Каракан-2006: Уж
Солнце перевалило последнюю четверть на пути следования от горизонта к горизонту. Дневная жара медленно, с неохотой спадала. А на теневой стороне нашей стоянки, той, что выходила к заросшей камышом старице и вовсе разлилась вечерняя прохлада.
Я, стоя по щиколотку в воде, потрошил дневной улов. Старица кишела гольяном, о чем свидетельствовали многочисленные круги и кружочки на воде. Совсем рядом, паслись стайки мелкого, золотистого карасика. Стебли осоки двигались задеваемые плотными рыбьими тельцами, да изредка, среди причудливо клубящихся водорослей взблескивал золотой бок. Где-то в этой старице со дна били ключи, и тоненькие, холодноватые язычки приятно лизали мои пятки. А еще какая-то ледяная струйка, сродни страху, непойми-откуда вдруг заструилась между лопаток. Стебли осоки, стояли неподвижной зеленой стеной. Скользили по водной глади водомерки. Гольян лакомился мошкарой. Вроде, все абсолютно мирно и спокойно. Откуда же взялось это неясное, неприятное ощущение? Не меняя ритма движений, я чуть повернул голову и столкнулся с холодным змеиным взглядом. Что-то было завораживающее в этих глазах-капельках на абсолютно неподвижной голове, в то время, как черное, чешуйчатое тело бесшумно текло между стеблей, удивительным образом не задевая их. Оранжевые пятна на задней части головы немного успокоили меня, и я с интересом стал наблюдать за дальнейшими действиями ужа. Сначала мне показалось, что при всем обилии живого веса, я не интересую его как добыча. Но, дальнейшие действия змеи показали, обратное. Одолев половину расстояния до доски, на которой лежали рыбьи потроха, уж развернулся, подплыл к моей ноге, и широко открыв пасть попытался отгрызть мне большой палец. «Хорошо, что у ужей нет зубов!» - подумалось мне. А память услужливо подсовывала картинки: удава целиком заглатывающего кролика, раздувшуюся анаконду переваривающую кабана… Для кролика я был великоват, а для анаконды маловат ужик. Но он не оставлял бесплодных попыток. Палец моей ноги никак не отгрызался, и уж сменил тактику - решил заглотить меня с пятки. Широко открыв пасть, так, что угол между челюстями приблизился к 180 градусам, он попытался надеться мне на ногу. Бесполезно! Кто же надевает чулки с пятки? Я прикинул свою ногу в черном, лаковом чулке и расхохотался от красочности представленной картинки. Уж стрелой метнулся в заросли осоки. Я продолжил работу. Через несколько минут уж показался снова. Проигнорировав мою ногу - он спокойно скользнул к потрохам и одним движением очистил мое рабочее место. Однако, перекусив, уж не уполз в траву, а остался лежать у импровизированной кормушки, развернувшись в мою сторону. Продолжая чистить рыбу, я предложил ему взять потроха с ладони, однако он предпочел большой палец руки. И этот палец откусить не получилось, и уж обиженно удалился в заросли осоки, так и не взяв с ладони предложенную гуманитарную помощь. Интересно, чем руководствовался аспид, выбирая закуску?
Размышляя над этим вопросом, я пошел жарить рыбу. Дымил костерок. Народ резал салаты, варил картошку, потягивал пиво. На соседней стоянке заорала магнитола - из двух плотно утрамбованных пассажирами легковушек, выгружалась прибывшая на выходные молодежь. Потом был долгий, ленивый вечер, несколько омраченный появлением шумных соседей.
Просидев почти до рассвета у костра, я проснулся поздно. Солнце стояло уже высоко и немилосердно поливало землю жестким ультрафиолетом. С небольшого пляжа, общего для нашей и соседской стоянки, доносился девичий визг и хриплый тинейджерский хохот. Я, протерев глаза кулаками, взяв со стола тюбик зубной пасты, а с куста полотенце поплелся к морю умываться.
Ласковые зеленые волны накатывались на сырой песок. Какие-то детишки рыли в нем колодцы и каналы. Пара внушительного вида тетушек, на каком-то необъятном покрывале резалась в дурака, изредка покрикивая на юных архитекторов. Тинейджеры, выгрузившиеся вчера из двух тачек, став вкруг перебрасывались мячом. Видно было, что вчера они хорошо приняли. Изредка, в их круг с глупым хохотом врывался пацан с черной лентой на шее. Он был значительно пьянее других, и его швыряло из стороны в сторону. Девчонки с визгом шарахались от него в разные стороны, а ребята матерились сквозь зубы выталкивая его из круга.
Он пронесся мимо меня, и я почувствовал исходивший от него резкий, неприятный запах - черной лентой вокруг его шеи болтался мертвый уж. Он пьяно хохотнул над своей «удачной» шуткой и мне пришлось сдержаться, чтоб не ударить его в лицо кулаком.
Я, стоя по щиколотку в воде, потрошил дневной улов. Старица кишела гольяном, о чем свидетельствовали многочисленные круги и кружочки на воде. Совсем рядом, паслись стайки мелкого, золотистого карасика. Стебли осоки двигались задеваемые плотными рыбьими тельцами, да изредка, среди причудливо клубящихся водорослей взблескивал золотой бок. Где-то в этой старице со дна били ключи, и тоненькие, холодноватые язычки приятно лизали мои пятки. А еще какая-то ледяная струйка, сродни страху, непойми-откуда вдруг заструилась между лопаток. Стебли осоки, стояли неподвижной зеленой стеной. Скользили по водной глади водомерки. Гольян лакомился мошкарой. Вроде, все абсолютно мирно и спокойно. Откуда же взялось это неясное, неприятное ощущение? Не меняя ритма движений, я чуть повернул голову и столкнулся с холодным змеиным взглядом. Что-то было завораживающее в этих глазах-капельках на абсолютно неподвижной голове, в то время, как черное, чешуйчатое тело бесшумно текло между стеблей, удивительным образом не задевая их. Оранжевые пятна на задней части головы немного успокоили меня, и я с интересом стал наблюдать за дальнейшими действиями ужа. Сначала мне показалось, что при всем обилии живого веса, я не интересую его как добыча. Но, дальнейшие действия змеи показали, обратное. Одолев половину расстояния до доски, на которой лежали рыбьи потроха, уж развернулся, подплыл к моей ноге, и широко открыв пасть попытался отгрызть мне большой палец. «Хорошо, что у ужей нет зубов!» - подумалось мне. А память услужливо подсовывала картинки: удава целиком заглатывающего кролика, раздувшуюся анаконду переваривающую кабана… Для кролика я был великоват, а для анаконды маловат ужик. Но он не оставлял бесплодных попыток. Палец моей ноги никак не отгрызался, и уж сменил тактику - решил заглотить меня с пятки. Широко открыв пасть, так, что угол между челюстями приблизился к 180 градусам, он попытался надеться мне на ногу. Бесполезно! Кто же надевает чулки с пятки? Я прикинул свою ногу в черном, лаковом чулке и расхохотался от красочности представленной картинки. Уж стрелой метнулся в заросли осоки. Я продолжил работу. Через несколько минут уж показался снова. Проигнорировав мою ногу - он спокойно скользнул к потрохам и одним движением очистил мое рабочее место. Однако, перекусив, уж не уполз в траву, а остался лежать у импровизированной кормушки, развернувшись в мою сторону. Продолжая чистить рыбу, я предложил ему взять потроха с ладони, однако он предпочел большой палец руки. И этот палец откусить не получилось, и уж обиженно удалился в заросли осоки, так и не взяв с ладони предложенную гуманитарную помощь. Интересно, чем руководствовался аспид, выбирая закуску?
Размышляя над этим вопросом, я пошел жарить рыбу. Дымил костерок. Народ резал салаты, варил картошку, потягивал пиво. На соседней стоянке заорала магнитола - из двух плотно утрамбованных пассажирами легковушек, выгружалась прибывшая на выходные молодежь. Потом был долгий, ленивый вечер, несколько омраченный появлением шумных соседей.
Просидев почти до рассвета у костра, я проснулся поздно. Солнце стояло уже высоко и немилосердно поливало землю жестким ультрафиолетом. С небольшого пляжа, общего для нашей и соседской стоянки, доносился девичий визг и хриплый тинейджерский хохот. Я, протерев глаза кулаками, взяв со стола тюбик зубной пасты, а с куста полотенце поплелся к морю умываться.
Ласковые зеленые волны накатывались на сырой песок. Какие-то детишки рыли в нем колодцы и каналы. Пара внушительного вида тетушек, на каком-то необъятном покрывале резалась в дурака, изредка покрикивая на юных архитекторов. Тинейджеры, выгрузившиеся вчера из двух тачек, став вкруг перебрасывались мячом. Видно было, что вчера они хорошо приняли. Изредка, в их круг с глупым хохотом врывался пацан с черной лентой на шее. Он был значительно пьянее других, и его швыряло из стороны в сторону. Девчонки с визгом шарахались от него в разные стороны, а ребята матерились сквозь зубы выталкивая его из круга.
Он пронесся мимо меня, и я почувствовал исходивший от него резкий, неприятный запах - черной лентой вокруг его шеи болтался мертвый уж. Он пьяно хохотнул над своей «удачной» шуткой и мне пришлось сдержаться, чтоб не ударить его в лицо кулаком.