Кровавый цирк ярла Тюрвальда)
Я Тюрвальд Бардиссон, любимец богов, конунг Норвегии и Нортумбрии. Я начал путь к славе и богатству после смерти моего отца Барди Орнольфссона, ярла Норвегии, который не вернулся из похода, утонув с богатой добычей и не доплыв до дома. Я занял место боевого вождя Норвегии, много славных пиров и походов было у нас с конунгом Харальдом Хардрада Сигурдсоном. Правил Харальд сурово, но справедливо, чтил многих богов, и в том числе христианского, был богат женами и детьми. Обладал суровым жестким и рассудительным характером. Уважал я его, хоть и не понимал веры его в Христа, и обычаев молиться, привезенных из-за моря.
Когда конунг приплыл к нам на Йоль со своими приближенными и дружиной, поспорили мы сильно за веру со жрецом христианского бога Эпиром, разговор был жестокий и с ножом у горла монаха; убивать я его не стал, как увидел в нем остатки мужества былого воина, после чего вызвал его на суд богов на любом оружии. Конунг предложил биться на словах с Эпиром. Я решил, что разговаривать будут жрецы, и позвал своего доброго волхва Чернобога Бурислава. На том и договорились, перед отплытием домой Харальд позвал нас в гости посмотреть, как молятся еврейскому Христу, и заодно решить наш спор с монахом. Бурислав и Эпир утром вступили в религиозную перепалку, была перепалка долгой и насыщенной. Я едва не напился со скуки, но меня спас мой бард Сомерсет, который смешил нас всю дорогу. Надо сказать, что конунг пообещал выполнить любое мое желание, если волхв победит. Но великий Харальд, давая обещание, забыл, что я - любимец богов и удача со мной. Мой жрец победил. Судили религиозную битву я, Харальд и старшая жена конунга Элисав, дочь Ярицлейва Мудрого, обладающая тонким умом и рассудительностью. Отпраздновав победу, поплыли мы домой варить борщ.
Прошло время, и я поплыл в поход на Англию, страну пустую и грустную; в походе своем дошел до Мерсии через Эофорвик, где травница, вооруженная луком, стоя на стене сказала мне, боевому ярлу, и дружине моей, чтобы я шел куда подальше. Я подумал, что боги лишили ее разума или она наелась грибов или упала с башни. Но одну блаженную знахарку с луком штурмовать нет воинской чести, да и денег в Мерсии, судя по всему, не было. Бедный город без капли чести и уважения… Так что поплыли мы обратно домой. Устроили мы там много пиров и в воинских утехах состязались, а еще праздновали мы то, что по пути через Эофорвик взяли барона французского в плен и отправили письмо с выкупом. Барон был глуповат, но честен и весел. Впоследствии его у нас выкупили.
И вот настал тот самый день, когда конунг приплыл ко мне и сказал: «Пошли в поход на Англию и привезем столько золота, рабов и добычи, сколько давно не было у нас! Возьмем столько земли и городов, сколько не заселить за долгие годы!» Я ответил ему: «Бери дружину мою, и бейтесь во славу всех богов!»; сам я был болен и слаб и не поплыл с ними, напомнив ему, что он должен мне желание; и я попросил отдать мне Эофорвик, если достанется он конунгу. Харальд взял Нортумбрию и подарил ее мне. Так я стал владельцем уютного куска английской земли. Но в скором времени я узнал, что конунг мертв. И пил я на тризне, и долгой была она, и кровь моя закипала, и на глаза мне наворачивались слезы, и сердце мое чернело от злости.
Я поплыл в столицу и попал прямо на тризну по конунгу, где была вся знать Норвегии, В хмельной злобе я держал слова на тинге перед лицом богов и знати, в свете догорающего пламени костра, где закончил свой путь великий правитель холодной и дикой северной земли, и молил я, чтобы Один принял его в свои чертоги. И встал я перед отпрысками Харальда и близкими его, кто пришел почтить его память, и обещал я поддержать сыновей конунга, если они пойдут мстить за отца и добудут в бою славу и зальют землю кровью английских свиней. Говорил я, что буря должна пронестись по Англии, со страхом должны британцы произносить наши имена, а если мы умрем, то что может быть лучше, чем оказаться рядом с великими воинами в Вальхалле!? Роптали сыновья, говорили, как трусы, и не готовы были идти за отца на смерть. Мое решение было простым, и сказано было знати, не пошедшей за мной, что когда вернусь я из Англии, то умоюсь их кровью.
Снарядив драккар, я поплыл в Эофорвик и занял его, и тут мне навстречу вышел папский легат, который быстро и грубо попытался задавить меня мужеством и безрассудством, за что чуть и не получил топор в голову. Но, побеседовав с ним по-мужски, побратались мы кровно, и я подарил ему приход Сатаны в Эофорвике. Легат был не прост, и мне приятен. Также я подарил приход Чернобога Буреславу, сделав его главным жрецом Нортумбрии. Единственное, что было моему сердцу мило в этой мягкотелой стране, так появившаяся ниоткуда Дикая Охота, а возглавлял ее король Эдрик Дикий, Веселый дебошир. Он-то и перенес меня обратно в Норвегию, где я объявил себя конунгом и стал править. Все было у меня в стальном кулаке. Я назначил трех ярлов, чтобы правили они в стране наших предков: Рыжего, Орма и Свана. Все они были моими побратимами и достойными воинами. Сам я должен был уплыть в Эофорвик, чтобы сесть там и расширять свои земли, искать славы и власти. Но любовь нашла меня раньше.
На моей коронации ко мне подошла женщина, и в глазах у нее было пламя, которому я не смог сопротивляться; и спросила она у меня, может ли стать она моей подданной и остаться в землях Норвегии. Я спросил ее, кто она и чего она хочет больше всего на свете. Она отвечала, что зовут ее Агата Йифтн и она ведьма. А на второй вопрос ответила она так, что сбили меня с ног ее слова и заставили кровь бурлить от восторга. Агата посмотрела на меня горящими глазами и тихо, но смело сказала: «Власти». И с той минуты я влюбился в нее без памяти и тут же предложил ей стать моей женой и куной Норвегии и Нортумбрии. Потом была дикая свадьба по всем языческим традициям, и женила нас главная жрица Фрейи всей Норвегии и Нортумбрии, и были со мной рядом и сестра моя Рунгерд, которая поддерживала меня и помогала советом и острым словом, и моя вёльва, которая говорила с богами, и ярлы и дружина моя. И пили и веселились мы до упада, с утра по Норвегии валялись хмельные гости, и венец не налезал на мою квадратную голову. Так я стал правителем последнего языческого оплота на севера, и предки гордились мной.