Валерия и неделя чудес / Valerie a týden divu / 1970, реж. Яромил Иреш
Маленькие девочки любят тайны, бегать за кроликами и лазить в темные норы. «Валерия и неделя чудес» Яромила Иреша иллюстрирует мир, где все тайна. И солнце есть тайна, и небо -тайна, и любовь - это тайна. Тем не менее, несмотря на то, что все пируэты могли бы стать основой для еще одного сезона «Твин Пикса», в основе фильма лежит весьма четкая идея - инсценировка драмы инфантильного сознания в интерьерах сна. И в этом, хаотичном на первый взгляд, лабиринте чужих REM, прослеживаются устойчивые темы и мотивы, перечень которых доставил бы массу удовольствия любому психоаналитику и вдохновения какому-нибудь Бальтусу. Инцест, семейные отношения, вампиры, потеря невинности. Но бесполезно пересказывать, ибо в пересказе выходит какая-то «радость пожилого эротомана» - совершенно чудовищный фильм с уклоном в педофилию (дикая фантазия авторов будет беспощадна к тем, кто купится на описания). А на самом деле кино абсолютно невинное и повествует не о потере физической невинности, а духовной. О том, что называется взрослением, когда понятный мир кажется все более зыбким и щекочет мурашками, нервы обнажены, а обычные слова складываются в шепот демона.
Постоянно ждешь, что откроется грязный пошлый мир, но сережки героини, волшебный монтажер, переносят в другую сцену и режиссер продолжает балансировать на грани, вызывая головокружение и перегрузку вестибулярного аппарата. Французские поцелуи и ласки при ближайшем рассмотрении кажутся лишенной эротики легкой рябью на воде. Такими помехами в вещании, аберрациями внутри сна, причем сна какой-нибудь девочки из чопорной эпохи, которая даже слов таких не знает, и даже подумать не может. Но сон есть сон - пространство свободы, свободный поток потаенных желаний и детских страхов, который, то приподнимает над землей в небеса, то швыряет на самое дно. Страх потери крови здесь равен страху взросления, а от него недалеко до страха потери невинности, далее к потере жизни и молодости, и вот тут то - красивая параллель с вампирами. Намеками, нюансами, штрихами, авторам удалось создать мир, увиденный на обратной стороне век. Мир нескладный, болезненно изломанный, состоящий из причудливых линий. Там где можно быть свободным, невинным, «все мочь» без ощущения греха, но на выходе из него получаешь удар под дых. Конец фильма, когда безумие достигает своего пика, дарит ощущение настоящего счастья, но счастья быстроиспаряющегося, как и положено настоящему счастью. За кадром остается то, что девочка скоро повзрослеет, наденет уродливую маску, уготованную ей жизнью, и осознает грусть потери. Мир детства- особый, углубленны,, отрезанный от остальной реальности и он рисуется автором, как с такой нежностью, в виньетках из готического набора, потому что выросшим в этот мир входа нет. Потерянный рай, история о Питере и Вэнди с вечно несчастливым концом.
