Молодой месяц серебрит черное, как нефть, море. Золотистая дорожка выстилается
зигзагами от темного горизонта, протягивается под старым пирсом на ржавых сваях прямо к твоим ногам. Несколько рыбаков на дальнем конце причала изредка включают фонарики, как одинокие светлячки с удочками, пришедшие поохотиться за жирной кефалью. Над глубоким заливом отсвечивают алмазами мириады звезд. Под ногами пружинит сырой песок отмели, заваленной коричневыми водорослями, позади выстроились немыми зрителями ночного великолепия высокие камыши и древние тополя. Слышится гитара неунывающего музыканта, а вдали залив украшен бегущими огоньками машин, которые двигаются вдоль желтых точек шоссейных фонарей.
Эти ночи в глубине ноября отдают мистикой перерождения. Словно попадаешь в тайное место, где мир готовится умереть и родиться заново вместе с миллиардами обновленных желаний, надежд, страхов и грез……
По набережной носится молодой курцхаар. Я никогда не видел, что собаки могут гулять таким образом. За несколько секунд пес мчится в один конец пляжа на полсотни шагов, после в другой, а дальше по диагонали, как ракета ныряет в далекие темные заросли и неожиданно выныривает где-то впереди у фонаря, но никогда не отдаляется далеко от хозяев, которые идут неспешной походкой, совершенно не беспокоясь на его счет. Курцхаары отличные псы, я никогда не видел, чтобы они лаяли или как-то проявляли агрессию или истерику, их уважают другие собаки и никогда не наезжают, хотя обычно местные не церемонятся с домашним собачьим выгулом. Наверное, в курцхаарах заложено нечто древнее, откуда произошли все собаки, когда стали служить человеку.
Иду к старому трехэтажному особняку, построенному в середине 19 века русскими аристократами, для которых эта ночь и этот берег, вероятно, казались не менее волшебными полтора века назад. Я долго смотрю на высокие окна бельэтажа и всегда надеюсь, что увижу там внезапный свет или тень призрака. Мне кажется, в таким домах обязаны жить привидения. В доме, где долго никто не живет всегда чувствуется энергия тайного присутствия. Быть может наши души оставляют отпечатки на стенах там, где мы долго жили. А когда на протяжении веков в помещении никто не появляются, эти отпечатки создают формы и образы из пыли и тлена, ведь ничто и никто не умирает по-настоящему. Когда в тебе клокочет океан сознания и ты чувствуешь пульс жизни отовсюду вокруг, то невольно соблазняешься мыслями о потустороннем.
Долгими крейсерскими сутками на нашей старушке между гиперпрыжками я часто в одиночестве бродил по кораблю, любуясь звездными скоплениями и планетарными туманностями. В холодном безбрежном космосе меня посещали схожие мысли о природе души, тайне жизни и ее непостижимом свойстве перерождаться вновь и вновь в немыслимых формах, в невообразимых энергетических состояниях и химических составах. Что случается с ними, с этими мыслями, когда твой путь завершается ? Продолжают ли они течь дальше за пределами неизведанных войдов сквозь головы других существ? А может, есть особое место, где они попадают гравитационно-магнитные ловушки и копятся миллиарды лет, пока не рождается некое сверхсущество, знающее все и способное творить новую жизнь?
Приятных вам первых сугробов и резкого запаха хвои в заждавшейся по волшебству квартире.
Ваш философско-оптимистичный Барнби, контрабандист из галактики Головастик.