллейбусе к определённому времени добирался до площади Дзержинского, пересаживался на 107-й автобус, зная, что на полпути меня ждёт Таня, с которой уже вместе доезжали до школы. Даже в школе я дружил больше с Таниным классом, чем со своим.
Танина семья дотумкала, что это может быть серьёзно.
Я был вызван к Тане домой и мне её мама устроила допрос с пристрастием. Одним из вопросов был, естественно, «А что Вы собираетесь делать после школы?» «В инъяз собираюсь поступать.» «Вы не поступите в инъяз!», вынесла свой приговор мама.
Ей, конечно, было виднее, ведь Танин папа этот инъяз окончил.
(Кстати, то же самое моей маме сказал и Пенёк, наш «англичанин», который хотел маму раскрутить на репетитора, своего приятеля. Забегая вперёд, скажу, что эти двое меня так разозлили, что в инъяз я поступил, даже перебрав баллов. Для этого каждые субботу и воскресенье ходил на лекции для поступающих на журфак МГУ. Кстати, русский язык там читал классик - Дитмар Ильяшевич Розенталь, а историю - автор учебника для гуманитарных вузов. Его фамилии, правда, не помню. Да и вряд ли кто помнит.)
В общем, мне милостиво разрешили с Таней общаться. Даже не запретили меня приглашать в гости. Правда, чаю ни разу не предложили. Может быть, знали, что я его всё равно не пью? А дед, когда появлялся я, вообще не выходил из своего кабинета.
Но, Татьяну блюли. Когда намечалась какая-то поездка её класса с моим участием, на месте сбора возникала Танина мама и забирала её домой.
Однажды во время такого появления она спросила: «Саша, ну что Вы такого в Татьяне нашли? Она же некрасивая!» «Анна Ивановна, Вы не понимаете, она для меня красивая!»
Не уберегли. То, что должно было случиться, случилось. После Таниного выпускного. На даче у её одноклассницы.
Потом в каких только экзотических местах мы этим не занимались. Как впомнишь, так вздрогнешь! (Помните? «Если есть где, есть чем, но не с кем - это комедия, если есть с кем, есть где, но нечем - это трагедия, а если есть чем и есть с кем, но негде - это советская власть!»)
Тогда «та» семья взялась за дело всерьёз.
Таня уже поступила в МГУ. Видеться стало сложней. К ней в гости звать перестали. Мобильных тогда не было. Сначала Таня ко мне легко приезжала, а потом пропала. Я её поймал где-то рядом с МГУ, и она мне сказала, что моя мама просила ко мне больше не приезжать.
Я к матери. Та - в несознанку. Много позже я её "дожал". И она призналась, что ей позвонила Танина мама и они договорились нас развести. Понятно. Одной семье не был нужен богемный ребёнок, другой - номенклатурный.За нас всё решили! Жестоко. Нельзя так с детьми!
После этого отношения как-то постепенно сошли на нет. Сам момент расставания помню смутно. Видимо, память какие-то особо неприятные куски стирает. Как в тумане. Ссорились и раньше. И я её обижал и она меня. Но разбегались на считанные дни. Взаимная тяга была очень сильной.
Кажется, Татьяна поехала на студенческие каникулы в какой-то номенклатурный дом отдыха, куда мне вход был закрыт, и с кем-то там согрешила… Ничего серьёзного. Так, по пьяному делу. Мне об этом тут же донесли какие-то общие друзья. Всегда найдутся доброжелатели. Я ей наговорил всякого. В троллейбусе мы ехали. И вышел на следующей остановке. И с концами.
Потом она как-то быстро родила дочь, о чём я узнал сильно позже, вышла замуж за какого-то дипломата и уехала за границу.
Появилась она в «одноклассниках». 25 лет спустя. Обменялись телефонами, она ко мне приехала, мы проболтали о нашей бурной жизни после разбега до утра. Татьяна сказала, что у неё рак в последней стадии и что жить ей осталось несколько месяцев…
Прожила она ещё полтора года, до последних дней отчаянно добирая от жизни всё по максимуму.
А однажды, когда мы с тогдашней подружкой были у Тани в гостях, зашла её дочь. Когда мы вышли, подружка сказала: «Как странно, у вас с Таниной дочкой одно лицо!»
Я звонить: «Татьяна, колись, чья дочь?» «Ну, Будрис, конечно это было бы красиво… Но, увы, я не слон, чтобы ребёнка больше года вынашивать…» И точно, она родилась более года спустя после нашего расставания…
С дочерью потом подружились. Славная девушка оказалась. Жалко, что не моя. Но, всё равно, как родная.
Дисклеймер. Всё - правда. Имена изменены.
Других совместных картинок, увы, не сохранилось...
ПыСы. Всё-таки остаётся какая-то недосказанность. Дело в том, что "Таня" тоже вела живой журнал. И одну страничку посвятила мне. Привожу полностью. Думаю. она "там" не осудит. В конце концов её жж был открытый...
8 марта
-- Письмо другу!
Мой старый друг, мой верный друг...В этот праздничный день имени Розы Люксембург и других сумасшедших суфражисток... хочу вспомнить то время, когда к этим безумным теткам не имела никакого отношения. Хотя, если призадуматься, я и сейчас считаю их умалишенными.
Ты спросишь, чего это я решила вернуться в те далекие и такие хорошие времена? Несуразный вопрос... ей Богу.Человеческой памяти свойственно хранить хорошие воспоминания и иногда медленно перелистывать страницы воспоминаний. Вот я вспоминаю, какими же идиотами мы были в свои 16... 17... лет. Простительно лишь то, что любили, как можно любить только в этом возрасте, так как, похоже все дальнейшее, что случилось в нашей грешной жизни, было так или иначе, ремиксом. Тут я могу, мой друг, говорить только за себя и свои ощущения. И вот, что я подумала, а чтобы было, если бы наши семьи, которые почти Мотекки и Капулетти, но московского розлива, не развели ту немыслимую интригу, в результате которой мы возненавидели друг друга так же сильно, как и любили.
Возможно нам сыграли бы Мендельсона и толстая тетка Загсовская с холодными глазами пожелала бы нам, дуракам, счастливой и долгой семейной жизни, о которой мы, дети асексуальных и искореженных жизнью родителей, ни черта не знали. А если знали, то знание это было совершенно неправильным. Чего нам могли рассказать наши мамы? Им проще было все разрушить, что они и сделали в лучших традициях Дюма отца и сына же Дюма. Ну и пошла бы наша несовершенная семейная жизнь по всем ухабам и бытовым несуразицам. Не, даже не представляю как бы это было, одно знаю, что в итоге мы бы опять оказались перед той самой теткой в ЗАГСе только с другой целью.
А так, мой дорогой, мы сохранили в себе то волшебное ощущение наших отношений в ритме Джоан Байс, Джона Леннона и Щизгады ...на виниле или на заезженной кассете в крутом магнитофоне "Электроника". Вообще тогда было много очень хорошей музыки, мы жили в ней, мы танцевали и целовались в темных углах, пока родители опрометчиво куда-то уходили.
Чудное было время, потом, спустя годы, мы побежали каждый по своим делам, мы петляли по этой жизни, мы рушили и создавали, нас любили, мы любили опять и опять. Мы научились предавать и быть не всегда честными, в нас поселился прагматизм и скопище прошлых обид, мы стали другими. К сожалению мы стали взрослыми, еще чуть-чуть и станем старыми. Вот какая штука, дружище! И не надо хмыкать на этот счет... я - старая лошадь, а ты - старый хрен! Как в том старом анекдоте про слепого суслика, которого вел к проституткам глухой барсук " Здравствуйте, девушки!"
На самом деле драгоценно то, что мы до сих пор рады друг другу совершенно искренне и абсолютно бескорыстно, почти как сто лет тому назад. Поправь меня, возможно это было и сто пятьдесят лет тому назад... И вот сейчас ты опять в списке моих друзей в ЖЖ, да, если честно, я тебя никогда и не вычеркивала из него...Сейчас схамлю! Как можно забыть мужчину, который когда-то открыл тебе дверь в мир других мужчин, не думая и гадая об этом, впрочем...
Началось это в конце восьмого класса. Таню я «отбил» у одноклассника, который жил в одном с ней доме и имел неосторожность меня с ней познакомить.
Впервые я Таню увидел, когда она пробежала мимо нас с одноклассником тайком куривших в подъезде. Не останавливаясь, бросила: «Привет». И помчалась дальше.
Что-то сразу зацепило. «Кто это?», спросил я. «Это моя девушка!» гордо сказал одноклассник.
Потом встретились на дне рождения у одноклассника же. Я всячески выкобенивался, плоско шутил, в общем, из кожи вон лез, чтобы привлечь к себе внимание. И зря. Оказалось, что тогда на лестнице зацепило не только меня. В общем, после того дня рождения мы уже не расставались более четырех лет.
Танина семья меня не приняла сразу. Я был бедным богемным ребёнком. Приехавшим из провинции. Не чтившим устоев. Жил в коммуналке и, с точки зрения Таниных родственников, перспектив не имел.
Таня, естественно, училась в спецшколе. Она была годом моложе меня. Её дедушка был академиком, председателем какого-то то комитета по распределению Ленинских премий. Папа, уже тогда с ними не живший, был крупным «выездным» чиновником, мама преподавала в престижном институте. Ну, в общем, классическая номенклатурная семейка.
С Таней мы могли часами гулять и разговаривать, разговаривать, разговаривать. Выяснилось, что читали мы одни и те же книги. Что было нетрудно. Список недоступных широкой общественности произведений был известен. Тане их доставал дедушка, который мог достать всё. А я эти книги читал на литовском. Они все были в магазине на Лубянке, тогдашней площади Дзержинского. Очень смешно, но даже какую-то русскую классику, нужную для экзаменов по литературе, Достоевского, например, я читал по-литовски. Даже в библиотеках за ним стояла очередь, а в магазинах на русском Достоевского вообще не было!
И английский у нас был общим. Всерьез разбирали какие-то грамматические построения.
Однажды Таня позвала меня к себе. Я был быстро представлен семье и мы переместились в Танину комнату.
Через какое-то время в комнату вошёл дед. В белой рубашке, галстуке и жилетке. И увидел меня, сидящего на полу. Ну, нравилось мне на полу сидеть! Дед, не произнеся ни слова удалился. Зато через несколько минут прискакала бабушка. «Саша, что Вы сделали с Иваном Николаевичем? У него плохо с сердцем!» И ускакала отпаивать деда валидолом.
Понятно, что после этого меня долго в гости не звали. Что не мешало нам общаться.
Моей маме мои дела были как-то по барабану. У неё был бурный роман с человеком, впоследствии ставшим её мужем. Моя бабушка, ярая русская националистка, его сразу возненавидела за то, что он полуеврей. В общем, всем было не до меня.
Татьяна поэтому легко могла меня вызванивать. Когда же мне нужно было с нею увидеться, я дважды звонил по телефону и вешал трубку. Жили по соседству.
Потом я переехал жить к маме с её новым мужем, так как с бабушкой оставаться под одной крышей я долго не мог. Крышу у неё снесло окончательно. И перебрался в другую школу. Наш с Татьяной сумасшедший роман продолжался.
Через год в новую школу вслед за мной перебралась и Таня. И каждое утро я со своего Проспекта Мира на троллейбусе к определённому времени добирался до площади Дзержинского, пересаживался на 107-й автобус, зная, что на полпути меня ждёт Таня, с которой уже вместе доезжали до школы. Даже в школе я дружил больше с Таниным классом, чем со своим.
Танина семья дотумкала, что это может быть серьёзно.
Я был вызван к Тане домой и мне её мама устроила допрос с пристрастием. Одним из вопросов был, естественно, «А что Вы собираетесь делать после школы?» «В инъяз собираюсь поступать.» «Вы не поступите в инъяз!», вынесла свой приговор мама.
Ей, конечно, было виднее, ведь Танин папа этот инъяз окончил.
(Кстати, то же самое моей маме сказал и Пенёк, наш «англичанин», который хотел маму раскрутить на репетитора, своего приятеля. Забегая вперёд, скажу, что эти двое меня так разозлили, что в инъяз я поступил, даже перебрав баллов. Для этого каждые субботу и воскресенье ходил на лекции для поступающих на журфак МГУ. Кстати, русский язык там читал классик - Дитмар Ильяшевич Розенталь, а историю - автор учебника для гуманитарных вузов. Его фамилии, правда, не помню. Да и вряд ли кто помнит.)
В общем, мне милостиво разрешили с Таней общаться. Даже не запретили меня приглашать в гости. Правда, чаю ни разу не предложили. Может быть, знали, что я его всё равно не пью? А дед, когда появлялся я, вообще не выходил из своего кабинета.
Но, Татьяну блюли. Когда намечалась какая-то поездка её класса с моим участием, на месте сбора возникала Танина мама и забирала её домой.
Однажды во время такого появления она спросила: «Саша, ну что Вы такого в Татьяне нашли? Она же некрасивая!» «Анна Ивановна, Вы не понимаете, она для меня красивая!»
Не уберегли. То, что должно было случиться, случилось. После Таниного выпускного. На даче у её одноклассницы.
Потом в каких только экзотических местах мы этим не занимались. Как впомнишь, так вздрогнешь! (Помните? «Если есть где, есть чем, но не с кем - это комедия, если есть с кем, есть где, но нечем - это трагедия, а если есть чем и есть с кем, но негде - это советская власть!»)
Тогда «та» семья взялась за дело всерьёз.
Таня уже поступила в МГУ. Видеться стало сложней. К ней в гости звать перестали. Мобильных тогда не было. Сначала Таня ко мне легко приезжала, а потом пропала. Я её поймал где-то рядом с МГУ, и она мне сказала, что моя мама просила ко мне больше не приезжать.
Я к матери. Та - в несознанку. Много позже я её "дожал". И она призналась, что ей позвонила Танина мама и они договорились нас развести. Понятно. Одной семье не был нужен богемный ребёнок, другой - номенклатурный.За нас всё решили! Жестоко. Нельзя так с детьми!
После этого отношения как-то постепенно сошли на нет. Сам момент расставания помню смутно. Видимо, память какие-то особо неприятные куски стирает. Как в тумане. Ссорились и раньше. И я её обижал и она меня. Но разбегались на считанные дни. Взаимная тяга была очень сильной.
Кажется, Татьяна поехала на студенческие каникулы в какой-то номенклатурный дом отдыха, куда мне вход был закрыт, и с кем-то там согрешила… Ничего серьёзного. Так, по пьяному делу. Мне об этом тут же донесли какие-то общие друзья. Всегда найдутся доброжелатели. Я ей наговорил всякого. В троллейбусе мы ехали. И вышел на следующей остановке. И с концами.
Потом она как-то быстро родила дочь, о чём я узнал сильно позже, вышла замуж за какого-то дипломата и уехала за границу.
Появилась она в «одноклассниках». 25 лет спустя. Обменялись телефонами, она ко мне приехала, мы проболтали о нашей бурной жизни после разбега до утра. Татьяна сказала, что у неё рак в последней стадии и что жить ей осталось несколько месяцев…
Прожила она ещё полтора года, до последних дней отчаянно добирая от жизни всё по максимуму.
А однажды, когда мы с тогдашней подружкой были у Тани в гостях, зашла её дочь. Когда мы вышли, подружка сказала: «Как странно, у вас с Таниной дочкой одно лицо!»
Я звонить: «Татьяна, колись, чья дочь?» «Ну, Будрис, конечно это было бы красиво… Но, увы, я не слон, чтобы ребёнка больше года вынашивать…» И точно, она родилась более года спустя после нашего расставания…
С дочерью потом подружились. Славная девушка оказалась. Жалко, что не моя. Но, всё равно, как родная.
Дисклеймер. Всё - правда. Имена изменены.
Других совместных картинок, увы, не сохранилось...
ПыСы. Всё-таки остаётся какая-то недосказанность. Дело в том, что "Таня" тоже вела живой журнал. И одну страничку посвятила мне. Привожу полностью. Думаю. она "там" не осудит. В конце концов её жж был открытый...
8 марта
-- Письмо другу!
Мой старый друг, мой верный друг...В этот праздничный день имени Розы Люксембург и других сумасшедших суфражисток... хочу вспомнить то время, когда к этим безумным теткам не имела никакого отношения. Хотя, если призадуматься, я и сейчас считаю их умалишенными.
Ты спросишь, чего это я решила вернуться в те далекие и такие хорошие времена? Несуразный вопрос... ей Богу.Человеческой памяти свойственно хранить хорошие воспоминания и иногда медленно перелистывать страницы воспоминаний. Вот я вспоминаю, какими же идиотами мы были в свои 16... 17... лет. Простительно лишь то, что любили, как можно любить только в этом возрасте, так как, похоже все дальнейшее, что случилось в нашей грешной жизни, было так или иначе, ремиксом. Тут я могу, мой друг, говорить только за себя и свои ощущения. И вот, что я подумала, а чтобы было, если бы наши семьи, которые почти Мотекки и Капулетти, но московского розлива, не развели ту немыслимую интригу, в результате которой мы возненавидели друг друга так же сильно, как и любили.
Возможно нам сыграли бы Мендельсона и толстая тетка Загсовская с холодными глазами пожелала бы нам, дуракам, счастливой и долгой семейной жизни, о которой мы, дети асексуальных и искореженных жизнью родителей, ни черта не знали. А если знали, то знание это было совершенно неправильным. Чего нам могли рассказать наши мамы? Им проще было все разрушить, что они и сделали в лучших традициях Дюма отца и сына же Дюма. Ну и пошла бы наша несовершенная семейная жизнь по всем ухабам и бытовым несуразицам. Не, даже не представляю как бы это было, одно знаю, что в итоге мы бы опять оказались перед той самой теткой в ЗАГСе только с другой целью.
А так, мой дорогой, мы сохранили в себе то волшебное ощущение наших отношений в ритме Джоан Байс, Джона Леннона и Щизгады ...на виниле или на заезженной кассете в крутом магнитофоне "Электроника". Вообще тогда было много очень хорошей музыки, мы жили в ней, мы танцевали и целовались в темных углах, пока родители опрометчиво куда-то уходили.
Чудное было время, потом, спустя годы, мы побежали каждый по своим делам, мы петляли по этой жизни, мы рушили и создавали, нас любили, мы любили опять и опять. Мы научились предавать и быть не всегда честными, в нас поселился прагматизм и скопище прошлых обид, мы стали другими. К сожалению мы стали взрослыми, еще чуть-чуть и станем старыми. Вот какая штука, дружище! И не надо хмыкать на этот счет... я - старая лошадь, а ты - старый хрен! Как в том старом анекдоте про слепого суслика, которого вел к проституткам глухой барсук " Здравствуйте, девушки!"
На самом деле драгоценно то, что мы до сих пор рады друг другу совершенно искренне и абсолютно бескорыстно, почти как сто лет тому назад. Поправь меня, возможно это было и сто пятьдесят лет тому назад... И вот сейчас ты опять в списке моих друзей в ЖЖ, да, если честно, я тебя никогда и не вычеркивала из него...Сейчас схамлю! Как можно забыть мужчину, который когда-то открыл тебе дверь в мир других мужчин, не думая и гадая об этом, впрочем...