В книге 5 "Истории Флоренции" Никколо Макиавелли описывает сражение, которое разыгралось под стенами городка Ангиари между флорентинцами и герцогом Миланским Филиппо-Мария Висконти в 1440 году. В битве участвовало несколько тысяч человек. С обеих сторон там были кавалеристы и пехотинцы, включая арбалетчиков. Историк повествует, как флорентинцы раз за разом отражали атаки миланского кондотьера Никколо Пиччинино, пытавшегося прорваться через мост, пересекавший дорогу. Наконец им удалось окончательно отбросить противника и обратить его в бегство. Победителям досталась неплохая добыча, а незадачливый Никколо бежал с частью своего войска.
Рассказ завершается итоговым заключением автора: "Никогда ещё никакая другая война на чужой территории не бывала для нападающих менее опасной: при столь полном разгроме, при том, что сражение продолжалось четыре часа, погиб всего один человек и даже не от раны или какого-либо мощного удара, а от того, что свалился с коня и испустил дух под ногами сражающихся".
Впрочем, как пишет Макиавелли, такая относительная "безопасность" характеризует вообще все войны поколения дедов и отцов: "Люди воевали тогда довольно безопасно: бились они верхом, одетые в прочные доспехи, предохранявшие от смертельного удара. Если они сдавались, то не для того, чтобы спасти свою жизнь - ведь их защищали латы - а просто потому, что в данном случае сражаться было уже невозможно" (История Флоренции, V, XXXIII).
Обратившись к поколению самого "Старого Ника" и к другому его произведению - диалогу "Искусство войны", можно прочитать о новых временах. Они настали для жителей Италии в августе 1494 года, когда король Карл VIII Французский во главе армии вступил на Апеннинский полуостров с тем, чтобы покорить Неаполь, принадлежащий ему по праву. В книге 7 "Искусства войны" Макиавелли, устами кондотьера Фабрицио Колонны, выразил разрыв между военным делом XV в. и новациями, принесёнными в Италию с войсками французского короля: "Пока наши итальянские князья ещё не испытали на себе ударов войны, нагрянувшей с севера, они считали, что правителю достаточно уметь написать ловко составленное послание или хитрый ответ, блистать остроумием в словах и речах, тонко подготовить обман... раздавать военные звания по своему произволу... Эти жалкие люди даже не замечали, что они уже готовы стать добычей первого, кто вздумает на них напасть.
Вот откуда пошло то, что мы видели в 1494 г., - весь этот безумный страх, внезапное бегство и непостижимые поражения; ведь три могущественнейших государства Италии были несколько раз опустошены и разграблены".
Младший современник Макиавелли Франческо Гвиччардини точно назвал причины слабости Италии перед "новыми варварами": ярость артиллерии (furore delle artiglieri) в осадном деле и новый способ (altro modo) сражения пехотинцев на поле боя - вот, что изменило "лик войны".
Я когда-то уже писал об этом и позволю себе вернуть в топ своего блога эти слова.
Длительный процесс технического и тактического совершенствования, придававший особое значение координации между различными компонентами войска, обычно в сочетании с использованием полевых укреплений, наконец привёл к перевороту. Отныне сражения стали более опасными и, в то же время, менее решающими. Теперь борющиеся стороны пытались "пролонгировать войну" и сражались, "не пытаясь биться в тесных сражениях... более хитростью, умением и проницательным выбором преимуществ", нежели оружием (Гвиччардини). Выгораживая Джованни де Медичи от обвинений в том, что тот не сражался во многих битвах, его биограф Джованджироламо де Росси доказывал, что ко времени, когда его знаменитый родственник начал свою краткую карьеру в качестве командира (в 1521 г.), век больших сражений уже прошёл. Война превратилась в серию изматывающих маневрирований, перестрелок, засад и штурмов, а воевать открыто - giornata ("днём") - никто больше не желал, "кроме как с большим преимуществом". Вступление армии Карла VIII в Италию означало столкновение двух способов ведения войны. Война не была чем-то чуждым для обоих народов. Всего 40 лет назад французы изгнали из Аквитании англичан, завершив более чем столетний период Столетней войны. Далее, из 22 лет правления Людовика XI почти половину сопровождали походы, осады и сражения. "Всемирный паук" воевал с Арагоном, Бретанью, Бургундией, наконец, с мятежными принцами. Его сын, Карл VIII, вступив на престол, успел повоевать с аквитанскими князьями (1487 г.) и "безумными" принцами крови (1488 г.). Говорят, что он хорошо разбирался в артиллерии.
Что касается раздробленной в политическом смысле Италии, то её правители постоянно грызлись между собой в больших и малых кровопролитиях. Посмотрим интереса ради на последнее двадцатилетие перед началом Итальянских войн. 1463-79 гг. - турецко-венецианская война. 1478-80 гг. - флорентийско-неаполитанская война. 1482-84 гг. - Феррарская война между Венецией и Феррарой. 1485-86 гг. - Заговор баронов в Неаполе и кампания против папы. Перечень не полный, указаны лишь наиболее значимые конфликты.
Как воевали итальянские командиры, все эти кондотьеры с громкими именами?
Согласно Сесилу Клафу, правила "итальянского способа войны" заключались в следующем. Во-первых, полководец должен был ожидать, когда противник сделает первый шаг. Во-вторых, сражения были редкими и обычно случались после формального вызова.
Война считалась искусством и подобно скульптуре или архитектуре следовала классическим образцам. И так же как ренессансные архитекторы зачитывались Витрувием, полководцы той эпохи не стеснялись изучать произведения Плутарха, Цезаря или Аппиана. В биографии Федерико да Монтефельтро (1422-1482 гг.), написанной Веспасиано да Бистиччи, подчёркивалось, что военная репутация кондотьера прямо вытекала из его классических штудий: "Герцог совершил большую часть своих военных деяний по древним и современным примерам; у древних [он учился] посредством изучения истории..."
Ещё одна иллюстрация, причём, - в прямом смысле. В Галерее Уффици во Флоренции хранится миниатюра работы Джованни Пьетро да Бираго. Кондотьер Франческо Сфорца внимательно слушает великих полководцев античности: Фабия Максима, Сципиона, Помпея, Цезаря, Ганнибала, Эпаминонда и Фемистокла. Цезарю и Ганнибалу он даже жмёт руки :)
Специфика любого явления лучше всего видится в контрасте. Филипп де Коммин, сопровождавший экспедицию Карла VIII и позже описавший её в "Мемуарах", считался на родине специалистом в итальянских делах. Как никто другой он видел отличия между французами и итальянцами. Не раз и не два Коммин отмечал "удивление", которое вызывал французский способ ведения войны у итальянских военачальников, солдат и обывателей. Итальянцы "не имели понятия об артиллерии, в которой французы были искусны, как никто". Под Рапалло (сентябрь 1494 г.) французы с корабля обстрелял из пушек вражескую пехоту на побережье: "Когда он [галеас] подошёл довольно близко к берегу, то артиллерийским огнём почти полностью уничтожил врага, никогда не видевшего ничего подобного, ибо для Италии это было внове".
Итальянские авторы-современники событий соглашались с французом. Гаспаро Сан-Северино советовал защитникам крепости Мордано сдаться на милость агрессоров, поскольку "французы сражаются подобно бешеным псам". Увы, они не послушались его совета и в результате городок был сожжён дотла, а его жители - вырезаны вместе с гарнизоном (октябрь 1494 г.). Той же осенью геральд миланского командующего, бывшего в союзе с французами, объявил противнику-итальянцу, что он будет сражаться по итальянским правилам, а не "по-горгиански" - аллюзия на диалог Платона "Горгий", отвергавший мораль и естественное право.
"Нам нужно было поучиться вести войну у тех, кто живёт за горами [Альпами]", писал флорентинский хронист Лука Ландуччи. Конечно же, со временем они усвоили преподанные им уроки и постепенно научились новой тактике сражений. Но в 1494 году она была для них в диковинку.
Тогда потомкам римлян казалось, что "галлы" не сражаются как цивилизованный народ, а ведут себя подобно диким зверям. Как писал тот же Коммин, первоначально итальянцы приветствовали французов, но потом обратились против них и на обратном пути армии Карла VIII вовсю грабили её обозы. Почему? "...Виной тому были беспорядки и грабежи, учинявшиеся нами, а также проповеди, с которыми враги повсюду обращались к народу, обвиняя нас в том, что мы совершаем насилие над женщинами и отнимаем имущество и деньги, где только найдём... Что касается насилий над женщинами, то это ложь, что же до остального, то кое-что было на самом деле".
Сесил Клаф приводит интересный пример того, как понимание войны как игры или искусства привело к поражению от французов, действовавших грубо и напористо (*вот противные*). Неаполитанская армия под командованием герцога Калабрийского два месяца стояла неподалёку от Мордано, не решаясь начать наступление на Милан. Если в июле 240 неаполитанским кавалеристам противостояли почти 700 кавалеристов и 3 тыс. пехотинцев из Милана, то спустя месяц ситуация поменялась. В августе у неаполитанцев было уже 2,5 тыс. кавалеристов и 200 пехотинцев. Они могли начать наступление, но не сделали этого.
Клаф пишет: "Герцог Калабрийский предпочитал итальянский способ сражения, солдаты против солдат". Неаполитанец действовал по античным канонам: его лагерь под Чезеной отличался порядком, все проститутки были изгнаны за пределы (исключение составляла любовница самого принца), солдаты соблюдали дисциплину, стража внимательно несла охрану.
В противовес этому "французский способ ведения войны не был спектаклем - подражанием античности". Французский командующий д'Обиньи, не дождавшись сдачи гарнизона, окружил Мордано, несколько часов обстреливал его из пушек, а затем двинул солдат в образовавшуюся брешь. Неаполитанцы так и не пришли на помощь несчастному гарнизону - ведь они ждали полевого сражения лицом к лицу.
Различие в понимании тактики военных действий привело к тем потрясениям, которые отмечены у всех современников, писавших о Первой Итальянской войне (1494-95 гг.) с точки зрения итальянцев. Постепенно ситуация выровнялась, а на почве столкновения военных традиций Франции, Италии, Испании и германских земель родилась новая пехота с её особенностями и преимуществами.