Дуры
Иногда мне кажется, что у меня было очень странное детство. Я родилась и первые десять лет своей жизни прожила в самом центре Петербурга (тогда еще Ленинграда). Мы жили в доходном доме царской эпохи, в коммуналке таких размеров, что в дождливую погоду я каталась на велосипеде дома. Коридор был такой длины и ширины, что можно было дрифтовать и ездить восьмеркой. Но комнат было всего четыре и, соответственно, там жило всего четыре семьи. Всего-то, да? Пятнадцать человек на один унитаз, утром, перед работой.
Комнаты в той квартире были такие же масштабные, как коридор, минимум 30 квадратных метров каждая, с потолками до неба и арочными окнами с лепниной. Три комнаты из четырех. Одна была всего 12 метров, и так сильно почему-то повезло именно нашей семье. Видимо, раньше это был чулан для хранения картошки, сушеных белых грибов и нижних кружевных юбок.
Жить в центре мне очень нравилось. Я училась в школе, в которой когда-то, прости господи, учился Путин, гуляла по Невскому и на салют ходила пешком. Еще у нас был двор-колодец, полностью заасфальтированный, с малюсеньким кусочком травы сбоку и ловкорукими онанистами в окнах подъездов. Но зато с горкой и качелями. А окна нашей комнаты выходили на кожно-венерологический диспансер, уютно разместившийся в чьем-то особняке, сейчас, кстати, перестроенном под отель для первых лиц:
Когда я в детстве слышала «кожно-венерологический диспансер» я думала, что это психиатрическая больница. Ну а какое нормальное заведение назовут диспансером? И так как заведение, на мой взгляд, было совершенно ненормальным, я считала своим долгом наблюдать за его пациентами в настоящий большой морской бинокль, из окна нашей комнаты. Там был стационар и «психи» лежали прямо напротив нашего окна. Я считала себя Шерлоком Холмсом и каждый вечер сообщала папе сводки с полей и последние психиатрические новости.
С этим биноклем моя мама любила ходить на концерты и в театр, отчего все соседи по ряду на сцену не смотрели вообще, а смотрели только на нее. Мне было ужасно стыдно тогда, и я грозным шепотом молила: «Маааам, ну убери его, не позорься!» А она говорила: «А что такого? Прекрасно всё видно».
Удивительное было время. Я помню, как однажды мама по неосторожности прищемила нашего попугая дверью, отчего он тут же ушел за радугу, даже не попрощавшись. Прямо у меня на глазах. Поэтому страдала я недетскими слезами и навзрыд. А потом мама почему-то отправила нас с братом его хоронить. В заасфальтированный двор-колодец. Мне было десять, брату не было года. Мама положила Кешку в пакетик из-под молока (видимо, потому что он был черный изнутри), посадила брата в коляску и закрыла за нами дверь. Это было очень ответственное и торжественное задание для меня. Я напустила на себя скорбь, созвала всех друзей во дворе и медленно и печально катила красную коляску с ничего не понимающим братом и уже всё понявшим попугаем. Целая похоронная процессия, но не плакал почему-то никто, а некоторые даже прыскали смехом и просили дать покатать коляску. Мы долго искали место в асфальте, а потом вспомнили про единственный клочок с травой и наконец-то предали Иннокентия земле. После этого, я написала на бумажке даты его жизни, красиво обвела их фломастером, прикрепила ее к клетке и, больше месяца, ежедневно оплакивала безвременно ушедшего, оставив на память весь его скромный быт: зеркальце для любовных утех, поильник и засохшие какашки.
Когда мне было одиннадцать, мы наконец-то переехали в отдельную квартиру, в спальный район. Это было так необычно. Я помню, как мы подъезжали к нашему новому дому и проезжали мимо какого-то здания. Я спрашиваю: «Мама, это бассейн?» Ну, так выглядело это здание. Вылитый бассейн олимпийского резерва, не хватает только флагов и сборной по плаванию на построении. «Нет, это ЗАГС» - убила меня ответом мама. И с этого дня мой мир перевернулся.
А потом я помню, как взрослые отмечали на кухне новоселье, брат спал, а я сидела в комнате и, не отрываясь, смотрела на люстру. Я такого не видела никогда. К люстре можно было подойти и дотронуться до нее рукой. Прямо так, даже не вставая на стул. Не потому что люстра была в стиле хай-тек и доставала до пола и не потому что у меня гигантизм 4-й стадии. Нет. Просто потолки были низкие. Ну как низкие... Обычные потолки. Но не для ребенка, который вырос в квартире с потолками больше 4-х метров. Я несколько раз проделала этот трюк с люстрой: подходила, дотрагивалась до нее, а потом возвращалась на диван и опять заворожено смотрела наверх. Чтобы поменять лампочку в нашей старой квартире, надо было тащить стремянку, забираться на самый верх, сильно-сильно тянуться и бояться упасть. А здесь такое волшебство.
А еще весь первый год я никак не могла найти дорогу из школы домой и обратно, так как никогда до этого не была в районах, где все дома одинаковые. И каждый день я путала, у какого именно дома мне надо свернуть. Каждый день! Ходила как дурачок. То у аптеки выйду, то у сбербанка. Мои глаза, привыкшие к красоте вокруг, отказывались воспринимать окружающую действительность как архитектуру.
И у меня была тогда одна единственная мечта - когда я вырасту, то обязательно буду жить в центре. Потому что ну невозможно же!
А еще все смеются, что петербуржцы называют подъезд парадной. Ничего смешного, на самом деле. Сейчас да, у меня подъезд, спасибо, что не засанный. А тогда, в том доме, в центре, это была именно парадная. Широченная лестница с низкими комфортными ступеньками и этими штуками… держателями для ковровой дорожки. Камин на первом этаже и галошница! Представляете, как раньше жили? Заходили в парадную, снимали калоши у камина, стряхивали капли дождя с накидки, потирали озябшие руки у огня и, встряхнув кудрявым париком, поднимались по ковровой дорожке наверх. Дамы шелестели юбками и мучились корсетами. А кавалеры держали руки с тростью за спиной и напускали на себя важность. Смешные такие… с палочками ходили. Ну ладно с палочками, а вот эта эпоха, когда мужчины в лосинах и дутых панталонах ходили, это же вообще. Вы мысленно своего мужа в этом представьте… Вышли бы за него замуж? Я бы только по расчету и по залету одновременно. А еще перо в шляпе и бантики на туфлях. Тогда таких называли принцами, а сейчас - геями:
Так же и со школой было. Та школа, в которую мы вместе с Путиным ходили, была, как и всё в центре, масштабной. Широкие гранитные лестницы, актовый зал отдельно от столовой и импортная жвачка, которой нас угощали американцы из соседнего посольства США. Сейчас это звучит как рассказ про педофилов, а тогда было совершенно нормально. Просто улыбчивые люди, просто угощали и иногда фотографировали нашу радость и восторг. А потом я переехала в спальный район, пришла в новую школу и обалдела. Стены зеленого болотного цвета, узкие лестницы… И дети, которые почему-то в столовку бежали как будто это не коридор, а дорога жизни и блокаду Ленинграда наконец-то сняли. Я даже поддалась одно время массовому психозу и бежала вместе со всеми. Бежала без оглядки и через ступеньку. А один раз бежала и вдруг кто-то резко, прямо передо мной, открыл в коридоре дверь, и меня внезапно отбросило на три метра назад. Но я тут же вскочила и, как ни в чем не бывало, побежала дальше еще быстрее, сквозь боль и обиду. Трудно себе вообразить, насколько был силён голод. Особенно если вспомнить, что все бежали, чтобы купить один пирожок.
И свой первый урок в новой школе я тоже как сейчас помню. Он закончился, и я крайне интеллигентно спросила у девочки, сидящей впереди меня: «А следующая у нас что, алгебра?» А она медленно повернулась, смерила меня презрительным взглядом и ответила: «Ты что, дура?» Я тогда не нашлась что сказать. Ну, вы понимаете… гранитные лестницы, ковровые дорожки и всё такое.
А потом эта девочка стала моей лучшей подругой и самым близким человеком на всей земле. А потом мы, впервые за 15 лет дружбы, поссорились из-за пустяка и вот уже 8 лет не общаемся… И скучаем друг по другу как сумасшедшие. Я точно знаю. Так же точно, как и то, что мы обе дуры.
А вообще я сидела-сидела и вдруг, бац, мысль в голове появилась - отличная тема для поста. Вспомнила что-то прямо офигенное. И села писать. Вот это всё написала, а то, ради чего села писать, забыла. И второй день не могу вспомнить!