Треугольник или Страдания старого Вертера
В темноте горит не твое окно.
Я пишу тебе не мое письмо.
А пишу тебе я письмо того,
кто по все всем приметам уже «того…»
У кого расширены вдрызг зрачки,
кто не помнит, куда он девал очки,
и ему, бухому, в одном носке,
изменяет память. Незнамо с кем.
Я тебе расскажу про его дела.
Tак горела спичка и вдруг слегла,
изогнулась нервной немой дугой -
так и он, и я. Так и мы с тобой.
И как только темень в мое окно
он диктует мне для тебя письмо.
Я бы с ним сидел до утра, до дна.
Только он меня посылает на…
И под нос бормочет: «Не жди, пиши…
по сусекам детства, по дну души
поскреби маленько, авось найдешь
пару верных слов, а меня не трожь!».
Ты наверно думала, я один.
Оказалось - двое. Один - кретин.
А другой - без имени и лица -
господин отъявленный до конца.
Но зато он помнит и пражский лес,
и трамвай в Одессе, и рыбий плеск
на эстонском взморье, и нас с тобой
в малогабаритной однокомнатной.
Он-то помнит, а я, вот, давно забыл.
Он лечил меня, сколько было сил,
он меня лизал, сколько было слов,
зализал до одури. Помогло.
Но как только темень в мое окно
он бормочет мне для тебя письмо.
Я ему: «Товарищ, сходи к врачу!»
Он в ответ юродствует: «Не хочу…»
На конверте адрес. Дрожит рука.
На деревню дедушке, в облака,
в молоко легко отправляю в путь.
Запечатать нечем. Не обессудь.
Только век у нас на дворе другой,
и конверт иной, и народ не тот.
Вот и бью по клавишам о своем:
«К растакой-то матери».точка.com»